– Ну говори, говори…
– А что тут скажешь, сейид? – И Элбег снова хлебнул из чашки, проливая на грудь. – Тахир приказал Меамори с Иэмасой взять под стражу, так?
Сейид согласно покивал – и принял из рук мальчишки другую чашку, на этот раз с финиковым вином.
– Взять под стражу, – принялся загибать грязные пальцы Элбег, – заковать и вывезти из лагеря. И где-нибудь в уединенном месте тихо порешить.
– Во-от как, – задумчиво протянул господин нерегиль и прижмурился. – Откуда ж тебе известно про «порешить», о сын Джарира?
– А купец сказал! – счастливо махнул чашкой джунгар – и на этот раз пролил все. – Тьфу, всю кошму заплескал…
– Какой еще купец? – сердито гаркнул Тарег.
– Да вот же ж купец! – махнул освободившейся рукой Элбег и заржал. – Я ж о чем и говорю, сейид! Каид, что вез этих двоих на смерть, оказался страсть какой жадный до денег! И надо же было такому случиться, что этот страсть какой жадный каид повстречал такого же сребролюбца, из тех, что готовы родную маму продать за динар, если его в базарный день торгуют по полному курсу!
– Узнаю ученика харатского медресе по классу словоблудия и хадисов, – пробормотал нерегиль и хлебнул вина. – Валяй, жарь дальше…
– Во-оот, – развел ладонями Элбег, – так они повстречались, сели в окрестностях Манамы под пальмочку…
– Манамы? – удивился Тарег. – Это ж в двух днях пути от аль-Хаджара! Долго искал наш каид уединенное место, ничего не скажешь…
– Вот и я о чем, сейид! – расцвел Элбег. – Только думаю я, что доблестный воин искал не столько уединенное место, сколько знакомого купца. И вот они сели под пальмочку, – и джунгар растопыренными пальцами показал пальмовые листья, мол, «дерево – во!», – и сторговались! Сторговались!
И Элбег счастливо хлопнул себя по колену ладонью.
– Молодцы, – одобрил все нерегиль и снова пригубил из чашки. – Дальше, Элбег.
– В общем, каид заключил выгодную – как он думал – сделку, а счастливый басрийский купец отвесил ему золото и стал обладателем двоих невольников-сумеречников, обученных ратному делу.
– Чудесно, – пробормотал Тарег. – А как ты про все это узнал, о Элбег? И что, во имя сторожевых башен Запада, сталось с тем купцом?
– А узнал я очень просто. – Маска дурашливого веселья разом сползла с лица джунгара. – Тахир – он же просто завистливый идиот, сейид. И взял не того. Не Иэмасу нужно было брать. Уж если кому скручивать на пару с Меамори голову, так это Ариваре. Потому как именно Аривара в Движущейся гвардии ведал шпионской сетью.
– Быстро получили голубя? – тихо поинтересовался Тарег.
– На следующий день после того, как в порт Манамы пришел купец с караваном рабов. За двоих по рукам и ногам скрученных и башкой во вьюк запихнутых сумеречников ему пришлось дать на лапу таможне, и наш человек быстро предупредил, что в задрипанном-задрипанном порту есть темный-темный склад, а за ним стоит старый-старый сарай, в котором…
– Я понял, – резко сказал нерегиль.
– В том-то сарае мы купца и повесили. Вместе со всеми приказчиками. Прямо на балке. Предварительно оскопив.
Тарег в это время отпивал из чашки и потому просто одобрительно покивал, поощрительно приподняв палец.
– Да, сейид. Именно так. Во всем должна быть законность. За контрабандную торговлю рабами полагается именно оскопление, а не отсечение, скажем, головы. Единственно, закон требовал после оскопления утопить их в выгребной яме, но ямы рядом, увы, не оказалось. Пришлось повесить.
– Простительный промах, – отмахнулся нерегиль.
И мягко поинтересовался:
– А что же сребролюбивый каид?
Элбег тихо ответил:
– А вот каида мы, сейид, отвели в уединенное место, закопали по шею в землю и так оставили. Ну, кошелек с вырученным золотом рядом положили, конечно. Мы ж не воры какие…
– Закопали по шею в землю, говоришь?..
– Некоторые вещи не должны быть легкими, – тонко улыбнулся сын Джарира.
– Согласен, – задумчиво проговорил Тарег.
И, крутя в ладонях опорожненную чашку, добавил:
– Когда этот поход наконец-то закончится, напомни мне, о Элбег, что я должен сжечь город под названием Басра. Предварительно утопив в выгребной яме всех тамошних работорговцев.
В ответ молодой джунгар только вздохнул.
– Что такое?
– Я напомню, сейид. Да только ничего из этого не выйдет.
– Я знаю, о Элбег, – сухо ответил нерегиль. – Но, согласись, даже у такого сына злосчастия, как я, есть право на мечту.
– Безусловно, сейид, – уважительно кивнул джунгар.
