"Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мертвых воскрешал,
Потому что если не любил,
Значит, и не жил, и не дышал…"
В. Высоцкий.
Ему нравилось путешествовать в одиночку. По правде сказать, он еще никогда этого не делал, но был уверен на все сто, что ему понравится. Горная местность его принципиально не привлекала, море — тем более, и он мечтал уехать в один прекрасный день в какую‑нибудь деревню, самую настоящую деревню, с маленькими домиками, низкими оградами, множеством деревьев и озерцом или, на худой конец, прудом неподалеку. Как раз это было в данный момент совершенно невозможно. Речь шла о том, чтобы исполнить предыдущую мечту, а следовательно, вторая, хоть и не самая глупая и несуразная в мире, должна была подождать. Если его дело выгорит, никто уже не сможет потом сказать, что в таких случаях нужно непременно поднимать белый флаг.
Грабить отечество — это, своего рода, преступление, но все‑таки: как же иначе выкупить родовое поместье с его обширными окрестностями? Альтруизм и честность, если на то пошло, давно не в моде, так к чему петь им дифирамбы и жить на жалкие остатки былой роскоши? Да еще и помощи у кого‑нибудь просить? Нет уж, к черту все эти сомнения, настало время действовать!
Кофе был почти готов. Он не добавил в него ни молока, ни сахара, за отсутствием этих основных продуктов питания в течение вот уже двух недель, медленно выпил две чашки, между делом недовольно рассматривая квартиру, точнее, комнату, где ему теперь приходилось жить. Ах да, здесь, должно быть, жил какой‑то деклассированный элемент (каковым он теперь и сам являлся), да еще и с массой вредных привычек: например, бывший обитатель квартиры любил писать на обоях распространенные предложения о своих ежедневных эмоциях по тому или иному поводу, аккуратно раскладывать разнородный мусор по разным углам и коллекционировать перегоревшие лампочки. Даже с помощью волшебной палочки ликвидировать его «шедевры», полные поэтического жара, не удалось: нынешний жилец плохо разбирался в хозяйственных заклинаниях. Впрочем, месяц назад он торжественно пообещал сам себе, что скоро все это кончится.
В дверь постучали. Что, он еще и сам открывать должен? И почему он никак к этому не привыкнет? С глухим бормотанием он подошел к двери и, с трудом справившись с ржавым замком, открыл ее. На пороге стояла светловолосая девушка, с широко распахнутыми голубыми глазами, одетая, как всегда, причудливым образом и, ко всему прочему, державшая в руке маленькое зеркало.
— Что это? — спросил он, без всякого приветствия.
— А, это? Специальное зеркало с ультратонким стеклом — приманка для морщерогих кизляков.
Больше ему ничего знать не требовалось.
— Я сейчас занят, — кратко сказал он и нетерпеливо взглянул на нее.
— Но мы вчера договорились, что…
— Да, да, я знаю, но… Знаешь что, у меня есть дело, очень серьезное и важное, которое может изменить всю мою жизнь, поэтому мне необходимо все продумать, ясно?
— Ты еще не устал от серьезных дел?
Если бы это сказала не она, а, к примеру, Поттер, то он бы дал ему хорошего пинка, не раздумывая. Но с ней все было как‑то иначе, и ему почему‑то не хотелось больше обижать ее. Тем более что он уже успел расстроиться.
— Ну, что ты там стоишь, заходи уже! — он отступил в сторону, и она осторожно зашла в грязный, обшарпанный коридор, сняла свои фиолетовые ботинки и удобно устроилась на диване. На ней была изумрудная мантия без капюшона и удивительные носки пурпурного цвета с лиловыми полосками. Он подумал, что прохожие, должно быть, до сих пор стоят столбняком, после того как это радужное явление прошло мимо них, напевая привычную колыбельную для фестралов.
