Гарри Поттер и Зеленые Топи
В камине пылал яркий огонь, и в комнате было тепло и уютно. Медленно и лениво тикали часы. Внезапно минутная стрелка слегка вздрогнула и замерла. Человек, сидящий за высоким столом из красного дерева, украшенным богатым узором, взмахнул волшебной палочкой, и часы с легким скрипом возобновили свою однообразную работу. Человек за столом был явно чем‑то недоволен: он шевелил губами, хмурил брови и поглаживал свою длинную черную бороду. Перед ним лежали странные чертежи, и было сразу ясно, что никто, кроме него, не мог разобраться в них, поскольку это все же были его собственные разработки. Все эти замысловатые схемы и графики были на самом деле результатом многодневных трудов и длительных наблюдений за жизнью школы и, несомненно, должны были пойти ей на пользу. Человек выпрямился и взглянул в окно, улыбаясь своим мыслям. Все было не напрасно: все усилия, все изыскания, вся надежда… Мир для волшебного сообщества был гарантирован на долгие годы, началась эпоха всеобщего образования, а он и его друзья были все еще сильны и готовы ко всему, только… внутренние разногласия — вот что беспокоило его уже очень давно. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что союз четырех величайших чародеев своего времени долго не протянет. Очередное напоминание самому себе об этой неизбежности взволновало волшебника: он порывисто встал и начал мерить шагами кабинет, оформленный в стиле ранней готики. Что он будет делать, если не останется другого выхода? Его воля была сильна, намерения — чисты, но то, что происходило, приводило его мысли в полный беспорядок и хаос. Звали этого человека Годрик Гриффиндор.
С момента первой серьезной ссоры прошло уже много лет, и Салазар Слизерин вроде бы смирился. Как бы то ни было, он больше не развивал вслух свои идеи, не угрожал древними проклятиями, и внешне все оставалось по–прежнему, однако Гриффиндор постоянно был начеку. Ему было невыносимо жаль терять своего лучшего друга. Хельга Хаффлпафф неустанно повторяла, что все еще наладится и отношения можно будет спасти. Милая, добрая Хельга. Для себя Гриффиндор уже давно осознал, что он потерял Салазара Слизерина. Истинные намерения последнего не давали ему покоя. Впрочем, Ровена Рэйвенкло тоже ничего о них не знала, хотя она была единственной, кто мог знать хоть что‑то. Она лишь пожимала плечами в ответ на вопросы, которые ей задавались, и оставалась невозмутимой и чуточку печальной. Их отношения со Слизерином были сложными, хотя и многое успели выдержать, но она предпочитала молчать об этом, и даже Хельге, ее лучшей подруге, ничего не удавалось у нее выяснить. Гриффиндору оставалось лишь надеяться, что Ровене и в самом деле было нечего скрывать.
Чтобы отвлечься, он вновь погрузился в свои проекты. Все же значительная перемена погоды не ускользнула от его внимания: ветер яростными порывами бился в оконные стекла и разрывал пожелтевшие листья на деревьях, дождя не было, на горизонте сверкали ослепительные зарницы. Древние всегда обращали внимание на природные знамения, только так им порой удавалось предупредить своих потомков о крупных катастрофах. Годрик Гриффиндор какое‑то время сидел над чертежами, не испытывая ни малейшего желания работать, затем он свернул с досадой свитки пергамента, бросил их в ящик стола, и в этот самый момент услышал на лестнице шаги. Он знал эти шаги: они были одновременно тяжелыми и быстрыми, как будто крадущимися. Он положил обе ладони на стол и принял безмятежный и непринужденный вид.
Дубовая дверь отворилась. Рассерженный Слизерин ворвался в кабинет. Без каких‑либо слов приветствия, он тотчас подошел к столу и сел в свободное кресло напротив Гриффиндора. В следующий момент он выглядел уже абсолютно спокойным. Медленно соединив длинные худые пальцы, он начал пристально разглядывать своего старого друга. Гриффиндор отвечал ему тем же, гадая, о чем тот собирался говорить. Однако Слизерин, по–видимому, не торопился. Это был довольно привлекательный и хорошо сложенный мужчина, с благородными чертами лица, но в его глазах присутствовало нечто странное и тревожное, что Гриффиндор заметил лишь несколько месяцев назад. Это была черная тень — плохой признак, но ни сам Гриффиндор, ни две подруги — Хельга и Ровена — не спрашивали его о том, чем он занимался и где бывал в последнее время. Еще великий Мерлин писал в своих трудах, что ни один волшебник не может интересоваться Темными искусствами, не испытывая при этом их влияния, вплоть до полного порабощения. Эти труды, разумеется, были прекрасно известны Слизерину. Но, будучи уверенным в правильности своих поисков, он никому не позволял себя переубедить.
— Итак, что же привело тебя сюда, мой друг, — спросил, наконец, Гриффиндор, — да еще в такую непогоду и в столь поздний час?
— Дела, Годрик, дела, — меланхолично ответил Слизерин.
— Если ты снова хочешь обсудить наш последний серьезный разговор, можешь себя не утруждать.
— Как ты можешь предполагать такое? Тебе по душе маглорожденные — на здоровье! Я уже давно свыкся с тем, что мое мнение здесь не ценится. Это скажется после на всех вас, можешь мне поверить, а теперь… я хочу предложить нечто совершенно иное.
— Это касается благоустройства школы?
— Не совсем, — Слизерин криво улыбнулся и замолчал.
Гриффиндор ждал. Он уже уловил нечто подозрительное в поведении своего друга и приготовился отражать неизвестные нападения.
— Ах, Годрик, почему ты не веришь мне? — не соответствуя словам, голос Слизерина был сух, а взгляд ледяным. — Все еще опасаешься, что я могу составить тебе конкуренцию?
— Конкуренцию? — удивленно вскричал Гриффиндор. — Что тебе только приходит в голову, Салазар? И почему я должен чего‑то опасаться? Я не понимаю цели твоего визита. Ты пришел, чтобы снова угрожать мне?
— Это не угроза, и ты отлично знаешь это, — Слизерин вдруг подался вперед, его глаза вспыхнули. — Ты можешь не признавать того, что знаки уже повсюду, но ты не можешь отрицать, что время пришло, не так ли?
— И это и есть твоя истинная цель? — Гриффиндор смотрел на собеседника испытующим взглядом. — Ты видишь, что небо над горами скрылось за тучами, ты знаешь, что пробудилась ужаснейшая сила, и ты просишь о помощи? Я не верю этому, и я скажу тебе почему: мы, наконец, заключили мир, ты сам внес в это дело немалый вклад. Эти силы были побеждены нами, благодаря нам они существуют теперь сами по себе, в неопределенных формах, не имея опоры. С какой стати нам теперь будить их? Ни один человек не может овладеть ими, я говорил тебе это бесчисленное множество раз. Салазар, я должен был знать с самого начала, что ты не успокоишься. Это и есть твои «дела»? Ты позволил заманить себя в ловушку и полагаешь, что мы теперь поможем тебе, я прав?
