Александр Сергеевич Рыжков
Ищейки Смерти
(Заточённые души-2)
Линтус Безупречный тяжело вздохнул: уже начинало светать, а наёмники всё не появлялись. Благо, до зенитной фазы лун оставалось полтора десятка дней!
А за окном всё не унималась разъярённая толпа. Охрана едва сдерживала её у главного входа.
«О Великий Мастук, — принялся мысленно молиться Линтус, — помоги мне… Помоги всем нам! Пусть эти пресловутые любители наживы, головорезы и кровавые ищейки в одном лице оправдают хоть частицу тех слухов, которые о них ходят…»
Возмущения толпы стихли. Повисла тишина сродни той, что обычно бывает на кладбищах в жаркий день. Нет, всё же не полная тишина — издали доносился едва различимый топот копыт. Он всё нарастал, смешиваясь с отвратительным скрипом плохо смазанных металлических колёс. Линтус с надеждой выглянул в окно и увидел, как подъехала карета, запряжённая тремя гнедыми и одним вороным. Управляла каретой (какая дикость!) рыжеволосая девушка в тёмно-синем плаще. Смолкшая толпа вмиг расчистила дорогу к входу. Двери кареты с визгом петель разверзли створчатую пасть и выплюнули на землю громадного люрта. Рассветное солнце поблескивало на его лысой голове и правом роге (вместо второго рога одиноко торчал обрубок). Вслед за ним вышел сгорбленный прим. Глядя на его тёмно-фиолетовую шерсть, Линтус сделал вывод, что прим не из здешних мест. Скорее всего — с Южного побережья. За примом следовал седой крот. А сразу за кротом — коренастый человек. Одетый, как и большинство бандитов средней руки, в кожаную броню. Тем временем девушка-кучер распрягла лошадей, поручила их кому-то из оторопелой толпы и тут же направилась следом за соратниками.
Это они!
Двери в кабинет Главы города отворились, и впустили долгожданных гостей.
— От лица всего нашего скромного городка Гродиц, — торжественно начал Линтус Безупречный, — хочу поблагодарить вас за столь великую честь…
Человек в кожаной броне резко поднял руку и скорчил мучительную мину, от чего остальные слова сухим комком застряли в горле Главы города.
— Ближе к делу, толстяк, — грубо потребовал наёмник.
Лицо Линтуса налилось кровью. Если бы кто-то другой позволил себе хотя бы половину подобной дерзости — последствия для наглеца были бы крайне плачевными… Но сейчас совсем другие обстоятельства. И, преодолевая невыносимые душевные терзания, пришлось смириться. Собрав растерянную на миг волю в крепкий кулак, Глава города заговорил вновь:
— Это повторилось уже трижды… Каждый раз — в ночь зенитной фазы лун.
— Кто-то видел убийцу? — спросила рыжеволосая.
Линтус повернулся к ней. Его лицо было усталым и беспомощным.
— Нет, никто не видел. Каждый, кто мог увидеть — мёртв… Эта проклятая тварь не оставляет в живых никого. Ни стариков, ни женщин, ни детей. Забирается в окна домов. Да что там забирается — проламывает их громадным телом, оставляя после себя лишь клоки жёсткой чёрной шерсти. И начинает есть… Не зная меры и жалости… От каждого убитого она отъедает немного… Гирен подери, в последний раз она вырезала два десятка душ!
— Вы пытались давать отпор? — вновь заговорила девушка.
Глава взорвался подобно пороху:
— Я похож на человека, который при первом же случае обращается к наёмникам?! Репутация! Моя репутация как Главы города — безупречна! Все вопросы я решаю сам!
— Да, и поэтому в прошлый раз вырезали два десятка душ… — ехидно вставил человек в кожаной броне.
Глава города пропустил шпильку мимо ушей.
— Мы устраивали облавы, ставили ловушки. Но ни одна ловушка не сработала. Ни один солдат из облавы не выжил… — налитое гневом лицо Линтуса вмиг приняло спокойное выражение. — Пятьсот золотых.
Коренастый задумчиво почесал гладковыбритую щеку:
— Интересно, откуда в меленьком и непримечательном городке такие богатства…
В глазах Линтуса вспыхнул и тут же потух огонёк ярости затравленного зверя:
— Это не должно вас касаться… Ваше дело — убивать по приказу заказчика. Наш город — ваш заказчик. Вы возьмётесь за дело?
— Нам вначале нужно ошмотреть мешто пошледней бойни, — зашепелявил прим.
— Моя охрана сопроводит вас.
— Это единственное, на что они способны, — коренастый человек оглянулся на появившихся из ниоткуда люртов, — проводить к месту своей неудачи…
Линтус ничего не ответил на очередную колкость. Его охранники тоже. Да и вряд ли, судя по их туповатым лицам, они могли ответить что-то связное.
Наёмники отправились следом за люртами. Сквозь расступившуюся толпу, через массивы убогих, но убранных улочек, мимо уныло похожих друг на друга стрельчатых лачуг, вдоль в удивлёнии распахнутых округлых окон, вглубь выкупанной бедности, натёртых до блеска трещин в стенах, вылизанных, вымытых, вычищенных тряпок-одежд… В сердце маленького городка под названием Гродиц.
Это место отличалось от остальных в городе — чувствовалось сразу. Было тихо. Невыносимо тихо. Мертвецки тихо… Цепь домов зияла ранами выбитых окон. Сопровождавшие люрты остановились. Один из них, должно быть старший, махнул рукой в сторону ближайшего дома, мол, дальше охранники идти не намерены, это уже не их забота.
Первым к дому подошёл прим. Осмотрел выбитое окно и вытащил из трещины в раме застрявшую шерсть. Чёрная, упругая, длиной с кисть человека. Такая может принадлежать множеству свирепых существ: как простым, так и потусторонним. К приму подошли товарищи. Нет, внутрь они заходить не станут. Изувеченные тела жертв бойни давно уже убраны и преданны огню. А разглядывать засохшую кровь по всему помещению — занятие не из приятных. Гораздо проще положиться на чутьё своего товарища, которое ещё ни разу не подводило.
Однорогий люрт сжал в могучем, испещрённом шрамами кулаке клок шерсти. Его глаза закрылись, но было видно, как под веками бегают тараканы зрачков. Его губы дрожали, вычерчивая силуэты немых слов. Так он простоял несколько минут.
— Чёрный, — произнёс он.
— Кто? — спросил прим.
— Волк, — еле слышно ответил люрт.
— Просто замечательно! — брызнул слюной коренастый в кожаной броне. — Нет ничего лучше, чем за волком охотиться!
— Тартор, ты можешь хоть сейчас не быть желчным занудой? — осадила его рыжеволосая.
— Главный, — выдохнул люрт и выпустил из рук шерстяной комок. Комок подхватило ветром и понесло, как перекати-поле, по безлюдной дороге.
Коренастый мужчина только открыл рот, но его перебил прим, пристально глядящий на новый поднятый с разбитого подоконника клочок шерсти: