- Понял, - кивнул Румпель и направился к столпившимся вокруг телег дружинникам. Через пару минут Мерхель спустил собак, с громким лаем бросившихся в северном направлении, и семеро всадников с факелами устремились за ними.
Ройс подошел к телеге. Там уже Себаст колдовал над ногой Эзры. Оставшиеся солдаты из десятка Румпеля, развлекали своего раненого собрата скабрезными историями. Двор был освещен десятком факелов, привезенных дружинниками.
- Мессир. - Себаст, увидев Феликса, соскочил с телеги и подбежал к Ройсу.
- Как там дела у Эзры? - спросил Феликс.
- Ничего страшного, - улыбнулся лекарь. - Через пару недель танцевать будет. - Когда Себаст улыбался, его молодость становилась особенно заметной. Двадцать два года. Сам Ройс к этим годам уже шесть лет отвоевал.
- А правда, что вы здесь настоящего туата нашли? - с огнем любопытства в глазах спросил Себаст. - Да еще целителя?
- Правда, - подтвердил Феликс. - Он вытащил Уолтера. - И, упреждая следующие вопросы молодого лекаря, добавил. - Он сейчас устал, так что не приставай с расспросами. Еще будет время в замке. Курт, - позвал он. Лесьер, уже что-то выговаривавший одному из дружинников, подошел к Ройсу.
- Командир. Как дела у Корвина?
- Похоже, он выкарабкается. - Лицо старого воина посветлело. С Уолтером он был знаком, пожалуй, что и дольше, чем сам Феликс.
- Как там раненые? - спросил Ройс.
- Один помер, как я и думал. Второй жив. Себаст его перевязал.
- Грузи его на телегу. И Энцо - тоже. Через два колокола выступаем. Если Румпель к этому времени не вернется, дождешься его, и возвращайтесь в замок.
- Мессир... Мессир...
Феликс открыл глаза.
- Бернар.
- Вы просили разбудить вас не позднее второго часа дневной стражи.
- Да. Конечно. - Ройс откинул одеяло, сел на кровати. - Как там Уолтер?
- Не имею понятия, мессир. Фрокар Корвин у себя в покоях. Молодой туат с самого утра рядом с ним.
- Письмо?
- Отправлено сегодня утром.
- Хорошо. Давай берену. Потом - обед. Завтрак я, кажется, проспал. Прикажи накрыть в летней башне.
- Слушаюсь. - Бернар обернулся к полуоткрытой двери: - заносите.
Дверь открылась, в проем, пыхтя и осторожно ступая, вошли двое слуг, за ними появились округлые обводы большой бочки, - берены, наполненной водой. Сзади ее поддерживали еще двое.
Дождавшись, пока слуги выйдут, Феликс залез в бочку, сел на встроенный внутри приступок, окунулся с головой. Вернулись они в замок далеко за полночь, и после всех ночных приключений его хватило только на то, чтобы раздеться и упасть в постель. Саднило левый бок. Отмокнув и отмывшись, Феликс вылез из воды, вытерся, надел холщовые подштанники, подошел к зеркалу. Из глубины холодной начищенной бронзы на него смотрело усталое лицо мужчины лет тридцати. Короткие, по-военному стриженые волосы, худощавое, словно вырубленое из мореного дуба, лицо. Серые глаза смотрели спокойно и упрямо.
- Что, господин барон, говорите, наскучила вам мирная жизнь? Снова на подвиги потянуло? Вот уж верно мудрецы туатов говорят: чтоб тебе жить во время перемен.
Отражение в темной глубине ответило ему тоскливым взглядом, в котором непонятно чего было больше: то ли горькой иронии, то ли сожаления. Феликс перевел взгляд ниже. Его тело вполне могло служить наглядным пособием по изучению истории Потрясения, как принято сейчас называть десять лет войны с мрунами. Вот едва заметная белесая точка на левом боку - его первый бой, первая стычка с кочевниками между мирами, на переправе через Тахос. Звездчатый шрам на правой ключице - память о битве в предгорьях Хребта мира, хоть и проигранной, но дорого доставшейся мрунам. Нитка шрама пересекает левую ключицу - победная битва у стен Вилинира, чуть не унесшая его жизнь в Серые пределы: окажись рука противника чуть крепче, или удар меча вернее, и не видать ему одну из первых больших побед Асты. А вот и два шрама-близнеца на груди - та самая Великая брань, как поют сейчас барды в разных уголках Хиона. Лавовые поля плато у перевала Странников, одинаково хорошо впитывающие воду, пот и кровь. Особенно кровь. Десять лет жизни, отданные войне, прочертившей свой извилистый путь шрамами на его теле...
Ройс хмыкнул собственным мыслям, отошел от зеркала и стал одеваться.
* * *
- Вам обязательно надо это выпить. Это поддержит ваши силы, друг-человек.
- Не зови меня так. После всего, что ты сделал, ты мне не просто друг, а брат. И меня зовут Уолтер.
- Извинения прошу, Уолтер. Но выпить тебе необходимо это.
- Эх, да что же, лекари, у вас у всех лекарства всегда такие горькие да жгучие.
- Это не горькое. Тут есть пыльца лисселот. Цветы моего края. Пей, чтобы маленькие злые кчолы, что меньше даже макового зерна, не залезли в твою рану.
Ройс, пока что не замеченный обоими спорщиками, с усмешкой наблюдал за ними, стоя около дверного проема. По его скромному мнению, молодой целитель сотворил настоящее чудо. Еще ночью Уолтер стоял одной ногой за чертой, отделявшей мир живых от нави. А сейчас в кровати лежал, хоть и все еще беспомощный, но такой же неунывающий и энергичный, задира Корвин.
- Феликс! - заметил, наконец, Ройса, друг. - Ну, скажи хоть ты ему, что ко мне в жизни никакая зараза не прилипает.
- Если бы ты видел, как выглядел меньше десяти колоколов назад, - ответил Феликс, - ты бы не только этот отвар выпил, но еще и добавки попросил. - Ты великолепный целитель, Телламат, - сказал он, подойдя к туату и пожав ему руку. - Если бы не ты... - Ройс развел руками.
- Мое искусство важно, да, - юноша улыбнулся. - Но фейвала друга-Уолтера... как это сказать по-хионски? Тяга к жизни, наверно, сильно велика. Если бы он не хотел так сильно жить, моего искусства могло не хватить. - При свете дня лицо юного тута выглядело еще более изящным, даже хрупким. Волосы, остриженные над ушами, и украшающие щеки узоры подчеркивали высокие скулы. Бирюза глаз сверкала на солнце медовым золотым оттенком.
- Выпей, друг-Корвин, - снова обратился Телламат к своему пациенту, протягивая чашу с отваром.
Уолтер скривился, но подчинился. Выпил, сначала с опаской, по глоточку, затем опрокинул в себя разом всю чашу. Откинулся на подушки.
- Никогда бы не подумал, что цв... туат, то есть, мне жизнь спасет. Сказал бы мне кто в армии, рассмеялся.
- Ну, еще бы, - заметил Феликс, - тебе-то услуги их целителей, хвала Единому, не пригодились. Не зря тебя прозвали Счастливой вороной. Сколько мы с тобой провоевали? Пять лет почти, сдается. И хоть бы чирь на заднице вскочил.
- По правде говоря, - сказал Корвин, - у меня в голове все как в тумане. Последнее, что помню, как с этим бородатым схватился. Вот ведь быстрый, сын акшасса. Чем хоть все закончилось?
