– Нет, ничего, – я криво улыбнулась, – запнулась и потеряла мысль.
Гамильтон был чьим-то компаньоном. Он жил здесь несколько веков назад. Маги и колдуны способны протянуть до полутора сотен лет, а события, описываемые в дневнике прадеда, происходили как раз два века назад. Мог ли Гамильтон быть компаньоном Райет? Но, что самое главное, хочу ли я знать, был ли он ее компаньоном? Хочу ли я знать, разделял ли он ее взгляды? Магоскоп был разобран и частично разбит, он не функционировал больше десяти лет – лучшие из лучших бились над его восстановлением. Восстановлением, которое было жизненно необходимо, ведь тварей стало только больше…
– Слева, – коротко произнес Гамильтон.
Зачерпнув силу, я выставила щит, а после добила мелкую тварюшку.
– Они живут стаями, – это мы с компаньоном выдохнули в унисон.
Бросок, щит, бросок. Нет времени ни для арбалета, ни для метательных игл.
Как нет и реальной угрозы: эти тварюшки неопасны. Хоть и отнимают время.
– Последний, – удовлетворенно произнес Гамильтон и раздавил противника лапой.
До Гиблой Рощи оставалось всего ничего, когда мне почудился блуждающий огонек.
– Я что-то вижу, – напряженно произнесла я.
– Где?
– На шесть часов. Нет, на восемь. Нет…
– Пальцем покажи, – мрачно вздохнул Гамильтон, – когда ты научишься воображать перед собой циферблат? Это ведь так просто: представила часы – поняла, подле какой цифры расположен враг, – навела меня.
– Оно мечется! И… Исчезло. Это был огонек, такой… полупрозрачный, – я потерла переносицу, – или его не было?
Мы остановились. Тропка вдоль Гиблой Рощи прямо под нашими ногами. Внутри Гиблой Рощи брошенный храм, в котором за столько лет наверняка завелось нечто эпическое. Но… Но я видела огонек, и он, юркий, улизнул куда-то к центру Рощи.
– Нас там съедят, – отметил Гамильтон, когда я сделала первый шаг.
– Мы будем сопротивляться, к тому же у меня при себе соль.
– Чтобы таинственной хтони было повкусней?!
– Чтобы пересолить друг друга и таинственная хтонь сказала: «Оу, нет, я слежу за водно-солевым балансом», – нервно хихикнула я. – И к тому же Храм просматривается из, если я не ошибаюсь, во-он тех кустов. Их разведчики издалека обстреливают, чтобы не разрастались.
Добравшись до кустов, мы всмотрелись в темную громаду храма. Входить в саму Рощу разведчикам запрещено, потому мы не спешили к призывно белеющим ступеням.
– Огня нет.
– Но он был.
– Уверен?
– Чую запах сгоревшего пороха, – проинформировал меня Гамильтон. – Наша цель – Свеча.
Кивнув, потерла друг об друга заледеневшие ладони и потянулась к сокрытой в последней сережке силе. Мне нужен поисковик. В Роще нет ничего живого: ни зверей, ни птиц. Если там заблудился случайный контрабандист и его еще не сожрали, будет яркий отклик.
Отклика не было. Громада храма издевательски белела ступенями и манила, манила нарушить одно из главных правил разведчика.
– Идем.
Резко развернувшись, я направилась к едва заметной тропке.
– Соль зря пропадет, – хмыкнул Гамильтон. – Хотя я удивлен твоим решением.
– Мы осмотрим храм после того, как запишем координаты Пересветов.
– А, нет, не удивлен. Только как ты планируешь передать координаты?
– Через одного из твоих хвостиков, разумеется, – я пожала плечами, – это же очевидно.
Тропка легко стелилась под ноги, и мы с Гамильтоном почти бежали. От Гиблой Рощи до Свечи совсем немного. Плюсом ко всему идет то, что часть пути мы проделаем по старой, но все еще не заросшей дороге. Увы, секрет этого ровного и гладкого покрытия был утрачен.
– Неприятно, – проворчал Гамильтон, – терпеть не могу это «цок-цок-цок».
– Дорога скоро закончится, – успокоила я его. – И потом, вспомни, как звучит металлическая набойка на гулком мраморе большого холла. Особенно если у хозяйки легкая косолапость и одна нога все время подворачивается.
– Спасибо, мне стало неприятней, – хмуро отозвался мой компаньон.
