В одном большом и шумном городе, на берегу океана, жил да был один купец. Купец был глубоко несчастен.
Нет, дело вовсе не в том, что он был беден; купец напротив слыл достаточно богатым человеком. У него было шестнадцать больших и малых кораблей и девять караванов по тридцать четыре верблюда в каждом. Случались, правда, штормы, и тогда кораблей становилось несколько меньше. Бывало и такое, что и караван не возвращался из пустыни: в те далекие времена песчаные кроты обитали там едва ли не повсеместно, и поэтому часто можно было услышать, что тот или иной путешественник был увлечен под землю этими ненасытными чудовищами. Да что и говорить, торговые предприятия бывают подчас не столь выгодны, сколь разорительны. Однако когда дело поставлено широко, то доходы непременно покрывают расходы. Так было и с нашим купцом. Потеряв в одном предприятии, он втрое обретал в другом, и на полученные деньги взамен погибших кораблей строились новые, на смену старым съеденным верблюдам покупались молодые и непуганые, еще не знавшие коварства песчаных кротов.
Конечно, купец мог бы владеть куда большим числом кораблей и верблюдов, но он не желал этого. Он опасался, что тогда у него совсем не останется времени для того, чему он посвятил всю жизнь.
Купец, я повторяю, был несчастен. Он был болен. Болезнь его была столь же странная, сколь и неизлечимая. Стоило лишь купцу выйти за порог своего дома, как он тут же начинал задыхаться. В доме он был совершенно здоров, но вот даже перейти улицу и проведать соседа он уже был не в силах. Самые умудренные лекари и самые искусные мудрецы и заклинатели ничего не могли поделать с этим его диковинным недугом. Купец был обречен до конца своих дней безвыездно и безвыходно пробыть в стенах родного дома.
И наверное поэтому купец год от года отсылал свои корабли и караваны во всё более и более дальние страны.
Вернувшись из дальней страны, капитан – или же караван-баши – спешил к купцу поведать о виденных диковинах, а уж только потом беспокоился о сохранности доставленных грузов и ценностей.
Воссев на благоуханный таммузский ковер, торговый посланец принимал из рук хозяина полную чашу птичьего молока и начинал свой рассказ.
Не мне вам говорить, сколько в те далекие времена ходило по свету всяких небылиц о дальних и неизведанных странах. Люди любили посудачить об острове вечной весны или об источнике молодости, о странах, над которыми никогда не восходит солнце или же о людях без голов, но с ушами. Однако купец желал слушать только правду. И если посланец хотел рассказать о чем-либо необычном, то он должен был подтвердить истинность своих слов. Так, например, когда седобородый караван-баши поведал о встреченной им на пути стране говорящих пчел, то он не преминул открыть небольшую шкатулку, на дне которой сидело одно из этих диковинных насекомых. Говорящая пчела ублажила купца разговором и пением на неведомом языке, караван-баши был одарен двумя сотнями полновесных монет, а любознательный купец подрезал пчеле крылья и еще долгие месяцы наслаждался ее непонятными, но весьма благозвучными речами.
И также с превеликой радостью купец рассматривал и волшебный кристалл, сколотый со скалы Нетленной Памяти. Яркие, непрерывно сменяющиеся картинки повествовали купцу о жизни давно забытых людей из некоей неведомой страны – скала Нетленной Памяти хранила в себе память обо всем, когда-либо случавшемся на свете. Говорят, что некоторым счастливцам даже удавалось там найти и отколоть кристалл собственной жизни, однако это случалось крайне редко.
С не меньшим интересом купец разглядывал и летучую собаку, и подводную лошадь – подводные люди успели разбежаться, и капитану досталась только лошадь…
Одним словом, шестнадцать кораблей и девять караванов привозили купцу столько диковин, что он временами напрочь забывал о своей болезненной привязанности к дому. От зари до зари купец как малое дитя забавлялся невиданными чудесами, у него едва хватало времени поддерживать торговые дела.
Шли годы. Купец старел. Он увидел и познал столь многое, что все труднее и труднее стало удивлять его. Все чаще вспоминал он о своей болезни, все чаще становился грустен, а порою и мрачен. Не раз уже случалось такое, что новоприбывший капитан – или же караван-баши – был с позором изгоняем из покоев купца. Изгнанные дивились крутому нраву купца: ну чем не чудо таракан величиною с собаку, ну разве не достойна восхищения рыба, живущая в гнездах как птица?!
Но старый купец был непреклонен. Он требовал чудес – и непременно новых.
А тех, казалось, уже и вовсе не осталось на свете.
И все же…
Однажды один новоприбывший капитан воссел на благоуханный таммузский ковер, принял из рук купца полную чашу птичьего молока, медленно выпил ее до дна, а потом, после долгого молчания, осторожно развернул пергамент… и показал купцу травинку.
Маленькую, желтую, высохшую травинку.
– Что это? – недовольно удивился купец.
– Трава.
– Чудесная?
– Нет, обыкновенная.
Купец гневно свел брови, и капитан поспешно объяснил:
– Эта трава выросла там, где никто еще не был.
Купец некоторое время молчал, а потом осторожно спросил:
– Что это за страна?
– Там никто еще не был, – также осторожно ответил капитан.
– А это правда?
– Я ничем не могу подтвердить правоту своих слов. Ты просто должен поверить мне или нет.
Купец долго молчал, внимательно рассматривал травинку, потом сказал:
– Иди.
И всё. Капитан не получил награды, но он и не был изгнан из покоев, что, надо признаться, в последнее время тоже считалось почетным.
Итак, тот капитан ушел, а купец еще долго рассматривал засохшую травинку и думал: вот частичка страны, в которой никто еще не был, никто ничего там не видел и не слышал. Иными словами, об этой стране он, прикованный к дому, знает не меньше чем те, кому под силу обойти весь свет… Нет, даже более того: он, при желании, может узнать об этой стране неизмеримо больше любого другого смертного – ведь только у него одного имеется частичка этой никому не доступной страны. А коли так…
Купец заперся у себя в покоях и приказал не допускать к себе никого, кроме своих новоприбывающих посланцев.
Но так как ближайший караван ожидался не ранее будущей весны, то, следовательно, купец добровольно отрекся от мира на четыре долгих зимних месяца.
Должен вам сразу сказать, что это добровольное затворничество оказалось весьма и весьма плодотворным. Поначалу, после долгих раздумий и сличений с коллекциями трав, доставленных ему из дальних стран, купец убедился, что травинка сорвана с подорожника. Сей подорожник был не совсем похож на другие, ранее известные подорожники, однако никакому другому растению травинка принадлежать не могла. Если же это так, и если кроме этого еще учесть, что таинственная страна не обитаема людьми, то тогда можно смело предположить, что травинка росла не при дороге, а возле звериной тропы. Быть может, тропа эта протоптана оленями или антилопами… Нет, скорее всего антилопами, ибо если судить по тому, что травинка весьма сильно высохла, то получается, что она росла не в лесу, а на открытом месте… и в жаркой стране.
