“Мама смогла бы сделать лучше!”
Я разложила вещи на кровати, посмотрела на второй комплект, но махнула на него рукой. Он может и потерпеть. До прачечной с утюгами и досками я вполне себе пройдусь и в этой — с подкатанными рукавами и штанинами со скрытыми застежками под ними.
— Ну, что? Вперед?! — говорю я себе и замираю, стараюсь дышать как можно медленнее. — Мы должны покорить их?..
Я чувствую шевеление в животе, такое нежное, плавное, скользящее и стою так несколько минут, стараясь уловить это движение пальцами, но все пропадает также неожиданно, как и появляется. Моя девочка, моя рыбка поддерживает и тут же прячется от меня.
Да, я уверена, что у меня будет дочь.
Только женщины бывают такими вредными и капризными, так что можно залезть на ровную стену без каких-либо особых ухищрений. Она уже показывает свой характер — делает меня невыносимой и тянет все мое внимание на себя.
* * *
На мгновение софиты и вспышки фотокамер ослепляют меня. Я прохожу в центр зала и чувствую себя одним из манекенов музея мадам Тюссо. Я на виду и нет передо мной никакой защиты, даже такой привычной, как стол. За то короткое мгновение пока я шла к своему месту, я успела вспомнить все, как вести себя, сидеть, куда девать руки, как перемещаться в пространстве, если тело затекло, как отвлечь внимание и скрыть нервозность.
— Доброе утро.
Они здороваются нестройным хором голосов, каждый произносит свое приветствие.
— День обещает быть чудесным.
Я присаживаюсь на ненавидимый всеми фибрами души железный стул, закусываю губу и обвожу взглядом всех присутствующих.
— Меня зовут Александра Дарресон. Вы не представляете, как я рада видеть вас, ребята.
Я не щурюсь, не моргаю и не боюсь — просто я знаю, что это такое. Большая часть моего интервьюирования уже прошла. Окружившие меня журналисты записывают, тянут диктофоны, яркие экраны смартфонов, щелкают затворами камер, кружат, а где-то и ползают с видеокамерами на плечах. Они слушают меня — мою короткую, но теперь уже настоящую историю. Это не та басня, которую я рассказала Лесли Хогарту и майору Борну, но и не правда. В них обеих есть сходство — измененные имена, упущенные факты, бросивший нас мужчина. Рафу в моем “сценарии” досталась очень незавидная роль.
— Вы надеетесь встретиться с ним?
Настала очередь личных вопросов. Хотя, на мой взгляд тут все основано на личном опыте. Что делала? Что использовала в качестве оружия. Что ела? Где пряталась? Я не стремлюсь вдаваться в подробности. Это понадобится мне позже.
— Да. Я очень надеюсь на это чудо. Молюсь об этом каждую ночь.
Любопытство и скепсис, сомнения — вот что написано на лице мужчин, интерес — на лицах женщин.
— Вы католичка???
— К какой конфессии вы принадлежите?
— Я верю в Бога, — отвечаю я, как можно более спокойно. — Раньше посещала католическую церковь.
— Раньше?
— Сейчас в церквях небезопасно. Узкие окна и минимум света, к тому же в некоторых есть подвальные помещения. Там полно монстров.
На несколько секунд воцарилось неловкое молчание. Я слышала некоторые религиозные радиопередачи смысл эфира которых сводился к тому, что все мы грешны и только за наши грехи Бог послал вот такую проказу, во искупление грехов наших. Что-то такое я уже слышала — в старом, но ужасно интересном фильме с Киану Ривзом.
— Почему вы решили использовать яхту?
Завеса молчания вновь прорвана. Журналисты больше не задают мне подобных вопросов.
— Может быть он воспользуется чем-то другим? На континенте ведь полно аэродромов.
Такое ощущение, что этот вопрос с подвохом, но подозревать журналиста в сговоре с военными или хитрости — странно. У этих язык без костей, как бы они не божились и не клялись в обратном.
— Не думаю. В море можно отдать дань непредсказуемости и просто дрейфу по волнам, в воздухе вряд ли получится отпустить штурвал и ждать мягкой посадки где-нибудь в Палермо или в Монте-Карло.
Вопросы сыпятся и сыпятся на меня. Они хотят знать все, а я хочу отдохнуть и хоть немного расслабиться.
