Урсула Ле Гуин - Волшебник земноморья

Остров Гонт, одинокая гора, чья вершина на милю возвышается посреди исхлестанного штормами Северо-Восточного моря, всегда славился своими волшебниками. Из его селений, разбросанных по горным долинам, из портов на берегах темных узких заливов немало гон-тичей уходили в города служить в качестве магов и волшебников при дворах Властителей Архипелага или же, в погоне за приключениями, странствовали по всему Земноморью и, творя свою магию, постоянно перебирались с одного острова на другой. Среди них, как говорят, самым великим волшебником и несомненно величайшим из путешественников был человек по имени Ястреб-Перепелятник, который со временем стал Повелителем Драконов и Верховным Магом. Жизнь его воспета в «Деянии Геда» и множестве песен, но рассказ наш относится ко времени, когда он еще не достиг славы, задолго до того, как были сложены песни.

Родился он в деревушке Ольшанники, затерянной высоко в горах, прямо над Северной Долиной. Внизу под деревней пастбища и пашни спускаются по склонам до самого моря, а в излучинах реки Ар лежат небольшие городки. Выше деревни тянется сплошной лес, который взбирается по хребтам и где-то в заоблачных высях достигает скал и ледников.

Имя Дьюни дала ему мать. Жизнь и имя — это все, что она успела дать сыну, так как умерла, когда ему не исполнилось и года. Отец, деревенский медник, был человеком угрюмым и неразговорчивым, а шестеро братьев, все много старше Дьюни, один за другим покидали отчий кров — кто подался в землепашцы, кто в моряки, а кто в кузнецы в городах Северной Долины. Так что в детстве некому было приголубить и наставить мальчика. Поэтому и рос он как сорная трава — высокий живой подросток, горластый, вспыхивающий, как порох, чуть что придется не по нраву. Вместе с несколькими деревенскими ребятишками он пас коз на высокогорных лугах над источником. Когда он окреп настолько, что мог раздувать длинные мехи, отец приспособил его к кузнечному делу и взял себе в подмастерья, щедро расплачиваясь с ним тумаками и колотушками. Но Дьюни не так-то просто было заставить работать — всякий раз, когда он был нужен, его не оказывалось на месте. Он забирался глубоко в лес, плавал в заводях реки Ар, быстрой и холодной, как все гонтские реки, по скалам и крутым откосам поднимался на вершины гор над лесом, откуда открывался бескрайний морской простор, где за Перрегалем кончались острова.

В той же деревне жила родная сестра его покойной матери. Она делала для него все, что положено, когда он был младенцем, но у нее хватало своих дел, и, как только он подрос и мог позаботиться о себе сам, она потеряла к нему интерес. Но однажды, когда ему было семь лет и он еще ничего не знал о том, что на свете существует магия, он услыхал, как тетка проговорила какие-то слова, похожие на стишок, козе, которая забралась на соломенную кровлю дома и теперь боялась с нее спрыгнуть. Услыхав стишок, коза тут же соскочила вниз.

На следующий день, когда Дьюни пас длинношерстных коз на лугу у Крутого Откоса, он выкрикнул теткин стишок, смысла которого не понимал:

Он крикнул громко, во весь голос, и козы разом сорвались с места и бросились к нему. Они бежали быстро и совершенно бесшумно. Он видел устремленные на него желтые глаза с темными узкими палочками зрачков.

Он рассмеялся и снова выкрикнул стишок, который давал ему такую необъяснимую власть над козами. Между тем козы подошли почти вплотную — они топтались вокруг, толкая друг дружку. Ему вдруг стало страшно — его пугали их твердые, в складках, рожки, загадочный взгляд, странное молчание. Он сделал попытку вырваться и убежать. Козы, сбившись в кучу, кинулись за ним следом. В конце концов они всем скопом ввалились в деревню — козы, сгрудившиеся так тесно, словно их стянули одной бечевкой, и в центре орущий, зареванный мальчик.

Деревенские жители высыпали на улицу — они всячески поносили коз и потешались над мальчиком. В толпе была и тетка Дьюни, но она, в отличие от остальных, не смеялась над ним. Она сказала что-то козам, и те, избавившись от чар, сразу же заблеяли и разбрелись, пощипывая траву.

— Пойдем со мной, — сказала тетка мальчику.

Она привела его в хижину, где жила в полном одиночестве. Детей обычно тетка сюда не пускала, да и сами дети, по правде говоря, боялись близко подходить к ее жилью. Хижина была низкая, без окон, насквозь пропахшая сухими травами, гирляндами свисающими с потолочной балки, — тут были мята и желтый лук, тимьян, тысячелистник, ситник и хвощ, куриная слепота, пижма и лавр. Тетка уселась, скрестив ноги, у очага и, глядя на мальчика из-под черных спутанных косм, падавших ей на лицо, спросила, что он сказал козам и знает ли он, что это за стишок.

Увидев, как, сам того не ведая, он так сильно околдовал коз, что они откликнулись на его зов и пошли за ним, она решила, будто мальчик несомненно обладает магическими способностями.

До сих пор племянник не занимал никакого места в ее жизни, но сейчас ведьма смотрела на него другими глазами. Похвалив его, она сказала, что знает много таких стишков и, кроме того, может научить его заклинаниям — стоит только их произнести, как улитка выставит рожки из раковины, а сокол спустится с неба.

Дьюни обрадовался.

— Давай поскорее научи меня! — воскликнул он с жаром, довольный тем, что тетка похвалила его за сметливость, — о том, как его напугали козы, он уже успел начисто забыть.

— Но ты должен обещать мне, что никому из детей не выдашь тайны и не раскроешь имен, которые я тебе назову, — предупредила тетка.

— Обещаю, — ответил он с готовностью.

Ведьма улыбнулась его детскому нетерпению.

— Вот и отлично, — сказала она. — Но на всякий случай я скреплю обещание: я заговорю твой язык, и он перестанет слушаться, пока я снова не развяжу его. Но даже после того, как к тебе вернется речь, ты не сможешь произнести имена, которым я тебя научу, если поблизости будет кто-то посторонний. Мы ведь должны хранить секреты нашего ремесла.

— Ну хорошо, — сразу же согласился мальчик. У него и в мыслях не было делиться своей тайной с кем-либо из товарищей — напротив, ему всегда нравилось знать то, чего другие не знали, и делать то, что другие не умели.

Он сидел неподвижно и смотрел, как тетка стянула сзади узлом свои нечесаные космы и туго завязала пояс. Затем она снова села, скрестив ноги, и стала бросать в огонь охапки листьев — дым заполнил все темное пространство хижины. Потом она вдруг запела — голос то понижался до шепота, то поднимался до самых высоких нот, будто пела не она, а кто-то другой у нее внутри. Она пела и пела, и мальчик уже перестал понимать, бодрствует он или дремлет. Все это время старый ведьмин пес, который так ни разу и не залаял, глядел на него, не мигая, красными от дыма глазами. Ведьма заговорила с Дьюни на непонятном языке и велела повторять за ней какие-то стишки и слова, пока не околдовала его так, что он не мог двинуться.