- Мы ехали несколько дней, он немного поутих, стал о чем-то меня спрашивать – а я не отвечала. Он опять взбесился, и сказал… сказал так странно…
- Что он сказал? – словно помогая ей припомнить, Рик взял ее руку в свои и погладил. Пусть это было постыдной слабостью, но ему очень нравилось прикасаться к ней. Ее кожа была гладкой, как лепестки розы, дотрагиваться до нее было истинным наслаждением. Дьюлла не вырвалась, не отдернула руку. Наоборот, она ответила ему, слегка сжав его пальцы. Такое нежное, дружеское рукопожатие. Да что там – она просто пошевелила рукой, а он уже придумал бог весть чего. Но она смотрела на него доверчиво и даже улыбалась, и он был ей за это очень благодарен.
- Он сказал, что меня испортили – превратили благородную кровь в деревенщину, и что он в этом тоже виноват, потому что «упустил меня из виду», - она постаралась точно передать слова покойного графа, и старательно их повторила, по провинциальному придыхая после каждого слова. - Теперь я думаю, что это не он меня похитил, а кто-то похитил меня у него, а милорд Босвел просто забрал меня у этих людей.
- Да, тоже склоняюсь к этой версии, - сказал Рик задумчиво. – Я мало общался с тетушкой Ловис, да и она была не из тех людей, кто легко поверяет свои тайны. Видимо, она прятала свое горе глубоко в сердце. И молчала.
- Думаешь, это у нас семейное? - улыбнулась Дьюлла сквозь слезы, шмыгая носом. Ей влетело бы за это от леди Кандиды, но платок она вечно теряла, а сейчас слезы текли и текли, и их невозможно было остановить. Больше всего она боялась, что Рик пристыдит ее за это, но он достал из-за отворота рукава белоснежный платок и протянул ей.
- Поплачь, Дьюлла. Девушкам надо время от времени плакать, чтобы горе не скапливалось в сердце.
Она утерла слезы и как могла промокнула нос, боясь даже высморкаться при кузене.
- Ты такой умный, - сказала она удрученно, - а я чувствую себя здесь гусенком, которого бросили в лебединую стаю.
- И совершенно напрасно, - возразил он с большей горячностью, чем хотел. – Ты – настоящий лебедь, Дьюлла, даже не сомневайся.
- Лебедь, - она хихикнула и отвела глаза, - купающийся в озерах, сбросив перья.
Было видно, что она до сих пор стыдится того, что произошло.
- Признаться, я чуть не умер от этого зрелища, - сказал Рик, стараясь оставаться спокойным, потому что образ Дьюллы, стоявшей обнаженной под водопадом, снова поразил его в самое сердце, и все тело болезненно заныло, подчиняясь тяжелому, тупому вожделению.
- Я тоже тогда чуть не умерла, - призналась она ему. – В жизни не переживала такого позора.
- Ну, я-то чуть не умер по другой причине… - засмеялся он.
- По другой? – она осмелилась посмотреть на него искоса.
- Ты очень красива, - сказал Рик, чувствуя, как дрожь пробирает от макушки до кончиков пальцев. – Ты даже не представляешь, что переживает мужчина, когда видит такую девушку, как ты.
Она улыбнулась одновременно застенчиво и горделиво – конечно, она знала свою красоту, но вряд ли понимала ее истинную силу.
- И это у нас тоже семейное, - Рик не удержался и погладил ее по щеке, ощутив такую нежность и гладкость, словно коснулся самого лучшего щелка. – За исключением меня, конечно.
- Ты такой из-за болезни, - произнесла Дьюлла взволнованно. – Я слышала, об этом болтали слуги.
- Не только из-за болезни, - он пожал плечами. – Я родился четвертым ребенком, последним, и был слабее всех детей, что рожала мать, - он подумал и тихо добавил: - Но выжил единственный…
- Расскажи теперь про себя? – попросила она. – Я слышала только сплетни слуг и не знаю, что правда, а что выдумки.
Он не собирался многого рассказывать, как не собирался вызывать к себе жалость, но получилось что-то совсем другое. Вскоре Дьюлла снова заплакала, уверяя, что все ее страдания – ничто по сравнению с тем, что пережил он. Она прильнула к нему, стиснула его руку в своих, и прижала к груди, вздыхая и ахая. Рик чувствовал определенную неловкость, потому что стоило пошевелить пальцами, как он касался кое-чего мягкого и упругого, отчего усидеть спокойно не было никакой возможности.
