— Перуне, господине! По воле твоей пришел я сюда! Выполнять начертанное мне от рождения! Но ты видишь, господине, жители Исподней страны чинят мне препятствие! Преодолеть его я не в силах, не подвергнув себя смертельной опасности. Прошу тебя, Повелитель Грома Небесного, окажи мне помощь и поддержку. Твоему потомку, пришедшему на Твой зов!
И тот час же, услышав мои молитвы, небо глухо пророкотало громом, как бы подтверждая, что я услышан. Блеснули сполохи небесной молнии, и снова пророкотал гром, в раскатах которого слышался голос:
— Чего ждешь, ученик волхва? Ступай и возьми меч! А я покажу тебе его силу! Поднявшись в полный рост, я отряхнул штаны и рубаху, и ступил за границы начертанного ножом круга. Ступил и обмер: навьи, все, сколько их ни было на поляне обернулись ко мне. Жуть и холод сквозили в их глазах. Тела, местами из которых проглядывали костяки, жутко шелестели при каждом шаге. Мертвецы молча и страшно двинулись на меня. Одной рукой я вцепился в громовое колесо, которое потеплело уже от моей ладони, другой вытащил нож и припустил бегом, петляя и подныривая под тянущиеся ко мне со всех сторон руки, к капищу. Последние шаги я преодолевал уже отбиваясь от насевших на меня навий. Ничьи предки не собирались пропускать меня к тому, чего сами не могли взять. Но и уступить человеку, полному жизни и теплой крови они не могли.!Ибо такова была воля Чернобога и злой Мораны: «Добыть Меч, не дать его потомкам Сварога». Не могли они, лишенные жизни и разума, противиться ей. Рады бы, да таково было их посмертие. Извернувшись как угорь и полоснув по протянутой ко мне страшной, распухшей и черной руке мертвеца, видно утопленника, я рыбкой бросился через невидимую черту, отделяющую меч от беспутных душ. Повинуясь звериному инстинкту, я прикрыл голову руками, ожидая удара о твердое. Но невидимая сила, по-отечески заботливая, подхватила меня и увлекла за собой, как полноводная река, уносящая древесный ствол. Увлекла, перевернула и поставила на ноги перед самым алтарем. В небе снова громыхнуло, и молния, упав сверху, обтекла резной лик Перуна, уходя в землю. Мертвые, так и оставшиеся у границ незримого круга, взвыли. В их вое слышалась неведомая человеку боль и злоба. Еще бы, пропустить человека в капище, путь в которое им был заказан. А резной Перунов столб шевельнулся, и из него ко мне шагнул воин, который был там изображен. Высокого роста, с непокорными черными волосами, как будто растрепанными порывом сильного ветра. В простой льняной рубахе, которая мало что не трещала на широченной груди. На шее воина ярко блестела, как будто кусочек молнии извивался змейкой, серебряная витая гривна. В руках воин сжимал Золотую Секиру, лезвие которой было, как новое, хотя не раз крушило вражьи шлемы вместе с черепами, и гуляло по непокорному загривку змея Волоса. Глаза, синие-синие, как чистое небо в солнечный полдень, как промоина в черных грозовых тучах, как синяя, нестерпимая сердцевина костра, смотрели на меня. Со вздохом облегчения я опустился на правое колено, прижав правую же руку к сердцу.
— Здравствуй, господине!
— И тебе здравствуй, Всеслав-чародей. Вот и пришел ты исполнять предначертанное. Тут начнется твой путь. Путь длинный и тернистый. На этом пути тебя будет ждать все, что положено смертному: любовь и ненависть, дружба и предательство, смерть и жизнь. Но будет и то, что простым смертным неподвластно. Готов ли ты принять эту ношу? Ибо непомерна она, и не раз вспомнишь ты этот день недобрым словом.
— Я готов, Сварожич! Что надобно делать? Укажи!
