Обоз начал движение, пленников погнали дальше.
— Ты видел, Эрик, это был офицер императорской армии!
— Что тебя удивляет?
— Но ведь он должен был арестовать этих разбойников! Однажды в Гудбурге поймали главного городского вора, он был настолько важен, что за ним приезжал большой конвой из императорских солдат и одного офицера, мундир на офицере был точно такой. Я был уверен, что он мне поможет!
— Да заткнитесь вы! — зашипел один из пленников. — Мало тебя учили, щенок? Опять треплешься?
— Ладно тебе, Биркамп, — осадил его Эрик. — Мальчишка еще жизни не видел, все за него решал дядя, а теперь он остался один.
— Ну и нянькайся с ним сам, а другим неудобства не доставляйте! — Биркамп покосился на ехавшего по обочине всадника. — И так в дерьме по уши...
С севера подул ветер, он подгонял идущих на юг пленников, как будто хотел поскорее от них избавиться. Местность постоянно менялась — пустоши чередовались с кустарником и редкими рощами, встречного транспорта или путников не попадалось.
Один раз миновали заброшенный с прошлого года шалаш, еще попался опорный форт императорских солдат, державших под контролем торговые пути. Теперь здесь никого не было. Поднимаясь на носки, Питер пытался заглянуть в пустые бойницы.
— Еще рано, никого здесь нет, — сказал Эрик.
— Откуда же тогда офицер взялся?
— Не знаю, — пожал плечами Эрик. — Наверно, у него здесь дополнительный заработок.
— Я его запомнил, я его хорошо запомнил, — со мстительными нотками произнес Питер.
— Молчи об этом, а то и до беды недалеко.
На ночлег отряд карсаматов остановился, когда сгустились сумерки. Место выбрали между двумя холмами, под защитой молодых дубков. Один из конвоиров принес толстую веревку и начал по очереди вязать всем пленникам ноги. Он быстро вертел хитрые петли, и невольникам оставалось только совать в них ноги, потом следовал резкий рывок — и вязалась петля для следующего.
Когда затягивали ноги Питеру, он вскрикнул от боли, и конвоир довольно засмеялся.
— А как же нам теперь по нужде? — обратился к нему подросток.
— Вставай и делай, дурак-собака, чего спрашиваешь?
— Ты уж тогда ссы подальше, — пригрозил Биркамп. — Нальешь на меня — башку отверну...
— Заткнулся бы ты, — предложил ему Эрик. — Что-то я слишком часто стал тебя слышать.
— А что ты мне можешь сделать, лягушка индзорская, твоих дружков здесь больше нету.
— Ладно, Биркамп, — вдруг сменил тон Эрик. — Ты погорячился, я погорячился — извини.
— Да ладно. — Здоровяк отвернулся, поудобнее устраиваясь на земле, и быстро уснул, сотрясай землю своим храпом.
Карсаматы расположились чуть выше пленников, разожгли на склоне костер, чтобы при свете лучше их видеть. Дозорных поставили на вершине холма, правда, было непонятно, что они там в темноте могут разглядеть.
Несмотря на неудобство и отсутствие привычки ночевать на голой земле, Питер спал хорошо, лишь изредка вываливаясь из сновидений, когда перекликались часовые или рядом проходил Теллир.
К утру стал мерзнуть, однако великоватый, с чужого плеча кафтан очень помог, им удалось обернуться почти дважды.
— Вставай! Вставай, знаешь, дурак-собака! — стали кричать охранники, когда еще не рассвело. Питеру как раз снился страшный сон, будто великан в два человеческих роста поймал его за ноги и, держа вниз головой, сильно встряхивает, что-то при этом крича. Питер пытался вырваться, но у него ничего не получалось, а проснувшись, обнаружил, что самый злой из конвоиров дергает веревку, на которую были нанизаны пленники, и кричит:
— Вставайте! Вставайте, шакалы-собаки, знаешь!
Когда ему надоело это развлечение, он швырнул конец веревки на землю и потребовал, чтобы пленники распутывались сами.
Питер не был знаком с кочевыми узлами, и у него ничего не вышло, но Эрик быстро развязал петли на своих ногах и помог Питеру.
— Где можно отлить, ваша милость? — спросил кто-то из пленников.
— Отливай в штаны, знаешь! — ответил конвоир, и все карсаматы дружно рассмеялись, потряхивая нечесаными головами.
Пока кочевники ловили спутанных лошадей, пленники дружно справляли нужду.
Питер осторожно повел плечами. Под утро опустился туман, и вся одежда оказалась сырой от росы, непривычные к ходьбе ноги болели, а исполосованная плетьми спина саднила. Тем не менее он чувствовал в голове ясность и понимал, с кем, куда и зачем идет, — он трезво осознавал свое положение и был благодарен помогавшему ему Эрику.
— Не простудился? — спросил тот. — В дороге это самое дрянное.
— Нет, даже сам удивляюсь.
— Пошли, знаешь, шакал-собака! — закричал один из конвоиров, взмахивая для острастки плетью.
Пленники двинулись по склону к дороге, где стоял ночевавший здесь обоз. Ломовые лошадки как ни в чем не бывало встряхивали длинными гривами, им было все равно, кто теперь их хозяин.
Обоз тронулся, и следом за ним погнали пленных.
Пока взошло солнце, мимо неоднократно проезжал Теллир. Питер старался не смотреть в его сторону, но чувствовал на себе тяжелый взгляд хозяина.
Еще до обеда они вышли к развилке. К удивлению Питера, обоз продолжил движение на юг, а Теллир и конвоиры с пленниками свернули налево.
Получив от хозяина какую-то команду, эртадонт унесся в сторону большой рощи и больше не появлялся.
— Куда это мы? — негромко спросил Питер.
— В Датцун, невольничий рай, — ответил Эрик.
— А обоз?
— Обоз пойдет в Пешехар, как и планировал твой дядя, там за товар дадут самую большую цену.
— Сволочи...
— Ругайся не ругайся — ничего уже не сделаешь.
— А каково быть рабом? — спросил Питер после небольшой паузы.
— Ты что, ни разу рабов не видел?
— Не видел, наш герцог не велит торговать людьми.
— Ах, ну да — ты же из Гудбурга. Ну в общем... это зависит от того, к какому попадешь хозяину. Бывает, что рабы живут не хуже вольных, а бывает, что и месяца не вытягивают.
— Да ты что? — ужаснулся Питер.
— Именно поэтому главное — приглянуться хозяину.
— А что для этого нужно делать?
— Хорошо выполнять положенную работу.
— Но я ничего не умею делать — у дяди было много слуг!
— Значит, будешь учиться... Только ты не думай сейчас об этом, голову сломаешь, а толку — чуть. Может, тебе повезет и попадутся добрые люди, выкупят тебя и сразу дадут волю.
— Такое бывает? — Глаза Питера засветились надеждой.
— Люди рассказывают, значит, бывает. Придет на торги какой-нибудь блаженный богач, купит десяток невольников да и даст им вольную, чтобы поминали его добрым словом.