- Пора прерваться, - сказал он с нервным смешком, отстраняя Дьюллу от себя. – У нас получилось состязание – кто расскажет самую жалостливую историю.
Но девушка его, похоже, не услышала.
- Ты был хоть когда-нибудь счастлив? – спросила она, глядя блестящими от слез глазами. – После того, как покинул Свон?
- Не хватит ли откровений на сегодня? – отшутился он.
- С этого вечера все будет по-другому, правда? – она говорила с надеждой и очень серьезно, и Рик не мог обмануть ее ожиданий.
- Конечно, по-другому, - заверил он ее. – Все изменилось, и никогда не станет прежним.
Он даже представить не мог, насколько оказался прав.
8. Неогранённый алмаз
Следующим майским утром, когда Рик закончил дела с арендаторами ближних земель, он сразу же поспешил к милой кузине, убеждая себя, что просто должен пожелать ей доброго дня.
Дьюлла играла в саду с котенком, расположившись в тени деревьев, а ее благородные наставницы мирно похрапывали в беседке. Рик решил не беспокоить их и подошел к сестре. Она услышала его шаги, испуганно вскинула голову, но тотчас лицо ее просияло улыбкой, и Рик почувствовал, что сердце тает, как воск на солнце. Он приложил палец к губам, делая знак молчать, и поманил девушку вглубь сада. Дьюлла вскочила, схватила в охапку котенка и вприпрыжку побежала за братом.
- Леди Кандида с ума сойдет, когда проснется и не увидит меня, - хихикнула она, довольная проказой.
- Впредь будет выполнять свои обязанности добросовестней, - сказал Рик.
- О! Ты коварный! – Дьюлла в притворном ужасе округлила глаза, а потом засмеялась.
- Через час я должен уехать, - сказал Рик, глядя на смеющуюся девушку, как завороженный. Опомнился и отвел глаза, но Дьюлла ничего не заметила. – Потому решил провести с тобой немного времени.
- И правильно! Я ужасно соскучилась! – заявила она.
- Я тоже, - Рик не смог удержать улыбки.
Ее восторг был приятен, хотя он понимал, что она обрадовалась бы и черту лысому, если бы он проявил хоть немного доброты по отношению к ней.
Они устроились на берегу Зеркального пруда, где и вчера. Рик озаботился, чтобы на траве расстелили скатерть и принесли ветчину, вареные яйца под горчичным соусом, хлеб и напитки. Основательно подкрепившись, они с Дьюллой приступили к работе над ее речью.
- Чем отличается речь аристократа от простолюдина? – спросил Рик.
- Твоя речь – она красивая, - немедленно ответила Дьюлла. – Она как ручеек – течет-течет, а не булькает, как моя…
- Потому что ты ее упрощаешь.
Рик объяснил, что простолюдины не выговаривают все звуки, да еще вместо того, чтобы разграничить такие разные «С» и «З» заменяют их мягким «Т», придыхая при этом. А аристократы четко все выговаривают, да еще и «Р» произносят, как перекатывают во рту горошину. Поэтому их речь ясна, чиста и вызывает настоящее благоговение.
Поначалу язык не слушался Дьюллу, но постепенно сложные свистящие покорились ей. Она взволнованно вытерла вспотевшие ладони о траву – произносить все эти аристократические «С» было гораздо сложнее, чем искать редкий розовый корень! Еще бы не забывать, когда надо свистеть, а когда звенеть.
- А чтобы речь была ровной, - наставлял ее Рик, - и не спотыкалась на каждом слове, ты должна и думать ровно.
- Как это сделать? – немедленно спросила она. Обучение необычайно увлекло ее, а Рик стал представляться кем-то вроде небожителя, которому известно все и обо всем.
- Только читать. И тренироваться – говорить каждый день. Если стесняешься – говори сама с собой, пока никто не слышит. Говори со мной, потому что тебе меня нечего стыдиться. Но старайся не только говорить правильно, а еще и мыслить правильно и плавно. Я подарил тебе книгу, ты читала ее?
