— Заткнись, — «пока не сказал лишнего».
— Каро, Тиль — вас ждут дела, — голос Таджо звучал безапелляционно и Сяо начал подниматься из кресла — его тоже выгоняли обычно, когда обсуждали дела, — Малыш — останься.
Когда дверь закрылась, а Шахрейн активировал купол тишины — Сяо поерзал в кресле от беспокойства, на несколько мгновений даже забыв о леди Ву.
— Зачем ты делал запрос в гильдию, Райдо?
Малыш навострил уши — об этом он слышал в первый раз.
— Потому что этого не сделал ты?
— А с чего ты взял, что я этого не делал? — голос Таджо стал ниже и холоднее. — Запрос от тебя равносилен официальному запросу от пятерки… как я должен объяснить интерес к патентам рода Блау за последние пять зим?
— Проверкой?
— Или идиотизмом моего сотрудника.
— Или признать себя идиотом, потому что держишь такого, как Райдо, — низким басом ввернул Бутч.
— Был не прав, — Райдо скрипнул зубами, — но если бы кто — то потрудился объяснить мне заранее, я бы не начал копать самостоятельно. Там где девчонка — там проблемы. Сколько патентов Блау зарегистрировали за последние зимы — десять? Сколько из них принципиально новых — ни одного — все модификации. И тут, как только девчонка принимает наследие — внезапно, — Райдо фыркнул, — открытия сыпятся, как будто открылась Грань — укрепитель, стабилизатор, змейки… птички, рыбки… лилии, — закончил он насмешливо.
— Идиот, — припечатал Бутч ещё раз. — Арку приняли на совете только осенью. Кто будет оформлять все патенты разом? Блау ждал, пока проект портала согласуют.
— Предположим, — нахохлился Райдо. — Но это не отменяет того факта, что девчонка…
— … тебя не касается, — мягко закончил Таджо железным голосом. — Больше никаких запросов в гильдии, никаких внутренних расследований за спиной пятерки, никакого интереса к сире… ты проявлять не будешь.
Райдо вскинул голову, как норовистый райхарец.
— Не будешь, — повторил Таджо с нажимом. — Я внятно объяснил?
— …или? — откашлявшись хрипло спросил Райдо.
— Или ты вылетишь отсюда.
Сяо втянул голову в плечи и задержал дыхание, ожидая неминуемого взрыва.
— Ты… меня… ты… ради какой — то…твари…
— Заткнись, — Шахрейн бросил устало, и потер глаза.
— Ты променял меня на…
— У них есть лекарство.
Взгляды всех присутствующих в кабинете скрестились на Бутче.
— Точнее они могут попытаться создать его…
— Не так много тех, кто готов ввести в род кого — то с проклятием, — прогудел Бутч, — и ещё меньше тех, кто может обещать что — то… не гарантировать, но… хотя бы попытаться…
Малыш думал очень быстро — очень, и пересматривал все известные ему до этого факты.
— Маленькая леди — неприкосновенна, — постановил Бутч.
— Ты даже дышать в ее сторону не будешь, — продолжил Таджо. — До тех пор, пока… они не попытаются…
Райдо протестующе поджал губы.
— Если ты, Райдо, — Таджо развернулся прямо к нм, — станешь причиной того, что что — то пойдет не так… тебе придется искать… другую пятерку.
В кабинете повисла гнетущая тишина, только артефакты под потолком неслышно жужжали.
— Две зимы, Райдо, — продолжил Шахрейн устало. — Ты можешь смирить свой норов хотя бы на две зимы?
— Она подставит нас. Приведет прямо в застенки, сначала использует, а потом подставит, — выплюнул Райдо. — Так же, как её дядя … все твари конченные… я чую такие вещи… вот здесь, чую, — опухшая рука несколько раз ударила по груди. — Девчонке нельзя верить… она не та, за кого себя выдает, Шах, не та! Ты — знаешь!
— Райдо!
— Ладно — этот, — красная опухшая ладонь махнула в сторону Бутча, — свихнулся. Нашел себе замену Айене…
Купол тишины упал на Райдо быстрее, чем Малыш успел моргнуть дважды — и тот просто открывал рот, и ругался, совершенно беззвучно. Таджо переложил свитки на столе, подровняв стопочки, убрал кисти, закрыл тушницу, методично и неторопливо сложил лишнее в ящик, и только через несколько мгновений щелкнул кольцами, снимая плетения.
— Целители душ, — произнес Шахрейн безразлично, прежде, чем Райдо успел открыть рот — точнее открыл и тут же закрыл, щелкнув зубами, и… просто вылетел из кабинета, оглушительно хлопнув дверью.
Их с Бутчем выпроводили следующими, выдав указания на завтра. Таджо предложил им кофе — Малыш поморщился, вспомнив вкус этой гадости — они вежливо отказались. Оба. Потому что кроме сира Шахрейна пить это мерзкое пойло не способен решительно никто.
Под этим небом.
* * *
Таджо молчал. Тихо развел огонь на маленькой кухне, активировав артефакт. Выбрал правильную джезву, насыпал правильного песка — только на пустынном можно приготовить хороший кофе. Молчал, когда выбирал зерна и тщательно выставлял помол. Отмерял соль и специи по мерным пиалам.
Молчал, и чуть не пропустил момент, когда нужно снимать — как только сверху заклубится пенка. И… выругался, когда обжег пальцы.
И вылил весь кофе. Потому что варить нужно думая о напитке, о том, что готовишь и какие мысли вкладываешь. А он — думал о девчонке Блау. Не о том, как сбивчиво и немногословно благодарил Бутч. За поддержку.
— Поддержку, — Шахрейн растер щеки и опустил руки на стол. Мысли, которые приходили в голову были совершенно безумными даже для него. «Затосковали по южным цветам вы, бросили службу, отшельник, скитались вдали… только уйдя из Столицы за тысячу ли, вдруг зарыдали по северным травам…» — повторил он про себя несколько раз.
Нужно будет спросить у дядей, кому они отдали дневники матери, и как посмели. Ведь где-то же девчонка прочитала и запомнила эти стихи?
Любимые стихи его матери.
Глава 18. Приказ
Зал на мужской половине был впечатляющим — в несколько раз больше нашей главной гостиной. Возможно, это было оправдано — если судить по числу Кораев… они собрали половину всех молодых мужчин подходящего возраста в одном месте, но… с праздничными алыми лентами, повязанными на лацкан традиционных кафтанов — только семеро. Женихи?
Алое платье — алые ленты — алые украшения. Более откровенно заявить о том, что будет происходить здесь сегодня вечером — нельзя.
Я перешагнула порог и, спустившись со ступенек, выпустила руку сира Зу. Седая голова склонилась в почтительном поклоне — дальше я пойду одна.
Зу перехватил меня в коридоре — на середине пути, отправил слуг назад взмахом руки, и начал инструктировать, понизив голос.
— Не спорьте с Главой, госпожа. Сегодня — ни по каким вопросам, — добавил он с нажимом. — Соглашайтесь. Иногда, когда утренние лучи позолотят край неба, то, что казалось мраком вечером — это всего лишь время перед рассветом…
— Самый темный час, — прошептала я в ответ, и легкая ткань кади шелохнулась от дыхания.
— И… благодарю, госпожа… засахаренные орехи — превосходны… редко кто вспоминает о вассалах…
Я опустила ресницы вниз — принимая и благодарность, и — совет, возможность проверить ценность которого мне представится в самое ближайшее время. Иногда нужно обращать внимание не на сказанные слова, а на те, что так и не прозвучали.
Зал делился на несколько частей — нижняя зона, где на импровизированной сцене извивались танцовщицы в легких шароварах — их ткань была такой прозрачной, что каждый изгиб смуглых тел, натертых маслами, переливался в отблесках светляков; альковы со шторами, расположенные равномерно по всему периметру, и — верхняя зона. Пять ступенек вверх, где, утопая в горе подушек, на мягких циновках в полном одиночестве восседал Глава рода Корай.
Низкий столик с закусками, пузатые бутылки, фрукты, и — кальян, украшенный золотым орнаментом, трубку от которого старик то и дело подносил к губам.
Темные прищуренные глаза, смуглая, задубевшая на ветру кожа, с резкими морщинами, волосы, распущенные по плечам — примесь соли с перцем, я затруднялась сразу определить возраст, но сир Джихангир вел дела ещё с моим дедом и уже тогда был Главой. Если так — старик очень хорошо сохранился.
