Валерия Юрьевна Аальская
Место под солнцем
Инеем занесена
Трава на увядшем лугу.
Какая печаль!
Где сыщет теперь отраду
Странника сердце?
Сайгё (Сато Норикиё)
Заветные горы синели далеко за горизонтом.
Там, на залитых солнцем скалах, где между камнями пробивается редкая и тусклая, сероватая травка, стоит маленький домик, прилипший к склону, с аккуратной тропинкой и чисто выметенным крыльцом. В окнах трепещут занавески, над печной трубой вьется светлый, полупрозрачный дымок, легкий и издали похожий на серебристую дымку; в маленькой конюшне всхрапывает белый Вихрь, низенький беспородный конь с темными гривой и хвостом и большими умными глазами.
В том доме всегда очень чисто. В единственной маленькой комнатке натерты скрипящие половицы; камин вычищен до рыжины — со многих кирпичей уже давно сошла облицовка; щербатые тарелки и котелки натерты песком до тусклого блеска, каким блестит чистая, хоть и довольно старая, посуда. Высокие часы с угрюмым, гулким маятником всегда показывают точное время. На грубых деревянных полках стройными рядами стоят немногочисленные из-за своей дороговизны книги; на столе в шкатулке скучают старые кольца с выпавшими камнями, перстни позеленевшего серебра, затертые броши и кулоны на порванных цепочках — вещи когда-то ценные, но теперь уже потерявшие всякий смысл. Единственная новая — или кажущаяся новой, — вещь в этом доме — телескоп с чисто вытертыми стеклами на трех ногах, стоящий у окна. Он повернут точно на север.
— Видишь, девочка моя, ту звезду?.. Видишь? Она всегда горит ярче всех. Здесь ее называют Сердцем Северной Короны. Где бы ты ни был, если идти за ней, она всегда приведет тебя к Закатным Горам… А знаешь ли ты, сколько звезд в Северной Короне? Шестнадцать, по числу всех королей Даттаха. Когда на престол всходит новый король, на небосводе зажигается новая звезда… А как зовут самую молодую звезду в Северной Короне, знаешь?..
— Иайни-Асириус?..
— Конечно, как нашего нынешнего короля и его королеву… А знаешь, что говорили о Северной Короне пророки?.. "Когда в Короне зажжется алый огонь, туча нависнет над Даттахом, и лишь возрождение звезды спасет Королевство". Говорят еще, что, когда падет Корона, падет и Даттах… Впрочем, это все глупости.
Старый волшебник добро усмехается и уходит от телескопа к затухающему камину. На нем длинная синяя ряса и золотой медальон на очень тонкой цепочке с выгравированным созвездием Северной Короны. Он любит старые сказки.
Местные жители почти никогда не поднимаются в Заветные Горы — дескать, дурное предзнаменование, и место само нехорошее. Поэтому можно считать, что кроме него, ученицы, горных коз да снежных барсов здесь никого и нет. Заветные Горы пустынны; впрочем, мага ни это, ни россказни крестьян не занимали.
— Завтра пойдет снег, — будто бы невзначай бросает старик и щелкает огнивом.
В камине весело пляшет желтый огонь.
Ирана грустно улыбнулась. В следующий день и в самом деле пошел снег. Он замел все дороги и покрыл перевалы толстым пуховым одеялом — так, что на лошадях и не пробраться. Высоко в горах что-то злобно и гулко ухало и гремело, будто зимней грозой — там уже сходили первые в эту зиму лавины.
В такое ненастное время волшебник обычно сидел за столом и перебирал свои записи, писанные мелким и аккуратным, но неразборчивым почерком. Но сейчас он все больше стоит у окна и смотрит в размытую пургой даль.
В камине мерно и по-домашнему уютно искрит огонь; ветер завывает в трубе и гоняет по улице снег. Окно совсем заледенело, так, что едва можно различить покосившуюся деревянную ограду, невесть против кого выставленную в нескольких локтях от стен дома. В пристройке храпит заскучавший Вихрь.
Ирана сидит и вяжет очередной носок из крепкой и теплой овечьей шерсти, не забывая изредка помешивать ложкой кашу, булькающую на огне.
Зима.
Ирана не любит зиму. Впрочем, мирно сидеть вот так, у огня, прислушиваясь к песням холодного северного ветра, ей нравится.
В заледеневшие окна все еще видно Сердце Северной Короны — оно горит ярко и никому не позволяет себя затмить. Ирана припомнила, что на самом деле звезда называется Ирин-Юпитер, по именам наследницы династии и ее мужа, короля…
"Быть бы одной из этих звезд… Говорят, что с зимой жизнь в столице только оживает. Там король с королевой… Хорошо быть королевой", — мечтательно думает она. Она никогда не была в столице, да и Асириуса видела только одного — того, который на небе.
Старик крутится вокруг телескопа, рассматривая Северную Корону то так, то эдак, и бормочет что-то себе под нос.
— Да что же это такое… Обещали же… так, на шестнадцать градусов к востоку, надо не забыть… обещали же приехать еще осенью, до того, как закроются перевалы… Безответственные люди! Это дело не терпит до весны, — различает Ирана. Волшебник раздражен и бурчит без умолку; но он часто так делает, и Ирана быстро успокаивается — она привыкла не обращать внимания на непонятное бормотание.
— Пять… шесть… — и она привычно считает петли, уютно устроившись у камина.
Это самый обыкновенный зимний вечер, тихий и спокойный.
И на следующий день все было так же — мерно выл ветер в трубе и урчал огонь.
И на послеследующий.
Через два дня буран утих, и горы вновь озарило светлое, яркое солнышко, играющее золотом на скалах и сугробах.
Они так же сидели вечером, волшебник у телескопа, Ирана у камина, когда он вдруг вскрикнул:
— Едут!
Ирана глянула в окно и ахнула.
Они выскочили во двор как были, не обращая внимания на пронизывающие горные ветра и холодный, тающий под босыми ногами снег. Сквозь щелку в двери какой-то озорной вихрь попал в дом и вступил в схватку с огнем, искрящимся в камине.
На узкий утес, занесенный снегом, садились даккорны.
Даккорнов, высоких и статных зверей, с чешуей благородного изумрудного цвета и янтарными фасетчатыми глазами, было двое; один повыше, с длинной шеей и брюхом, покрытым золотистой чешуей, второй гораздо изящнее, с чуть раскосыми озорными глазами — очевидно, это было самка.
Даккорны были в полной сбруе, один нес на себе троих, а второй — двух всадников. Из них пятерых женщина была только одна, высокая, стройная, в полном летной облачении. Она правила даккорночкой; за ней сидел статный мужчина в тяжелой черной шубе. На другой даккорне ехал старик с таким же медальоном, как у Учителя, и еще два ничем не примечательных человека, один повыше, носатый, другой пониже.
— Н-да, скромненько, — тихо произнес высокий и носатый, который сразу же Иране не понравился.