— Молод ты и горяч, Всеслав, которого нарекут Полоцким. Встань, отрок, ибо с этого момента ты становишься моим побратимом. Братом по оружию, которым надлежит защитить тебе землю Русскую от всякого зла, в ущерб ей творимого. Возьми меч, ибо он предназначен тебе, а ты — ему. Этот меч не раз брали в руки славные витязи. Брали и побеждали. А победив, возвращали на место. Потому как должен он был дождаться своего часа и своего хранителя.
Запомни, в мече этом сокрыта вся сила Руси. В него вложена душа родного края. Сам Сварог, Отец Небесный, в незапамятные времена отковал его вместе с первым кузнецом Кием. На вид он неказист, и не один витязь из княжьей свиты на него не взглянет. Да и простой ополченец положится на простой топор, чем на этот меч. Но ты помни, что, взяв его в руки, ты, Всеслав, обретешь помощь и поддержку всей земли Русской, а с ней наше заступничество. Но не дай ему пропасть или погибнуть! Голос Перуна зарокотал, подобно грому:
— Потому как погибнет с ним и земля Русская! И мы уж не в силах будем помочь. А Чернобог одержит верх, и наступит Ночь-ночей, в которой даже боги будут ничто без поддержки людей, чистых сердцем и твердых духом! Не допусти этого, Всеслав! Если чувствуешь, что тяжела эта ноша, то лучше не берись!
— Я смогу, Перун Сварожич! Ибо нет большей чести для воина, чем быть твоим побратимом! И нет большей чести для Твоего побратима, чем защитить отчий край от опасности! Я беру Меч! Клянусь своей честью оберегать Русь! И когда я это сказал, Перун достал засопожный нож и разрезал себе ладонь. А потом протянул нож мне, рукояткой вперед, в знак доверия. Я взял оружие Бога Грозы и сделал надрез на правой ладони. А затем мы с Перуном смешали кровь, как и подобает воинам и побратимам, скрепляя родство. Я почувствовал, как по моим жилам, вместе с капелькой крови сына неба разлилась неимоверная сила. Сила, которой достанет для того, чтобы перевернуть Исподний мир, а змея Волоса, ухватив за хвост, закинуть на Девятое Небо. Меня как будто пронизали молнии. Каждую косточку, каждую жилку в теле наполнили они. И заструившись, ушли в Мать Сыру Землю.
А Бог Грозы смотрел на меня и улыбался. Синие глаза его лучились искорками, которые только что прыгали по всему моему телу. И такими же искорками играла грозная секира в руках Бога. Искры силы, которая породнила меня с Небожителями.
— Теперь ступай, возьми Меч. Возьми и береги его, — сказал грозный Бог. — Когда тебе будет трудно, я приду на помощь. И если будет совсем тяжко — зови на помощь Отца моего, Сварога и мы все вместе с выручим тебя.
Сказал и исчез. Только гром пророкотал мне на прощание. А я подошел к алатырь-камню и взялся за рукоять меча. И тогда в небе прогрохотало еще раз, и молния, как будто соскользнув с ветвей дуба, заструилась к алтарю, обвила его сверкающей спиралью и стекла по мечу мне в руки. Я поднял Меч, засиявший, как грозовые сполохи, множество молний вырвалось из его клинка, испепеляя столпившуюся у препоны нежить.
Как попал к дому моего наставника, даже и не помню. Но то, что не ногами пришел, это точно. Какая-то сила подхватила меня и понесла. Я даже и моргнуть не успел, как уже стоял у порога, перед домом человека, заменившего мне мать-отца. Стоял и сжимал в руке Русский Меч, хранителем которого мне выпало стать. И то, сказать по правде, не жалел я о выбранной доле. Несмотря на свой малый возраст. Семнадцати весен от роду, отрок ранее срока ставший мужчиной и взваливший на свои плечи ношу, от которой не каждый витязь на ногах устоит. За такими размышлениями меня и застал мой учитель, вышедший из дому по какой-то своей нужде. Застал и был удивлен едва ли не больше, чем в первый раз меня увидев. Окинул меня странным каким-то взглядом и спросил:
