…Я промолвил, – «но скажи мне: в царстве тьмы, где ночь всегда,
Как ты звался, гордый Ворон, там, где ночь царит всегда?»
Молвил Ворон: «Никогда».
И вскричал я в скорби страстной: «Птица ты – иль дух ужасный,
Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, –
Ты пророк неустрашимый! В край печальный нелюдимый,
В край тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда!
О, скажи найду ль забвение, я молю, скажи когда?»
Каркнул Ворон: «Никогда».
И сидит, сидит зловещий Ворон черный, Ворон вещий,
Он глядит уединенный, точно демон полусонный.
Свет струится, тень ложится, – на полу дрожит всегда.
И душа моя из тени, что волнуется всегда,
Не восстанет – никогда![1]
ГЛАВА 1: Ведьма в монашеской рясе
Конец июля, 1938 год.
Лето выдалось жаркое, слабый ветерок со стороны реки напрасно старался донести прохладу до жителей городка. Знойный понедельник сменялся не менее знойным вторником, так продолжалось уже вторую неделю. Приезжему человеку могло показаться, что в этом году в Офэнчестере осень наступила на два месяца раньше, чем обычно: трава от жары пожухла, листва деревьев приобрела желтоватый оттенок, кое–где стала опадать.
Солнце на чистом синем небе походило на бельмо, взор которого безжалостно опалял, блеклое марево лениво поднималось от каменной мостовой. Казалось, она вот–вот начнет плавиться. Когда соборные колокола возвестили о наступлении полудня, улицы опустели – их обитатели поспешили спрятаться от зноя. Округа погружалась в полуденную дрему.
На крыльцо выбежал запыхавшийся мальчишка, истошный крик огласил подворье сиротского приюта Сент–Кросс:
— То–о-ом.
Из зарослей орешника, чертыхаясь, смахивая с плеч и головы мелкие сучки и листья, выбрался бледный черноволосый парнишка, угрюмо зыркнул на голосящего.
— Что?
— Сестра Мэри Альма велела тебе явиться к ней срочно, – выпалил мальчик, оскалив щербатый рот.
Выполнив поручение, юнец скрылся в здании приюта.
Том досадно поморщился: возвращаться в приют не хотелось. Вяло заковылял к зданию; разгоряченное тело приятно заныло, стоило лишь переступить порог, в лицо дохнуло прохладой. В коридорах приюта эхом отдавались голоса и смех детей, которые, несмотря на невыносимую жару, были рады летним каникулам. Том не хотел попадаться им на глаза, на то была причина, потому предпочел шумной компании сверстников знойную тень орешника.
Миновав лестничный пролет, Том в нерешительности остановился перед дверью. «Сестра Мэри Альма. Преподаватель истории» – гласила обветшавшая табличка.
Во всем приюте не было места более таинственного. По вечерам, перед сном, Уо́рлок рассказывал страшные истории о сестре Мэри Альме. Верзила Стайн клялся, что на прошлый Хэллоуин своими глазами видел, как сестра летала на метле. Когда раскрасневшийся Стайн изображал остроконечную шляпу и мантию, которые, по его словам, были на ней в ту злополучную ночь, Том едва сдерживал улыбку. Однако не всех в приюте это забавляло: байки кочевали из комнаты в комнату, старшие пересказывали младшим, приукрашивали; малыши все без исключения боялись уроков истории. Мало кто, как Том, понимал, что эти истории не более чем вымысел. В каждом маленьком английском городке есть легенды про невинно убиенных девушек, про богатые клады в заброшенных усадьбах, которые и по сей день охраняет призрак скупого хозяина; в каждом сиротском приюте есть «ведьма», а если нет, то обязательно придумают.
Том сокрушенно покачал головой: что может напугать детей больше, нежели ведьма в одеждах монахини? И все же для него лучше разговор с сестрой Мэри Альмой, чем с отцом Настоятелем.
Он постучал в дверь, и она со скрипом приоткрылась.
— Вы меня вызывали, сестра?
Кипы бумаг и книг, громоздившихся на столе, скрывали сестру Мэри Альму с головой. Это была суховатая дама преклонных лет, строгое лицо, словно сухую землю трещины, избороздили морщины. Не замечая мальчика, она разбирала завалы бумаг на столе, ворошила, перекладывала, будто на свете не было ничего важнее.
Том неуверенно топтался у двери:
— Сестра Мэри Альма… если это из‑за Уорлока, я… меня не было…
— Проходите, мистер Реддл, – перебила сестра, взглянула на мальчика строго. – У меня нет сомнений в Вашей причастности ко вчерашнему происшествию, но вызвала я Вас не за тем. Сегодня с утренней почтой Вам доставили письмо.
Костлявая рука указала на журнальный столик из черного дерева, на котором желтел прямоугольный конверт. Том недоуменно перевел взгляд с сестры на письмо, затем обратно на сестру, но с места не двинулся.
— Не стойте как истукан, прочтите его, – велела сестра раздраженно, глаза вновь вернулись к бумагам.
Мальчик, не сводя глаз с конверта, сел в стоящее рядом со столиком кресло, взял дрожащей рукой письмо, повертел, с интересом рассматривая. На конверте из странной бумаги, какой он прежде не видел, не оказалось ни марки, ни обратного адреса. Аккуратными изумрудно–зелеными буквами выведена единственная надпись: «Мистеру Т. Н. Реддлу, графство Хэмпшир, город Офэнчестер, сиротский приют Сент–Кросс, средняя группа, комната мальчиков, дальняя кровать у окна». Том недоуменно посмотрел на учительницу – в свои неполные двенадцать он ни разу не получал писем, но знал наверняка, что никто во всей Англии, да и во всем мире, так конверты не подписывает. С обратной стороны письмо скрепляла пурпурная восковая печать, украшенная гербом с изображением льва, змеи, барсука и орла, в середине – буква «Х». Рисунок оказался таким четким, что Том невольно залюбовался.
Из‑за кипы бумаг на столе послышалось нетерпеливое сопение, и Том невольно поспешил распечатать письмо. Внутри оказалось два листа из той же желтоватой бумаги, что и конверт. Том развернул первый и прочитал:
ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА
«ХОГВАРТС»
Директор: Армандо Диппет
(Почетный член гильдии Звездочетов и Предсказателей, Заслуженный советник Международной конфедерации чародеев)
Дорогой мистер Реддл!
Мы рады известить Вас о том, что Вам предоставлена возможность обучения в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов.
Запомните, что занятия начинаются с 1 сентября. Ожидаем вашего ответа не позднее 31 июля.
Искренне Ваша,
Греине́ Клепси́дра,
заместитель директора
Том хмуро улыбнулся, еще раз внимательно оглядел восковую печать и изумрудные чернила – не слишком ли мудрено? Он поднял глаза на сестру, словно ожидал объяснений. Та, забыв о бумагах, нервно перебирала пальцами, забылась, плечи вздрогнули, рассеяно взглянула на мальчика, будто только сейчас его заметила.
