Мост - Владимир Голубь

Хлынул дождь.

Предательски хлынул, без предупреждения. Без запаха, без темных туч. Ни грома, ни молнии. Просто взял вдруг и хлынул, и небо за несколько мгновений заволокло непроглядным мраком, закрывшим собой луну и звезды.

Я стоял на опушке леса. За те несколько минут, что добежал до деревьев, успел промокнуть насквозь и сейчас мелко дрожал от холода, прикрываясь от яростно лупящих по земле капель кроной невысокого лиственного деревца.

В желудке было пустовато. Отчаянно хотелось есть, но все запасы давно истощились. Что уж говорить, я и досюда добрался едва, по пути перебиваясь то грибами, то кореньями. Природа здесь оказалась гадкой, жадной до ужаса, и чтобы найти что-нибудь мало-мальски съестное, приходилось постараться. Впрочем, по большей части и то пованивало гноем и гнилью.

Скверное место, как описал бы его мой отец.

Я смотрел на деревню. С десяток мелких деревянных домиков, ютившихся за покошенным забором через узенькую речушку. От этого берега к ней вел небольшой мост, явно не внушавший никакого чувства надежности. Что уж говорить, даже сейчас, при почти отсутствующем ветре, он, казалось, слегка подрагивал, едва ли не сносимый слабым течением.

Деревня выглядела заброшенной. Никаких тебе огней, поляна поросла высокой травой. Стояла тишина, не было слышно ни овец, ни каких-либо еще домашних животных. Только тишь да стук дождя. Если бы не последний, можно было и вовсе спутать это зрелище с умелой картиной какого-нибудь художника, настолько статично все выглядело.

Я нагнулся и набрал с поверхности лужицы немного воды в ладонь, чтобы смочить язык. Рисковать пить я бы не стал, а немного влаги, дабы не пересыхал рот, уж точно не навредит.

Дождь лил уже с получас. Что удивительно, пропитанный гнильцой воздух даже не думал очищаться, становясь даже еще тяжелее, оседая этой тяжестью где-то в нижней части груди.

Подняв голову, я окинул взглядом небо, обратившееся в одно невзрачное темно-серое марево.

С другой стороны, может, это и к лучшему. Говорят, всякая скверна боится чистой воды. Остается только надеяться, что здешняя умеет подчиняться правилам и не станет жульничать.

Я покрепче обхватил пальцами правой руки тяжелую дубинку, обитую для надежности у конца толстым слоем железа. Выбор оружия был совершенно очевиден: в отличие от мечей и копий, эта дура не застревает, тратя драгоценное время. Знай только, маши по кругу и радуйся.

В кармане завалялся последний махонький кусочек вяленого мяса, твердого как подошва. Я хотел сберечь его хотя бы на часть обратного пути, но вид заброшенной деревни внушал тревогу. Словно злой дух, умостившийся на плечах, нашептывал, пытаясь внушить страх. Говорил, что живым я в следующий день не войду.

— К черту!

Промокший, грязный, голодный и злой – точно бродячая псина, ничего не сказать. Хоть сейчас накидывай шкуру и вой печально на луну.

Еще бы появилась, коза драная…

Зубы неприятно ныли, пытаясь раскусить эту сволочь. Пришлось постоять еще немного и размочить кусок слюной, чтобы как-то пережевать в мягкую массу и через силу проглотить.

Брюхо спасибо явно не скажет.

Хлебнув еще каплю воды из лужи, я пару раз вдохнул-выдохнул и легким бегом припустил в сторону моста. Несмотря на ливень, землю под ногами еще не успело размыть, и ступать удавалось весьма сносно.

Чавк-чавк… Чавк-чавк…

За пару мгновений я преодолел расстояние до речушки. Шла она откуда-то с востока, уходя за горизонт, и, огибая деревню, текла на юг, питая местное озерцо. Тоже скверное, должно заметить. За весь вчерашний день я не увидел там ни одного зверька. Даже птицы как-то его побаивались, предпочитая облетать стороной.

Мостик постукивал. Бревна качались в такт течению, будто худое суденышко в открытом океане.

Я на пробу постучал по мосту ногой, и тот послушно отозвался перестуком. Но все же устоял, поэтому я на удачу сплюнул через плечо и в пару легких длинных прыжков перемахнул на ту сторону.

Хрясь!

Стоило мне оказаться на противоположном берегу, как за спиной что-то хрустнуло, хрюкнуло, и в воду свалилось одно из центральных бревен. Речушка подобно хищнику, ухватившему свою добычу, тут же унесла ее прочь, а мост сразу же ухнул вниз, просев и уйдя целиком под воду.

— Тц!.. — я цокнул языком.

Хоть его и не снесло полностью, я бы не стал пытаться перейти по нему обратно. Скорее вместе с бревнами утопнешь, чем сухим останешься. Лучше уж по старинке, вплавь, когда погода немного уляжется.

Широкая тропинка к деревне едва виднелась через заросли травы, но тут уж сложно было ошибиться с направлением.

Опустив дубинку вниз, чтобы не напрягать зазря руку, я взял во вторую короткий ножик с обтянутой кожей рукояткой и неспешно зашагал вперед. Даже расслабленно – это позволяло не дать клекочущей внутри тревоге выйти наружу.

Тропка не вихляла. Была прямая, как ствол молоденького деревца. Обычно в здешних местах разбивали деревни на холмах, как и в этом случае, и тропы изгибались, чтобы легче было вести вверх телеги. Эта же… Не знаю. Была вот такой вот неправильной.

Или я просто много думаю?

Холодные капли стучали по глубокому капюшону, защищавшему глаза. Я уже чувствовал, как промокают портянки, неприятно облепляя стопу, но старался не обращать внимания на мелкие неудобства. Все же в дождь было выходить лучше всего, хорошая примета. Авось и правда поможет.

Остановился у забора. Хотя с какой стороны забор… Бревна покороче в землю, бревна подлиннее поперек, вот и весь забор. Разве что домашнюю животину наружу не пускать, но вряд ли он способен был защитить от чего-то извне.

У входа торчала вверх тонкая палка метра в полтора высотой. Она, как и ее окружение, от времени тоже покосилась, а маленький череп, нанизанный сверху, глухо стучал, мучимый безжалостным дождем.

Пустые глазницы бесстрастно смотрели на мир. Неровный ряд верхних зубов беспомощно скалился, светя большими промежутками и болезненной чернотой.

Я потрогал шероховатую костью, выщербленную всеми ветрами. Размер явно не взрослый, скорее детский. Лет шесть. Даже непрорезавшиеся коренные зубы сохранились, придавая черепушке жутковатый нечеловеческий вид, будто чудище какое.

От этого зрелища я передернулся. От греха подальше сбил череп на землю и размозжил одним крепким ударом каблука.

Кость под ногой хрустнула, и осколки вдавились в мокрую почву.

— Мерзость.

Дубинка и нож почему-то перестали придавать чувство защищенности. Вроде как ничего особенного, и все же тревога, почуяв пищу для своего костра, зашевелилась с новой силой.

Избушки молчали.