— Почему вы одна?
— Мы хотим видеть ваших компаньонов!
Я удивляюсь почему они сразу не задали этот вопрос, видимо думали, что будут спрашивать нас по очереди. Но у ребят в форме другое мнение на этот счет.
— Вы обязательно увидите их, — я поправляю короткие волосы, убирая их за ухо, — и даже пообщаетесь за пару минут до окончания нашей беседы!
Я не уверена в том, что говорю. Хогарт высказал свое мнение: детям незачем общаться с прессой. Странное решение, но в загадках оно пробыло совсем не долго — Паоло и Лиза могут вызвать сочувствие общественности в отличие от шлюхи-страшилки. Не верю, что думаю в таком духе, но не хочу обманывать себя.
Паоло и Лиза появились за двадцать минут до окончания беседы с прессой.
— Чем вы занимались?
— Почему PlayStation, а не XBox?
Журналисты несмотря на короткий промежуток времени успели взять свое, засыпав их глупыми вопросами.
— Самое ужасное воспоминание?!
— Вы скучаете по родителям?
Я стала переживать, что сейчас они станут рассказывать о Карен и про остальных людоедов из Хилтон, но Паоло вспомнил другое:
— Мама вернулась через сутки. Они с отцом ушли обшаривать рыбные доки, потому что в ближайших магазинах уже ничего не было. Квартиры были заперты или в них прятались монстры. Я верил, что они нашли, где переночевать. Может быть это был какой-нибудь офис или кабинет врача. Мама поднималась по ступенькам. Ее было слышно, как она вздыхала и говорила “нет-нет”. Ее вещи были в крови. Я увидел ее в глазок, как она стоит перед дверью и не решается постучать. Я спрашивал у нее: где папа? Что случилось? Она твердила одно и тоже, не отвечая на мои вопросы.
Паоло замолчал. Я поднялась, потянулась к нему, чтобы обнять, прижать к себе. Я знала окончание истории. Это действительно страшно. Паоло дернул головой, его подбородок и губы задрожали.
— Я все-таки открыл ей дверь, на улице стало темнеть. Монстры должны были вылезти из своих нор и начать шарить по домам. Она уже была другой, но я надеялся, что все не так. Я тряс ее и тащил в квартиру. Она никак не реагировал на мои слова и крики Ками, сказала последнее “нет” и бросилась на меня. Я заперся у соседей сверху…
У Паоло были не только мама и папа, но и сестры. Младшая и старшая. Бонита ушла вслед за родителями — у них закончилась вода. Камила раскапризничалась. Она была голодна. Им нечем было развести смесь. Она перестала кричать стоило обратившейся матери оказаться в ее комнате. Из всей семьи выжил только Паоло. Младшая сестренка погибла, но спасла ему жизнь.
— У вас есть родные в Европе?
— Есть кто-то кто ждет вас здесь?
— У меня! — неожиданно громко откликнулась Лиз. — В Париже у меня живет троюродная тетя.
Лиза назвала имена своих родственников, просила их откликнуться и не оставлять ее одну. Она рассказывала о своих родителях, маме, что часто вспоминала о ней и мечтала приехать к ним в гости. Паоло молчал. Он выглядел потерянным, мрачным и очень напряженным.
— Я прошу президентов… Нет! Королей всех стран помочь нам!
Мальчик выскочил на середину комнаты, сжав кулаки, выпрямившись, превратившись в “струну”, в натянутую тетиву лука.
— Мы смогли выбраться, почему нас хотят отправить обратно?! Наши родители и близкие спасли нас! Они рисковали жизнью и погибли, чтобы мы могли выжить! Мы не хотим обратно! Помогите нам! Вы ведь все можете!
В его глаза блеснули слезы, прочертили смуглую кожу щек. Паоло не стал дожидаться хоть какой-нибудь реакции, расталкивая журналистов, он ринулся к выходу и выбежал прочь из зала.
* * *
— Прости меня.
Алекс не перестает обнимать его, повторять одно и тоже раскачиваясь туда-сюда. Лиза сидит рядом, в самом углу, возле трапа ведущего на второй ярус кровати.
— Иди сюда!
Алекс тянет ее к себе. Интервью давно окончено. Их затолкали в каюту и теперь их судьба висит на волоске.