Лежащая справа от нас роща поредела, и мы увидели величественный силуэт Свечи. Из-за неоднократных разрушений ее контур наверху слегка походил на оплавленный воск.
– Иди за мной след в след, – в унисон произнесли мы с Гамильтоном.
– Ладно, и чьей дорогой пойдем? – спросила я у компаньона.
– Хочу на ручки, – хитро улыбнулся он и резко уменьшился.
– Имя тебе – коварство и наглость.
– Это два имени, – ухмыльнулся он и поудобнее устроился на моих руках.
Я сделала первый шаг, благо умение видеть легкую паутинку магии меня все еще не покинуло.
К Свече нельзя пройти единственно верным путем. Каждый разведчик прокладывает свою дорогу сам, уповая лишь на свои знания и умения. И, уходя, он обязательно деактивирует одну-две ловушки, чтобы оставить на их месте свои проклятья.
Вот и ворота. Оплавленные, искореженные и заржавевшие, но все еще выполняющие свою функцию. Приложив ладонь к старому гербу Маго-Научного Комплекса, я мысленно представилась.
«Вильгельмина Фоули-Штоттен, баронесса, разведчик и мастер окраинной стали».
Ворота отворились без единого скрипа, и я не без трепета ступила внутрь.
С каждым шагом темный коридор освещался голубовато-зеленым светом. Он исходил от потолочных панелей, что нависали над нами. Нависали и были местами повреждены.
– Иногда мне кажется, что прадед был прав: Свеча кричит от боли, – тихо сказала я, проведя ладонью по глубокой трещине, оставшейся от боевого заклятья.
– В моем родном мире артефакты подобной мощи обретают сознание, – согласился Гамильтон.
Мы поднимались по бесконечной винтовой лестнице, проходили мимо выбитых дверей, ведущих в абсолютно пустые, темные комнаты. Комнаты, которые даже не освещались: у Свечи недоставало сил.
Вот, наконец, и верхняя площадка.
– Возможно, тот тазик с пирожками был лишний, – шумно выдохнул Гамильтон.
– Я же несла тебя на руках! – возмутилась я.
– И при этом сильно давила на живот, – страдальчески вздохнул мой компаньон. – Все мне нравится в Свече. Все, кроме того, что мы сейчас прекрасная мишень.
Возразить было нечего: пол под нашими ногами ярко светился и, отражаясь от стеклянной крыши, распадался мириадами искр. Со стороны, наверное, потрясающее зрелище.
Остов магоскопа стоял в центре площадки. Линза уже была направлена на Пустошь. Мне оставалось лишь влить в нее щедрую порцию силы и достать подробнейшую карту.
Четыре фиолетовых карандаша – светлый, чуть темнее, еще темнее и почти черный – вот так мы зарисовываем Пересветы, оттеняя их яркость. Чем насыщеннее отблеск будущего разрыва, тем скорее ткань мира не выдержит и пропустит к нам тварей.
Увы, мы не можем воздействовать на сами Пересветы, но мы вполне способны просчитать скорость их разрыва. Жаль, что они видимы только после сухой грозы.
Зарисовывая всполохи, я увлеклась так, что только сдавленный возглас Гамильтона вырвал меня из этого транса.
– Посмотри!
Я бросила взгляд в линзу и пожала плечами:
– Обычное количество Пересветов.
– Да нет же, там, на четыре часа! Агр, за лапой смотри!
Сквозь линзу обычный мир виден не так чтобы хорошо. Я сделала шаг в сторону и увидела человека. Он был далеко, но… Он открыл портал?!
– Проклятый клинок! – выдохнули мы с Гамильтоном в унисон.
Человек бросился к разбитому стационарному телепорту и, потратив всего несколько секунд, смог его оживить. Цвет магии подсказал, что направление перемещения – столица.
– Это невозможно, – прошептала я помертвевшими губами.
– Невозможно то, что он провел с собой нескольких грамрлов, – мрачно произнес Гамильтон.
– Порталы разбиты. – Я никак не могла поверить в увиденное. – Мы же проверяем это! Я не могу не доверять своим людям!
– Доверяй, но проверяй, – наставительно произнес Гамильтон. – Ты закончила с рисованием? Ночь будет долгой…
В продолжение своих слов Гамильтон вытряхнул откуда-то из-под плаща пухлый сверток. Подтолкнув его носом к моим ногам, он небрежно бросил: