Смирнова Александра Юрьевна
Днем и Ночью
Она не проснулась. Она не могла проснуться, потому что и не спала. Она словно погрузилась в пустоту, эти часы выпали из цепкой памяти, ушли из сознания. Она просто вновь начала видеть, слышать, думать и чувствовать, мгновенно и полно, так же резко, как и перестала ощущать мир. Она попыталась двинуться, но не смогла. Напрягала мышцы, и не чувствовала, как они шевелятся под кожей. Потом она почувствовала огонь в груди, сразу поняла, что это могло значить.
— Знаешь, я все думала, может не стоит тебя убивать? В конце концов, ты ведь не имеешь никакого отношения ко мне. Даже отдаленно. Но подумав, я решила, что все же я это сделаю. Я не люблю, когда со мной так обращаются.
Теплые пальцы обожгли веки, надавили и потянули вверх, открывая глаза. И она опять увидела это страшно существо.
— Я просто просила дать мне посмотреть книгу, а ты? Ладно, я бы поняла, если бы просто выкинула меня из дома, но ты попыталась выпить меня! Меня это просто оскорбило!
Темная комната, плотные шторы на больших окнах. Двуспальная кровать, перевернутая на бок, отодвинута к стене, куча белья валяется рядом, кресла тоже придвинуты к стене, даже шкаф сдвинут так, чтобы в центре комнаты было больше места. Ковровое покрытие скатано, но она не чувствует прохладного пола. Мелкие досолки, плотно подогнанные друг к другу и покрытые лаком.
Боль распространилась по телу, зажгла еще несколько очагов — в руках на ладонях и в голени под коленом. Теплая рука убрала кудри с лица, заправила их назад.
— Я не люблю убивать просто так, честно говоря, я вообще боюсь крови, — продолжило чудовище. — Но меня раздражают такие существа, слабые и никчемные, как ты. Даже больше, чем охотники на вас. Знаешь, в древних вампирах есть такая простая элегантность, она плавно перетекает в уважение к сильным. Они бы сразу поняли, что когда к тебе приходит вампир, сильнее тебя, лучше подчинится ему. Поэтому древних я уважаю, как они меня уважают. Вот ты испытываешь хоть каплю почтения ко мне?
Если бы она могла бы сказать хоть слово… Она тогда бы объяснила этой мелкой дряни, как надо уважать старших. Она бы рассказала её, как может убить эту тварь, тысячей разных способов, и как она желает это сделать…
— Я сейчас выну кол из твоего сердца, но только его. Ты сможешь немного двигаться, говорить, посмотреть куда хочешь, даже закричать. Но тебя никто не услышит, это помещение полностью выпало из мира, она теперь в моем сознании. Ты когда-нибудь видела рассвет? Не на кинопленке, а настоящий?
— Сука… — выдохнула она, когда теплые руки, тепло от них она чувствовала даже когда они не прикасались к её коже, вытащили самодельный деревянный кол из её груди. С противным звуком дерево вылезло из кости, скрипя, как петли в старой двери. Она почувствовала, как тело, до локтей и до середины бедер вновь обрело чувствительность. Она смогла повернуть голову, запрокинуть её назад, чтобы увидеть эту сволочь.
Красивое лицо, бледно-розовые тонкие губы, острый носик и большие, цвета молочного шоколада, глаза без зрачков, две или три тонкие линии кругами только обозначили их образ. Страшные глаза, таких не бывает даже у ночных убийц. Ей захотелось завыть и спрятаться, лишь бы эти страшные глаза не смотрели на нее. Бесцветные, абсолютно лишенные красок волосы, похожие на леску, обрамляли лицо, они торчали во все стороны, жесткие и отвратительные. Белая кожа светилась в полумраке. Рассматривая поодиночке каждую черточку лица, становилось ясно, что каждая его деталь безобразна, но собранные вместе, они очаровывали потусторонней красотой.
— Ты сдохнешь, поняла? — с ненавистью прошипела она, не увидев никаких эмоций в страшных глазах.
Услышав эти слова, поганая тварь улыбнулась, от чего скулы четко выделились на худом лице. Круги в глазах слегка сжались.
— Не знаю, меня уже раз двадцать убивали, пока это не принесло заявленного результата.
Она хотела бы думать, что это ложь, но убийца говорила правду, она это чувствовала. Маленькая скотина поднялась на ноги. Она действительно была невысока ростом, хотя с комплекцией взрослой женщины. Убийца подошла к окну, осторожно приподняла тяжелую штору, посмотрела на улицу. На её бесцветных волосах отразились солнечные лучи. Мгновенно стало понятно, что она собирается делать.
Шторы приоткрылись чуть больше, и яркая полоска пробежала через полумрак комнаты.
— Нет, не надо!
— Не надо?! — почему-то удивился миниатюрный монстр. — Понимаешь, моя милая, я боюсь крови, просто панически боюсь. Ты сначала пустила кровь мне, заставив испытать сильнейший шок, почти подтолкнула к Безумию. Потом часа два истекала кровью сама, я не могла к тебе приблизиться, чтобы меня не вывернуло наизнанку. Но я хочу тебя убить, и это, — монстр указал рукой на всходящее солнце, — единственный способ.
И монстр рывком сорвал гардину, бросил на пол. Солнечный свет не причинял ему ни капли неудобства. Яркий квадрат света с его тенью почти дошел до ног распятой женщины, колья удерживали её лицом к окну так, чтобы она видела, как сгорят её ноги, потом тело, руки и, наконец, голова. Медленная, чудовищная смерть. Пока соображает её мозг, она будет жить, сможет почувствовать всю боль, до последней капли.
Монстр подошел к ней, вытащил из-за широкого пояса тонкий гематитовый нож, отливающий стеклянным блеском на почти черной поверхности. Края были почти прозрачные, не из этого камня, иначе вряд ли эту вещь можно было назвать ножом. Монстр стал быстро срезать одежду с её тела, сначала штаны до колена, потом тонкие трусики, блузку и лифчик, потом он снял с женщины домашние туфли. На теле осталось лишь длинное украшение из золота и зеленоватых непрозрачных камней, которое он, наоборот, поправил.
— Вот так, так мне больше нравится…
— Ты чудовище! Когда-нибудь ты тоже испытаешь это!
— Увы, меня уже один раз сожгли, так что… Хотя я помню эти ощущения… Самому извращенному мазохисту такое и не снилось! Тебе понравится!
Проходящие мимо люди кидали на меня удивленные взгляды, в мыслях задаваясь вопросом, что же в летнюю жару под раскаленным солнцем заставляет человека одеваться в черную одежду, закрывая каждый сантиметр кожи? Почему, даже сидя в тени зонта с красочными логотипами раскрученных товаров, он не снимает черные очки?
Я же ждал кое-кого, уже довольно давно. Я медленно стянул перчатку с левой руки, осторожно выставил руку под мелкий солнечный луч, прокравшийся в маленькую дырочку в ткани. На тыльной стороне ладони под светом быстро вздулся большой волдырь, кожа покраснела и сморщилась. Я убрал руку обратно в тень, положил на колено под столом. Побрякал кусочками льда в стакане. Вздохнул.
