А тут еще подскочила волчица, закружила, норовя лизнуть в щеку, потянуть за рукав.
Девочка смеялась без удержу, до слез, пока не поняла, что больше не может, что должна остановиться хотя бы на миг, чтобы отдышаться.
– Все, Шуши, все, хватит! – проговорила она. Обхватив подругу за шею, она села в снег с ней рядом. И тут увидела перед собой…
Ледяной дворец был прекраснее всего того, что ей когда-либо приходилось видеть, не только наяву, но и в фантазиях, во сне.
Он возник из ниоткуда, словно опустился с небес на землю. Белоснежный и легкокрылый, казалось, что сами боги создали его из облаков и нежнейшего лебяжьего пуха. Луна сверкала над самой высокой из башен, полня строение своим чарующим светом, как огненная вода наполняет тонкий сосуд-лампаду, душа – тело, даруя не только пламень, но и саму жизнь.
– Ух ты…! – только и смогла прошептать Мати. Поднявшись на ноги, девочка застыла, не в силах оторвать восторженного взгляда от явившегося ей чуда.
Дыхание легкой белой дымкой срывалось с приоткрытых губ, щечки зарделись румянцем.
"Пойдем", – волчица осторожно взяла ее зубами за рукав шубки, повела к тонким резным вратам.
– Нельзя… – девочка отчаянно замотала головой, попятилась назад. – Это же…
Это настоящий дворец матушки Метелицы!
"Идем! – волчица рыкнула, крепче сжала зубы, упрямо тяня за собой продолжавшую упираться Мати, ничего ей не объясняя, бросив лишь: – Так надо!"
Караван медленно скользил по серебряному полотну. Дорога была спокойной. Ветра резвились веселыми стайками беззаботных детишек, в чьих невидимых руках снежинки, представавшие некогда в образе злых ледяных стрел, мечтавших лишь о ярости и боли, превратились в праздничные блестки, искрившиеся, кружась над землей в задумчивом медленном танце, подобном сну мечты.
Снежная пустыня от горизонта до горизонта оставалась спокойной и безмятежной.
Ничто не предвещало опасности.
Хозяин каравана зевнул, прикрыв ладонью рот, с силой сжал веки, мотнул головой, прогоняя подкравшуюся было дрему.
"Что такое? – он вновь зевнул. – Я просто засыпаю на ходу! А ведь еще нет и полуночи".
Атен взглянул на небо, чтобы по звездам определить время. Ему показалось, или так было на самом деле, но небесные светильники замерцали, затрепетали, расступились, делая так, чтобы все внимание человека привлекла к себе луна – светлая, спокойная, с задумчивыми желтыми глазами. До его слуха донеслась нежная тихая мелодия, сплетенная из дыхания мороза, шелеста снегов, звона невидимых струн, натянутых морозным воздухом между небом и землей, дрожавших от прикосновения к ним тонких чувствительных пальцев ветров. Эта мелодия проникала в душу, сердце, очаровывая, подчиняя себе, усыпляя…
"А-а-а-у, – широко зевнув, караванщик замотал головой. – Нет, это что-то невозможное! Такое чувство, что боги решили усыпить меня…" Он оглядел пустыню, чуть наклонил голову в сомнении. А, может, в этом случае ему и сопротивляться не стоит? Небожители ничего не делают просто так. Что, если Они захотели рассказать ему что-то важное, выбирая для своих посланий сон – стихию, во власти которой человеку легче всего, отрешившись от земного, подняться до небесного и услышать Слово истины?
Хозяин каравана бросил взгляд на ехавших чуть впереди, верхом на рослых оленях дозорных, которые, не подвластные песни дремы, внимательно следили за дорогой.
"Ничего не произойдет, если я уйду в повозку. В конце концов, в случае чего меня разбудят… " Атен огляделся.
– Вал, – окликнул он ближайшего дозорного, который тотчас повернулся на зов. – Вы справитесь без меня?
– Конечно, – кивнув, спокойно подтвердил тот. Его глаза были как обычно насторожено прищурены, но не взволнованы.
– Если что… – начал хозяин каравана, но дозорный остановил его:
– Ничего не произойдет.
– Откуда такая уверенность? – Атен взглянул на мужчину с непониманием и даже осуждением, когда чрезмерная самоуверенность дозорного могло оказаться гибельным для шедшего вслед за ним каравана. Сердце беспокойно забилось. "Зря я заговорил об отдыхе. Сейчас от дремы и следа не останется", – мелькнуло у него в голове, но в тот же миг, словно смеясь над смертным, небожители вновь обдали его такой волной дремы, что он не смог сдержать зевок.
– Отдыхай, Атен, – по губам караванщика скользнула едва уловимая улыбка.
– Сперва ответь! – пусть уже с трудом, но он все же продолжал бороться со сном.
– Разумеется, – улыбка стала шире. – Что может произойти, если караван ведет сам бог солнца?
– Он пошел в дозор? – Атен нахмурился – озабоченно и даже несколько взволнованно.
Если так – все совсем не столь гладко и спокойно, как ему только что казалось.
Ведь повелитель небес ничего не делает просто так.
– Он правит первой повозкой.
– Возницей должен был быть…
– Господин заменил его с полчаса назад. Я думал, ты заметил…
– Нет.
– Не бери в голову. Какая разница? Таково было Его решение. И не нам доискиваться до причин Его поступков.
– На все воля богов… – он вновь зевнул. – Прости, Вал, но это нечто невозможное.
Никогда не чувствовал себя таким сонным, как сейчас.
– Так иди спать. Может, боги захотели тебе о чем-то рассказать.
– Вот и я об этом подумал… Ладно, пошел. А вы все же не забывайте о бдительности. На всякий случай, – и, повернувшись, он зашагал назад, к каравану.
Его пошатывало, все вокруг плыло. Временами ему казалось, что он засыпает на ходу.
"Нет, скорее в повозку, под одеяла, – с трудом удерживаясь на грани между явью и сном, думал он. – Пока я не свалился прямо в сугроб. Не дай боги, никто и не заметит, так и засну вечным сном…" Все же, проходя мимо первой повозки, он замешкался, взглянул на сидевшего на облучке, откинувшись назад, на деревянную спинку лавки, бога солнца. Дремота, как казалось, ослабила свои объятья, отступая на время назад.
Караванщик пошел рядом.
– Не помешаю?
– Садись, – скользнув по хозяину каравана быстрым взглядом, Шамаш подвинулся.
– Да нет, я… Я так… Что-то сон меня себе подчинить норовит, – проговорил Атен, украдкой поглядывая на повелителя небес из-под густых бровей, ожидая, как тот отреагирует на его слова, подтверждая или опровергая предположения караванщика.
– Так иди спать, – небожитель повернулся к нему. В его глазах было терпеливое ожидание.
– Ага, – караванщик кивнул. На этот раз ему удалось сдержать зевок и даже сделать вид, что не замечает, как свело челюсти, а глаза защипало от слез. – Шамаш… – он все же медлил, собираясь задать вопрос… Вот только сам не знал, какой.
