Назгула не нужно было подстрекать – тот сам знал свое дело, кинувшись на них с секирой. Но тут Саурон заметил, что мальчишка-эльф начал изгнание нежити – заклинание не для обычного эльфа, но от учеников Келебримбера можно было ожидать всего. Майар остановил назгула и стал готовить встречное заклинание.
Хотя эльфу удалось довести свое заклинание до конца и Саурон снова потерял власть над призраком, он остался доволен исходом магического боя. Пусть остальные сбежали, но один из учеников Келебримбера, несомненно, погиб – в его возрасте невозможно противостоять заклинанию отторжения духа от тела. Это была небольшая, но победа.
Черный Гном унесся в назад в шахты, а Саурон налил себе вина и уселся у горящего камина, чтобы отпраздновать событие. Самому майару требовались горячительные средства покрепче, но его эльфийское тело было чувствительно к хорошему вину и получало от него удовольствие. Выпив, он протянул ноги к огню и размечтался о том, как через сутки, когда назгул опомнится от заклинания, отправит его в Габилгатхол и убьет оставшегося ученика.
Вдруг неприятное ощущение заставило его снять кольцо и недоверчиво взглянуть на золотой ободок. Саурон надел кольцо на конец кочерги и подержал в огне, затем вынул и стряхнул себе на ладонь. Заклинание холодного металла было надежным и продолжало действовать.
Саурон поднял кольцо повыше и заглянул внутрь золотого ободка, где светилась надпись. Две числовые руны из трех по-прежнему горели яркими огоньками – только руна «шесть» сменилась руной «пять».
Дорогое эльфийское вино и тепло каминного очага мгновенно выветрились из Саурона. Майар стал холоден и трезв, как никогда. Снова надев кольцо, он обратился к назгулу, но тот находился в состоянии временного помешательства и был неуправляем. Волей-неволей возмездие пришлось отложить.
Когда Черный Гном наконец опомнился, Саурон повел его в город и после долгих блужданий по шахтам обнаружил, что все выходы с этого участка завалены. По достоинству оценив военную хитрость противника, майар понял, что к уничтожению мальчишек пора привлекать добавочные силы.
Он заставил назгула раскапывать выход, а сам потребовал клячу похуже и поехал к Черному Ужасу, который уже разыскал обеих самок и привел их в свое гнездилище в Мордоре. Поскольку с прошлой поездки между ним и Сауроном установилось нечто вроде сотрудничества, Черный Ужас мог согласиться еще на одну поездку.
***
Неделю спустя Коугнир, как обычно, побывал у Ньялла. В последние дни айнур не столько присматривал за самочувствием вождя, сколько обсуждал с ним способы защиты от возможного нападения Черного Гнома. Работы в шахтах возобновились, у засыпанных коридоров были выставлены стражники, которые при желании могли услышать, как с другой стороны завала днем и ночью скребется секира призрака. С каждым днем ее стук становился слышнее.
Когда айнур вернулся в дом Нарина, Горм и Рамарон сидели рядом с Фандуилом, развлекая друга болтовней. Самочувствие эльфа улучшилось настолько, что можно было не бояться за его жизнь, хотя было видно, что он перенес тяжелое испытание. Благодаря стараниям Чанис отпечаток призрачной руки на его шее начал заживать. Кожа сходила с ожога пластами, под которыми оставался розовый след.
Коугнир подошел к друзьям и уселся рядом. Все трое замолчали и вопросительно уставились на него, догадавшись, что айнур хочет сказать что-то важное.
– Черный Гном прокапывается наружу, – сообщил тот. – Утром я побывал там и посмотрел, где еще можно обвалить коридоры, чтобы преградить ему путь. Мы пожертвовали еще одним участком подземелий, но продолжать обвалы слишком опасно. Можно ослабить и ту часть горы, в которой расположен сам город.
Всем троим было известно, как обстоят дела, потому что охранники с сообщениями приходили к Коугниру каждый день.
– Значит, скоро он будет на свободе, – вздохнул Горм. – Я никогда не видел балрогов, но, по-моему, этот еще хуже.
– Я опасаюсь за Фарина, – продолжил Коугнир. – Когда я видел его в последний раз, он выглядел не слишком развоплощенным. Он еще может снять кольцо без риска для своей жизни, но каждый истекший день ухудшает его положение. Сегодня мы с Ньяллом обсуждали это и решили, что тянуть больше нельзя. Мы должны попытаться уговорить Фарина снять кольцо.
– Что-то я сомневаюсь насчет уговоров…
– Я тоже, но попытаться нужно. – Коугнир достал из кармана пакет с печатью Ньялла. – Фарин с Ньяллом – давние друзья. Ньялл написал ему обо всем, что случилось во втором клане, а в конце письма просит его отдать кольцо подателю письма.
– А мы можем доверять этому подателю? – усомнился Горм.
– Можем, потому что это ты отнесешь письмо. Я не могу оставить Фандуила, который все еще не встает с постели. Возьми для компании Рамарона и отправляйся с ним в седьмой клан. Фарин – разумный и рассудительный гном, он лучше других вождей сопротивляется черной магии Саурона. Он может найти в себе силы добровольно избавиться от кольца.
– А если нет?
– Тогда оставайтесь в седьмом клане на случай, если он все же надумает отдать его, и ждите меня. Когда Фандуилу станет лучше, мы с ним придем туда. Даже если Фарин не отдаст кольцо, он все равно задумается о содержании письма, и тогда мне будет легче уговорить его. Тебе все понятно?
– Да. – Горм принял толстый пакет и засунул за пазуху.
Утром они попрощались с Фандуилом и отправились в путь. Подземный переход между двумя городами занимал полные сутки пути, поэтому Горм и Рамарон заночевали в дороге, а на следующий день пришли в клан Фарина. Хотя после бегства из шестого клана Горм пробыл здесь недолго, у него появились знакомые, которые теперь нашли им с Рамароном жилье. Барду даже обрадовались – через несколько дней в клане должен был состояться большой ежегодный праздник посвящения в мастера, заканчивавшийся грандиозным гуляньем, поэтому бард был кстати.
Как только они устроились, Горм явился к жилищу Фарина и сообщил почетному караулу, что принес письмо от Ньялла, которое должен передать лично правителю. Один из стражников ушел доложить о нем Фарину, а затем вернулся и пригласил с собой.
Был уже конец дня, поэтому Горма провели не в приемный зал, а в личные покои правителя. Фарин сидел в широком мягком кресле и выглядел погрузившимся в раздумья. Однако он услышал, что к нему вошли, и поднял взгляд на Горма.
Это был массивный, уже немолодой гном с темно-бурой, начинающей седеть бородой и густыми, беспорядочно растущими бровями. Развоплощение почти не коснулось его, напоминая о себе только легкой полупрозрачностью кожи. Сейчас Фарин выглядел угрюмым, но чувствовалось, что прежде он был добродушным и жизнерадостным. На самом дне его круглых и темных глаз таились багровые огоньки, заставившие Горма ощутить неприятный холодок где-то у желудка.
