Николас поморщился и усилием воли прервал опасные мысли.
Он оторвал взгляд от спящей женщины и со стаканом вина в руке прошел к камину. Огонь уже догорел, но угли – только тронь – обжигали багровым жаром. Николас снял со стены шпагу с рукоятью, выточенной из человеческой берцовой кости, тонким клинком выкатил на пол обугленный нож. Кожаная обмотка сгорела дотла, лезвие треснуло вдоль; он легко обломил его и вытащил из креплений рукояти.
На эльварруме не было даже следов копоти. На ощупь металл оказался холодным, будто все это время провел во льду, а не в пламени камина. Николас выпрямился и снова открыл шкатулку.
Раскинувшая крылья бабочка, полый сферический цилиндр, узкое кольцо, подсвечник на лапках.
Теперь к четырем предметам добавился пятый. Недлинная, идеально ровная палочка, немного раздвоенная с торца – там, куда был вставлен клинок ножа. Этакая вилка.
Итак: бабочка, цилиндр, кольцо, подсвечник и вилка.
И что все это могло означать?
Николас не имел об этом ни малейшего понятия.
И никто из людей, которых он знал; никто, даже Катлина, никогда не спрашивали его, зачем он колесит по всей Империи, выискивая и собирая вещи из эльваррума. Таинственный металл, не поддающийся никаким внешним воздействиям – ни кислотным, ни температурным, ни физическим, – эльваррум, в сущности, был бесполезен. Предметы из эльваррума неизменно оставались в той форме, которую некогда придал им неведомый мастер. Они были кусками иного, совершенно не похожего на человеческий мира.
Как и сам Николас.
Подобное всегда тянется к подобному. Вот, наверное, потому-то никому и не казалась странной его страсть к магическому металлу, который люди издавна привыкли называть эльваррумом. Металлом эльваров. Самых древних жителей Потемья, по могуществу и многочисленности сравнимых только с крылатым народом – лаблаками.
Потемье… Первый из существующих четырех миров: Поднебесья, Преисподней и мира людей. Мир, который был всегда, – и поэтому не подвластный ни Поднебесью, ни Преисподней. Мир, населенный существами, внушающими людям ужас. Мир, извечно сотрясаемый враждой двух господствующих рас – эльваров и лаблаков.
На земле людей от Потемья остались лишь сказки – да еще эльваррум. Да еще Николас. Больше ничего.
Потемье… Мир, где он был рожден. Мир, о котором он не помнит почти ничего. Мир, Врата в который закрыты давно и навсегда.
«Почему я здесь? Зачем? Как я попал в мир людей и как мне вернуться?» – эти вопросы он задавал себе тысячи и тысячи раз. И никогда не находил ответа.
Первое, что помнил о себе Николас, – это как он, крохотное существо, ощетиненное костяными клинками, мчится на пылающей повозке. Повозка летит по дороге, подпрыгивая и гремя, но лошадей, влекущих ее, нет. Потом – все размыто… Какие-то плачущие женщины… крестьяне… тычки деревянных вил в бока и в спину. Гримасы отвращения и страха… Деревенский священник с оловянным крестом в дрожащих пальцах. Хорошо помнит, как едва не захлебнулся в чане с освященной водой… Еще лучше – раздирающую боль от прикосновений языков пламени, веревки, впивавшиеся в тело и вопли: «Пусть Сатана спасает свое отродье!» Кажется, он плакал тогда, на костре… Или нет, просто сейчас так вспоминается. Во всяком случае, если и плакал, то первый и, наверное, последний раз в своей жизни.
Еще помнит Николас, как с оглушительным треском лопались веревки и крестьяне, визжа, бежали в разные стороны, и он, спотыкаясь, шел куда-то между деревьев, а у него все еще горела кожа на спине и плечах.
Цыгане нашли его на лесной тропинке. Шрамы от ожогов сошли через неделю. А через месяц, освоившись и окрепнув, он давал представления на ярмарках. Сначала – в компании с бородатой женщиной, четой престарелых карликов и чревовещателем, выдававшим себя за глухонемого, а немного позже сам по себе, один. Цыган Гама-циркач взялся учить его, и Николас спустя всего пару месяцев превзошел своего учителя. Искусством акробатики и прицельного метания ножей он поразил табор настолько, что почтенный седовласый барон чуть не на коленях умолял остаться в таборе, обещая лет через пять, когда маленький эльвар подрастет, отдать ему в жены собственную дочь. Николас не возражал. Возражала красавица Рада, младшенькая барона. Через год, когда разговоры о свадьбе стали возобновляться все чаще, она перерезала себе горло папенькиным кривым ножом…
Когда и кто его впервые назвал эльваром? Должно быть, цыгане. Цыгане знают больше остальных людей, много больше – только не все говорят. Да, цыгане… Для прочих он всегда был уродом, страшилищем и отродьем Сатаны, которому нет и никогда не будет места среди людей.
Ну не будет – и не надо. У него есть своя родина. После того как он ушел от цыган, он странствовал по миру далеко за пределами Империи. Странствовал много лет. От Ледяных пустошей до Черного континента. От горной Гарпатии, где круглый год солнце появляется среди мглистых облаков лишь в полдень и скрывается быстрее, чем успеешь выкурить трубку – до восточных Драконьих островов, где время словно движется вспять и тамошние обитатели не придают своему существованию никакого значения, скорбя о былом золотом веке, все глубже погрязающем в бездне времени. Там он впервые услышал об эльварруме (на Островах он назывался «отомо ноомо» – металл духов), но Потемья не нашел.
И вернулся в Империю, в которой тогда уже начиналась смута.
Бабочка, цилиндр, кольцо, подсвечник – все это появилось у него в течение каких-нибудь двух лет. За десятилетия странствий он не сделал ни шага к своей цели, а здесь, в сердце Империи, у него появилось чувство, что половина пути за спиной. Как мальчик в лесу, поднимая с земли хлебные крошки, находит дорогу домой, так и он, Николас, собирал кусочки эльваррума, с каждым новым предметом ощущал все ближе дыхание родины.
В конце концов он научился видеть эльваррум. Впрочем, видеть – не совсем подходящее слово… Скорее – чувствовать. У него открылось иное, отличное от обыкновенного, зрение. Когда знаешь, что эльваррум где-то недалеко, достаточно, сосредоточившись, представить себе холодный блеск сине-черных граней, закрыть глаза и в этой тьме протянуть руку, нащупывая ледяную прелесть вожделенного металла. Чуть позже Николас понял, что может видеть не только эльваррум. Что угодно. Главное – ясно представить, что – или кого – именно хочешь найти. На небольших расстояниях всегда срабатывало… После этого открытия часто задумывался: сколько еще он о себе не знает? Возможно, его разум и тело обладают и другими способностями? Но даже и то, что уже открыл в себе Николас, приходится тщательно скрывать от окружающих.
