Умоляюще глядя на Матушку, стиснув руки перед грудью, она попросила:
— Расскажи мне мою судьбу, Матушка! — Старшая Хранительница посмотрела на Ак Ми Э как-то непонятно. — Ты же можешь!
Та покачала головой.
— Опасно вопрошать духов о будущем, — строго сказала она, — лишь иногда возможно это. Но Хранительница, — и она многозначительно посмотрела на Ак Ми Э, — не может спрашивать о своей судьбе. Никогда. Для нее большие беды это может принести.
— Матушка, — слабая улыбка тронула губы Ак Ми Э, — я никогда не была Хранительницей, потому что духи меня не хотели. А теперь я и вовсе ухожу. Я уйду далеко, и мои связи с родом И Лай порвутся совсем. Но сегодня я такая же, как и любая другая девушка из нашего Рода. И сегодня… — она запнулась на мгновение, — мне очень нужно их слово. Мне не позволено стать Хранительницей, так пусть они сами скажут, что мне делать.
И она замерла, дожидаясь ответа.
— Хорошо, — ответила Матушка после недолгого раздумья, — я разожгу вечером огонь и спрошу, согласны ли они сделать это для тебя. Если ответят «да», то завтра поутру мы пойдем в рощу тин-кос.
И, не замечая бледности, покрывшей щеки Ак Ми Э, она начала подготовку к ритуалу.
Правитель Адья Тэрэк не спеша вошел в покои Гайят. Раннее утреннее время, да еще и после бурной праздничной ночи, его не беспокоило. Еще вечером он послал к ней человека, дочь должна ожидать его. Часовые отсалютовали ему своими пиками как всегда браво, а вот дама, ожидавшая его сразу за дверями, выглядела кисловато. Бессонная ночь оставила на ней не просто следы, а жирный отпечаток. Она уже не в тех летах, когда веселье всю ночь напролет можно скрыть с помощью красок и притираний, поэтому почти все ее старания поправить платье и прическу и придать хотя бы некоторую свежесть своему лицу оказались напрасными. Зато ее глубокий поклон, отточенный многолетней придворной жизнью, был безупречен, а слова приветствия Правителю Адья Тэрэк — все так же почтительны. Хотя наверняка единственным ее желанием было добраться до ближайшего ложа, упасть на него и уснуть.
«Опять эти Кайя, — раздраженно думал Хаадид, пока та вела его через пустующие комнаты, — я же говорил Гайят, говорил не раз, что она мне не нравится! Что я не хочу видеть ее возле моей дочери. Тем более что она вдвое старше Гайят. Даже больше. Что девочке за интерес? Что за радость такая — созерцать постоянно эту интриганку Айянит? Все, что происходит рядом с Гайят, сейчас же становится известно этим Кайя». И поэтому, войдя в читальню, где его ожидала старшая дочь, он излишне резко махнул рукой, отпуская Айянит Кайя, что не укрылось от ее взора. Однако удалилась она, безупречно сохраняя на лице почтительную мину.
— Приветствую тебя, отец, — раздались свежие мелодичные звуки голоса наследницы трона Адья Тэрэк, когда дама удалилась и стих звон ее украшений.
Гайят позволяла себе встречать Правителя Земли Адья сидя, но сегодня она приподнялась, приветствуя его. Раскрытый на коленях свиток она легонько придержала рукой, чтобы не упал.
— Что ты сегодня читаешь? — спросил король, чтобы привести себя вновь в равновесие перед важным разговором.
— Не читаю, а перечитываю который уже раз, — с улыбкой посмотрела она на отца, откладывая свиток. — Это летопись правления Великой Гайят. Сейчас я остановилась на девятом годе войны с Дэльгаром. То есть с Линзором за освобождение Дэльгара, — поправила она себя, усмехаясь с иронией.
Только она могла позволить себе подобное, и Хаадид охотно прощал ей такие вольности в разговоре с ним. Как быстро она взрослеет! Ненавистный линзорец был прав накануне вечером: боги народа адья воистину благосклонны к Королевскому Роду. Его отец Тайадид почил спокойно, вручив своему единственному наследнику, которому исполнилось тогда всего лишь девятнадцать, судьбу всей Адья Тэрэк. Почил в полной уверенности, что сын его Хаадид сможет с толком распорядиться властью. Еще немного, и нынешний Правитель тоже будет спокоен за того, кто унаследует его трон.
Он подошел к креслу Гайят. Прежде чем сесть рядом, нежно провел рукой по ее иссиня-черным волосам, и дочь, которую он не так часто баловал подобной лаской, от удовольствия зажмурилась. Это была похвала, и она явно чем-то ее заслужила.
Хаадид уселся напротив дочери, специально развернув для этого мягкое кресло. Да, разговор предстоял не совсем обычный, и он прикидывал, с чего бы лучше начать, делая вид, что разглядывает новый утренний наряд Гайят. Наверное, это был подарок линзорского посланника — нигде, кроме Линзора, не делают столь прелестных вещей. Из-за таких переливчатых тканей, как эта, модницы готовы отдать целое состояние. Утренний свет, проникавший через небольшие, но многочисленные окна, играл на ее открытом платье, превращая молочно-белое сияние ткани в золотистое. И этот блеск как нельзя лучше шел смуглой коже Гайят, ее желто-коричневым глазам, удлиненным немного к вискам, необычайно темным вьющимся волосам, забранным простой сеточкой из золотых скрученных нитей, прикрепленных к легкому обручу на лбу, который придавал этому свежему юному личику слишком строгое выражение. И все-таки тень легкой усталости просматривалась на нем — еще бы, ведь она наверняка так и не ложилась сегодня.
— Итак, отец, — она сама нарушила наконец тишину, — ведь я не еду в Линзор?
«Зря я сказал вчера Таржиду, что со временем моя дочь будет умнее многих моих советников, — удовлетворенно подумал король, — она уже умнее».
— Не поедешь. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем.
— Замечательно, — хладнокровно произнесла она, но отец почувствовал, что для нее очень отрадна эта новость.
— Замечательно, что моя дочь знает то, что укрылось от всех моих придворных. Неужели презренный лине все-таки проболтался?
— О нет, — она удовлетворенно улыбнулась, — но короткая беседа с ним меня многому научила. Он так много говорит, голова кругом идет. Среди этого потока слов так трудно услышать главное! Но у меня есть глаза и уши. Трудно не заметить, что он недоволен, что ты недоволен. И уезжает он раньше, чем все мы предполагали. Слишком много всего вокруг, что сказало мне: ты не поедешь в Линзор. И признаюсь тебе, отец… Я рада этому, хоть и не осмеливалась никогда тебе перечить.
Брови Хаадида вопросительно взлетели вверх.
— Неужели тебе не хотелось бы повелевать половиной мира из-за каких-то пустяков? Если так, — он нахмурился, — то я плохо знаю свою дочь.
Она поежилась тревожно в кресле под его взглядом, словно кошка, готовая в любой момент вскочить и выгнуть спину.
— Полмира, — и ее голос тоже стал прохладнее, — это сказка, которая слишком хороша, чтобы в нее верить. Неужели можно предвидеть все планы и интриги Римафеи? — Она пожала плечами. — Я в это не верю. Прости меня, отец. Что может, произойти в Линсэрэе, где я буду совсем одна…
