Абрахам Меррит - Сквозь драконье стекло

Херндон помогал грабить Запретный Город, когда союзники превратили подавление восстания боксеров в самый веселый со времен Тамерлана фестиваль мародеров. Шесть преданных матросов помогали ему воплотить в жизнь его пиратские фантазии. Русская княгиня, с которой он баловался в Нью-Йорке, помогла ему без помех добраться до яхты. Поэтому Херндон сумел провезти через проливы не меньше сокровищ Сына Неба, чем самый усердный работник пекинского посольства.

Кое-что из этих сокровищ он подарил очаровательным дамам, которые жили или по-прежнему живут в солнечных областях его сердца. Большую часть он превратил в обстановку двух поразительных китайских комнат в своем доме на Пятой авеню. Еще чуть-чуть, следуя ленивому религиозному импульсу, он подарил Метрополитен-музею. Ему казалось, что таким образом он как бы узаконивает свой статус владельца сокровищ…

Но драконье стекло — ничего более удивительного он никогда не видел — Херндон поселил в своей спальне, чтобы встречаться с ним первым утренним взглядом. Он устроил специальные светильники, чтобы можно было, проснувшись среди ночи, глядеть на стекло. Удивительное? Оно более чем удивительно, это драконье стекло! Тот, кто сделал его, жил в те времена, когда боги ходили по земле и каждый день создавали что-нибудь новенькое.

Я был на Гавайях, когда телеграф сообщил о первом исчезновении Херндона. Сведения были крайне скудны. Слуга пришел утром будить хозяина, но Херндона не было. Вся одежда оказалась на месте. Все говорило, что Херндон где-то в доме. Но его не нашли.

Человек, который стоит десять миллионов, не может растаять в воздухе, не вызвав большого смятения. Газеты подняли дикую суматоху, но оперировали они, в сущности, только двумя незатейливыми фактами: Херндон вернулся домой вечером, а утром исчез.

Я был в море, возвращался домой, собираясь принять участие в поисках, когда радио принесло новость о его возвращении. Херндона нашли на полу спальни в странных шелковых лохмотьях, тело его было искалечено, как будто его терзал старательный тигр. Но появление Херндона объяснялось не более внятно, чем исчезновение.

Вечером его еще не было — утром он появился. Когда Херндон обрел дар речи, он отказался рассказать что-нибудь даже врачам. Я отправился прямо в Нью-Йорк и терпеливо ждал, пока медики не решили, что лучше пустить меня к нему, чем заставлять его беспокоиться из-за того, что он меня не видит.

Херндон встал мне навстречу с инвалидной коляски. Глаза у него были ясные и яркие. Ни в приветствии, ни в рукопожатии я не почувствовал слабости. Сестра выскользнула из комнаты.

— Что это было, Джим? — воскликнул я. — Я не думал, что на этой земле с вами что-нибудь может произойти.

— Я не уверен, что на земле, — он кивнул на что-то похожее на высокий пюпитр, накрытый куском тяжелого шелка с вышитыми на нем китайскими рисунками. Несколько мгновений он колебался, потом подошел к шкафу. Достал оттуда два тяжелых ружья, — я вспомнил, что в последний раз он охотился с ними на слонов.

— Вы не сочтете меня сумасшедшим, если я попрошу вас держать одно из них наготове, пока мы будем разговаривать, Уорд? — извиняющимся тоном спросил он. — Ведь то, что со мной произошло, вполне реально.

Он распахнул халат и показал перевязанную грудь. Я без лишних вопросов взял одно ружье. Потом Херндон подошел к пюпитру и снял покрывало.

— Вот оно.

Так я впервые увидел драконье стекло.

Я уверен, что ничего подобного ему никогда не существовало. Сначала вы видите только зеленоватую мерцающую прозрачность, как в море, когда плывешь в спокойный летний день под водой и смотришь вверх… По краям всплески алого и золотого, сияние изумруда, сверкание серебра и блеск слоновой кости. А в основании — топазовый диск, обрамленный красным пламенем, искрящимся маленькими желтыми язычками.

Потом вы начинаете понимать, что эта зеленая прозрачность — овальный кусок полированного камня. Вспышки и отблески превращаются в драконов. Их двенадцать. Глаза у них изумрудные, клыки из слоновой кости, когти — из золота. Драконы чешуйчатые, и каждая чешуйка у основания зеленая, как первобытные джунгли, потом становится ярко-алой, а на конце алое сменяется золотым. Крылья — серебристые и зеленые — тесно прижаты к бокам.

И эти драконы — живые. Никогда не было столько витальной силы в металле и дереве со времен Аль-Ахрама, скульптора древнего Ада, который изваял крокодила, и в наказание за дерзость ревнивый Всемогущий вдохнул в его творение жизнь.

Наконец вы замечаете, что топазовый диск, обрамленный маленькими желтыми огоньками, является вершиной металлической сферы, вокруг которой обвивается тринадцатый дракон, тонкий и красный, и кусает свой скорпионий хвост.

Первый же взгляд на драконье стекло заставляет затаить дыхание. Да и второй, и третий взгляды тоже.

— Где вы его взяли? — потрясенно спросил я.

Херндон спокойно ответил:

— Оно стояло в маленьком тайном помещении во дворце императора. Мы обнаружили эту комнату, — он немного помолчал, — скажем, по чистой случайности. Как только я его увидел, я понял, что оно должно быть моим. Что вы о нем думаете?

— Думаю! — воскликнул я. — Я теряю способность думать! Да это чудеснейшая вещь, какую когда-либо сотворил человек! Что это за камень? Гагат?

— Не уверен, — ответил Херндон. — Но идите сюда. Встаньте передо мной.

Он погасил в комнате свет, повернул другой выключатель, и три скрытые электрические лампы бросили свои лучи на зеркальный овал.

— Смотрите! — сказал Херндон, — И говорите мне, что видите.

Я посмотрел в стекло. Вначале я ничего не видел, кроме лучей, уходящих все дальше, дальше — казалось, в бесконечность. Но потом…

— Милостивый Боже! — вскричал я, застыв от ужаса. — Джим, что это за адское существо?

— Спокойней, старина, — раздался голос Херндона. В нем слышалось облегчение и даже какая-то странная радость. — Спокойней. Скажите мне, что вы видите.

— Мне кажется, я смотрю в бесконечность, — ответил я, — и все же то, что я вижу, находится близко, как будто по другую сторону стекла. Я вижу расщелину, которая разделяет два темно-зеленых массива. Я вижу лапу, гигантскую отвратительную лапу, протянутую через расщелину. У лапы семь когтистых пальцев, они разжимаются и сжимаются, разжимаются и сжимаются. Милостивый Боже, какая лапа, Джим! В аду лам такие лапы хватают пролетающие мимо слепые души!

— Смотрите, смотрите дальше, в ущелье… Что вы видите?

— Я вижу невероятно высокую гору, вздымающуюся в небо, как гигантская пирамида. За нею вспышки пламени, гора четко вырисовывается на их фоне. Вижу, как большой светящийся шар, похожий на луну, медленно выходит из огня. Другой шар движется поперек горы. И третий плывет в пламени на дальнем краю…