Тарег неожиданно встрепенулся:
– Да, и скажи мне, над чем ты все-таки ржал? Неужели купец, который из-за жадности потерял собственные яйца, это настолько смешно, что нужно прыскать на кошму кумысом?
Тут Элбег хлопнул ладонями по коленям и залился счастливым смехом:
– Да нет же, сейид! Нет! Я ж над чем ржал? Над господином Меаморей я ржал, чуть не надорвал животик! Господина Меаморю-то как из рудников вербовщики вытащили, так он обкорнанный до полной лысости был и через то очень сердитый! И все растил хвостик свой воинский на затылке! Хвостик-то куцый был, но он его через не могу прихватывал и торчать заставлял!
– Ну?!
– Ну и чё?! Вытащили мы его из сарая, гля – а его опять остригли! Господин Меамори – без хвоста-аааа!..
И Элбег, а с ним все сидевшие в шатре джунгары, полегли в диком хохоте.
– О боги… – тихо сказал Тарег и закрыл ладонями лицо.
Молчавший до сих пор черный кот приоткрыл один глаз и заметил:
– Джунгарский юмор.
Отсмеявшийся Толуй вдруг ахнул и снова ткнул Элбега в бок:
– Ой, хан, совсем ты забыл!
– Чего забыл?.. – отозвался сын Джарира, все еще вытиравший рукавом выбитые смехом слезы.
– Чо со шнырьком-то делать?
– Ох ты ж, сейид, прощенья прошу, я забыл совсем! – вскинулся Элбег. – Бродил тут все один такой долговязый в ашшаритской одежде, шнырял и глазами зыркал.
– И что? – сморщился нерегиль. – С каких это пор тебе нужно мое разрешение на то, чтобы повесить шпиона?
– Да он все брыкался и орал, что очень желает видеть халифа! – захихикал Элбег. – Вообразите, сейид, эта голодранская срань – желает видеть халифа! Га-га-га-ааа!!!
И джунгары опять повалились друг на друга в приступе хохота.
Кот опять приоткрыл один глаз:
– Я прямо весь обзавидовался, Полдореа. Смотри, как мало нужно людям для счастья.
Нерегиль слабо улыбнулся и сказал:
– Ну что ж, пойдем посмотрим на твоего шнырька, о Элбег…
– Сейид, да давайте мы его сюда приволочем!..
Но Тарег уже откидывал полотнище на выходе из шатра.
Поспевая следом, Элбег пропыхтел:
– Мы его к коновязи привязали, сейид!
Осторожно ступая между конскими яблоками, нерегиль подошел к длинной жерди, у которой топали копытами и мотали мордами привязанные лошади. Кроме лошадей, к жерди за локти был привязан грязный человек в драном халате. Сплюнув кровью с разбитых губ, тот поднял украшенное кровоподтеками лицо и прищурил подбитый, заплывающий синим глаз:
– А вы злопамятны, господин нерегиль.
Тарег холодно улыбнулся, заложил руки за спину и несколько раз перекатился с пятки на носок. И наконец ответил:
– Нет, не злопамятен. Если б я был злопамятен, я бы приказал распять всех ваших людей. Однако их всего лишь посадили под замок. Заметьте – даже не в подвале.
Привязанный человек снова пустил кровавую слюну с распухших губ. И сделал попытку криво улыбнуться.
– Кто это, сейид? – тихо поинтересовался из-за плеча нерегиля Элбег.
– Перед тобой Абу аль-Хайр ибн Сакиб. Вазир барида, начальник тайной стражи, тень за троном и прочая, прочая, прочая, – серьезно проговорил Тарег.
И, уже поворачиваясь спиной, небрежно приказал:
– Да отвяжите же его, в конце концов. И да, Аривара!
– Я здесь, Тарег-сама, – мурлыкнул словно из ниоткуда возникший аураннец.
– Выпусти из сарая его шпиков.
– Слушаюсь!
Приобернувшись, нерегиль посмотрел на висящего на коновязи человека и насмешливо проговорил:
– Хотя, по правде говоря, я бы на твоем месте их прогнал, о ибн Сакиб. Из них никудышные агенты, поверь мне.
И, развернувшись, пошел прочь, мурлыча под нос песенку – видимо, на своем родном языке.
* * *Опытный глаз тут же бы заметил, что халифский шатер разбивали неумелые руки.
Занавеси криво наброшены на палисандровые балки, полотнища внутренних шелковых пологов задрапированы неровными складками, а кое-где попросту смяты. Жилую половину отделяет деревянная решетка, а на золоченые клетки ее плетения не навешено ни единого ковра.
По правде говоря, увидев ковры, любой евнух-управитель всплеснул бы руками от ужаса и ринулся бы распекать слуг: разве это ковры, вскричал бы он! Это бедствие из бедствий!
А поскольку шатер ставили, конечно, джунгары, то на ханское место поверх харасанских бесценных ковров они настелили белый войлок. Точнее, войлок этот когда-то был белым. Но лет десять назад немного поменял цвет.
