Замок украсили цветными лентами, сухими цветами, люди оделись нарядно. В поварне стояла толкотня, вереница блюд плыла в пиршественный зал, ножки столов жалобно трещали. Десятки музыкантов разминали пальцы, смачивали глотки. Двор гудел в радостном возбуждении.
Опущенный подъемный мост чуть ли не прогибался под тяжестью встречающих. Королевская свита была одета вызывающе ярко – солнце отражалось слепящими бликами в золотых украшениях, бляшках, драгоценных камнях. Королева напряженно всматривалась вдаль. Хелия с улыбкой сжала ее запястье, королева ответила благодарным взглядом.
Громом средь ясного неба прозвучал крик дозорного:
– Едет, едет! Клянусь Христом, едет!
Сотни глоток подхватили с ликованием:
– Едет! Едет! Едет!
Хелия вздрогнула, сощурилась, сердце забилось учащенно, в груди болезненно закололо. Королева подобралась, лицо задышало достоинством и величием, лишь глаза выдавали пугливую дрожь.
На горизонте появился всадник.
Сердце Хелии замерло. До рези в глазах она вгляделась в маленькую фигурку, ища знакомые черты.
– Это он, – произнесла королева негромко. – Мой суженый вернулся.
Хелия нашла в себе силы продолжать улыбаться.
Гингалин оглядывал разноцветное столпотворение. Неизведанное ранее чувство наполняло его сладкой дрожью. Конь тряхнул гривой, быстрее замесил копытами весеннюю грязь.
Слух рыцаря ласкал возбужденный гомон. Лица становились видны отчетливей: вот королева, Акколон и Борс, придворные, фрейлины, любопытные рожи зевак за спиной нарядной свиты.
Рыцарь остановил коня на подъемном мосту. Люди замерли. Ветерок вяло трепетал полотнища. Начищенные шлемы стражей на стенах солнце превратило в блестящие яйца. Гингалин посмотрел на королеву с сомнением, правительница ослепительно улыбнулась, звонким голосом произнесла:
– Приветствуем доблестного рыцаря сэра Гингалина Оркнейского, освободителя Сноудона!
Люд взорвался одобрительным ревом. Гингалин от удовольствия прикрыл глаза, вслушиваясь в слова:
– Слава освободителю!
– Спаситель, спаситель!
– Благословенный!
– Наихрабрейший и отважнейший!!!
Рыцарь вскинул руку, толпа ответила довольными воплями.
– Долгий путь завершился! – крикнул рыцарь зычно. – Я вернулся домой!
Глаза королевы заблестели, сноудонцы восторженно завопили, а стражи на стенах потрясали копьями и дробно стучали в щиты. Грянула торжественная музыка.
Королева подошла рыцарю, сказала нежно:
– Я счастлива вашему возвращению.
Гингалин ответил:
– Моя королева, я видел этот миг в сладких снах. Теперь ничто нас не разлучит.
Ловким движением поднял правительницу на руки, усадил перед собой в седло. Толпа испуганно ахнула, но лицо королевы сияло, а на губах играла довольная улыбка, и люди разразились ликующими криками:
– Аллилуйя!
Белый жеребец осторожно двинулся в замок, поджимая уши от музыки и криков. Толпа расступалась перед ним, словно водный сор под килем. Гингалин прижимал к себе королеву, наслаждаясь близостью роскошного тела, второй рукой махал приветственно.
Горожане кидали им букеты сухих цветов, конь морщился от ударов по морде. Гингалин поймал один, и королева приняла невзрачные цветы.
Рыцаря и королеву сопровождала свита, пела песни. Люди запрудили улицы, сгрудились на крышах, как грачи, с радостными лицами отбивая ладоши. Замок заполнила радостная какофония.
– Все на пир! Все на пир! – кричали зазывалы.
В свите возникла небольшая заминка: любимая фрейлина королевы, бедняжка Хелия, от избытка чувств потеряла сознание. На бледное личико было больно смотреть, и было решено, что придется ей обойтись без пира. Главное, чтобы королева не узнала, зачем портить такой замечательный день дурными вестями?
Над замком сгустилась ночь, на стенах заплясали блики факелов и светильников. Темнота взрывалась хохотом, женским визгом, булькало вино и жалобно звенели черепки. В пиршественном зале стоял сытный чад. Ошалелые от сытости и хмеля люди вяло жевали, плескали на скатерть вино.
Королева с милостивой улыбкой покинула праздник. Гингалину достался на прощанье лукавый взгляд. Кровь рыцаря вскипела, непроизвольно сжал пальцами воздух, будто стискивал упругие ягодицы.
«Рано, рано, – подумал трезво. – Королева не вилланка или волшебница, нельзя просто подойти к ней и овладеть, иначе это не королева, а продажная девка. Она точно не одобрит, если ввалюсь к ней в спальню, разве что после свадьбы… Проклятье! Скорей бы. Нестерпимо хочется обладать таким роскошным телом, такого и у Элейны нет, разве что у Хелии».
От пьяных воплей голова разболелась. Гингалин допил кубок, упругой походкой покинул зал. Пьяницы, запрудившие коридоры, хватали его за рукава, приглашая «уыпить».
Рыцарь широко улыбался, хлопая гуляк по плечам.
«Твои подданные, помни об этом. После свадьбы делай, что хочешь, но сейчас улыбайся».
Коридор вывел его на широкий балкон, на кованой решетке парапета стояли чаши с горящим маслом, отсюда открывался вид на внутренний двор и внешние стены: по темной гряде порхали огоньки.
Гингалин с наслаждением вдохнул ночную прохладу, в голове прояснилось. Оперся ладонями о парапет, устало закрыл глаза. В душе плескалась муть – смесь усталости, стыда и раздражения.
«Перестань терзаться, – прикрикнул он на себя. – Ты никого не предал. Рыцарские идеалы – миф, фикция, фарс, тысячу раз прав Бертран, тысячу раз. Нет ничего святого в этом грязном мире, ничего».
По двору шмыгали гуляки, падали лицом в грязь, шумно опоражнивали желудки. Рыцарь вгляделся в смутный лик луны, показалось, что она глядит с осуждением.
– Вот вы где.
От чарующего голоса и аромата волос сердце заныло. Гингалин обернулся и приветил Хелию поклоном.
– Леди, я так рад видеть вас, – сказал он, удивляясь собственному притворству. – Отчего вас не было на пиру?
Фрейлина просияла:
– Вы правда рады видеть меня?.. Мне нездоровится, увы. Пришлось воздержаться от веселья.
– Утешьтесь, леди, впереди жизнь, полная пиров и веселых балов.
Хелия посмотрела на него подозрительно, но Гингалин уставился на луну. Фрейлина встала рядом, оперлась на парапет.
– Красивая луна, – сказала, кажется, просто для того, чтобы что-нибудь сказать.
– Вы правы, леди, – кивнул рыцарь. – Ночь просто изумительна.
Внизу шумно рвало пьяного мужика, гуляки над ним насмешливо ржали.
Хелия посмотрела на профиль рыцаря, приоткрыла губы, затем в смущении отвернулась. Гингалин упорно пялился на луну.