— Сегодня папа хотел запереть меня дома, не понимаю почему, — пожаловалась она, но ее взгляд при этом был, скорее, отсутствующим, что его тоже не удивляло. — Возможно, он всерьез полагает, что лучше бы мы с тобой не подружились.
«Что само собой разумеется», — с раздражением и отвращением подумал он, именно ее отец всегда являлся камнем преткновения для их общения.
— Я думаю, мы могли бы встречаться где‑нибудь в другом месте, не у тебя, — задумчиво продолжила она. — Я много думала над этим, и знаешь что? Самое подходящее место — дом Джинни, там днем никто не разгуливает.
Она намеренно сказала «дом Джинни», хоть это и было довольно глупо. Дом Джинни! Эта Уизли еще долго не будет хозяйкой этого дома, поскольку проклятый Поттер сильно тормозит. В конце концов, раньше этот дом принадлежал Блэкам, а также его матери. При этой мысли он ощутил ярость: и какого дьявола он должен ютиться в этой дыре, когда…
Она посмотрела на него и неуверенно улыбнулась.
— Мы могли бы прогуляться, если эта идея тебя не вдохновляет.
— Да, это мне куда больше по душе, а теперь… как я уже сказал, мне нужно срочно кое‑что уладить!
— Понимаю. Я с порога поняла, что… что‑то не так.
— Что, например? — напряженно спросил он.
Она вздохнула.
— Ты опять что‑то замышляешь. И тебе очень важно, чтобы никто об этом не знал, я права? Можешь не отвечать, я и так все прекрасно вижу. Мне очень–очень жаль, я и вправду не хотела этого для тебя.
— Что ты плетешь? Или ты хочешь видеть меня работающим? То есть подметающим улицы и моющим машины. Машины маглов, так, что ли? Ах да, как я мог забыть, можно еще чистить метлы и испытывать при этом кучу интересного и позитивного. А может, ты опять споешь мне песню про учебу и книги? Я сыт этим по горло и собираюсь заняться чем‑то стоящим, чтобы ты знала! И я дошел до этого, заметь, без твоих советов!
— Нет, — прошептала она, — я не это имела в виду.
— Отлично, я тоже! — он зашел слишком далеко, и теперь нужно было срочно успокоиться и поговорить с ней по–другому. — Ты есть хочешь? У меня еще остались деньги, мы могли бы…
— Но ты ведь занят, я поняла, мне дважды повторять не нужно, — она легко встала, надела ботинки и мягко прибавила: — На реке я видела двух бранденбургских гарпий, попробую их поймать, может, тогда папа не будет на меня больше злиться! — и она молниеносно испарилась, лишь серебристые волосы блеснули в солнечном свете. Он долго смотрел ей вслед, не закрывая уныло скрипевшую дверь.
А ведь она стала куда лучше выглядеть, по мере развития их отношений. Стала больше следить за собой, даже красилась иногда. Как это раньше он не замечал, что ей, в общем‑то, и не нужна была косметика? Просто она хотела произвести на него какое‑то впечатление, подстроиться под «обыкновенную» девушку. Однако то, что она при этом оставалась необыкновенной во всех отношениях, все равно было заметно при каждом ее слове, взгляде, жесте, шаге… Ему было с ней интересно, хоть он и не смел себе в этом признаться. Она постоянно говорила о столь увлекательных вещах, что они ему даже снились по ночам в самых невероятных интерпретациях. И это притом, что, по большей части, это были всякие абстрактные понятия, фильмы без сюжета, которые она умудрилась когда‑то посмотреть в магловских кинотеатрах, люди, которых он никогда не знал, далекие страны и города, в существование которых она верила. Эта девушка определенно прилетела с другой планеты, а он никак не мог понять, как спустить ее с небес на землю. В конечном итоге, невозможно бесконечно говорить о том, чего никогда не случится, и целые ночи просиживать на берегу какого‑нибудь заросшего пруда, целуясь, не глядя друг другу в глаза, и думая каждый о своем. И все это тянется больше двух лет…
