— Беспокойств ты получишь сполна. Ибо ни у одного мужчины сердце не остается в покое после того, как он хоть раз посмотрит на царицу Елену. По этой причине, Юрген, я не помогу тебе добраться до Левки. На Левке, увидев царицу Елену, ты меня забудешь.
— Какой же вздор ты несешь, моя дорогая! Держу пари, она тебе и в подметки не годится.
— Увидишь сам! — с грустью сказала Анайтида.
Тут в клубящихся парах появилось мерцающее и колеблющееся сверкание самых прелестных цветов земли и неба. Оно вскоре упорядочилось, и Юрген увидел в часах перед собой ту юную Доротею, которая еще не стала женой гетмана Михаила. Долго и тоскливо смотрел он на нее, и его глаза наполнились беспричинными слезами, и какое–то время он не мог вымолвить ни слова.
Потом Юрген зевнул и сказал:
— Определенно, это не та Елена, которая славилась своей красотой.
— Уверяю тебя, та, — сказала Анайтида. — И именно она правит на Левке, куда я не намерена тебя отпускать.
— Но, моя дорогая! Это же нелепо. На эту девушку, так или иначе, особо не засмотришься. Полагаю, она действительно не уродина, если уж кто–то восхищается такими блеклыми блондинками. Но называть ее красавицей не лезет ни в какие ворота. И против этого я возражаю из чувства справедливости.
— Ты так действительно думаешь? — спросила Анайтида, просветлев.
— Несомненно. Неужели ты не помнишь, что Кальпурний Басе говорил обо всех блондинках?
— Нет, не знаю. Что же он сказал, милый?
— Я лишь испортил бы великолепный пассаж, неточно процитировав его по памяти. Но Басе совершенно прав, и его мнение совпадает с моим в мельчайших деталях. И, если это лучшее, что может предложить Левка, я от души соглашусь с тобой, и мне лучше отправиться в какую–нибудь другую страну.
— Полагаю, ты уже положил глаз на ту или иную распутницу.
— Моя любовь, девушки на Гесперидах поразительно похожи на тебя, а волосы даже чудеснее твоих. А та девушка Айгла, которую мы видели в Тир–нам–Бео, тоже весьма напоминает тебя, за исключением того, что, по–моему, фигура у нее получше. И я считаю, что в любой из этих стран я мог бы через некоторое время стать вполне счастлив. Поскольку я должен с тобою расстаться, — нежно сказал Юрген, — из справедливости к самому себе я намерен найти спутницу, насколько только это возможно, похожую на тебя. Понимаешь, сначала я могу делать вид, что это ты. А потом, когда полюблю ее ради нее самой, ты постепенно уйдешь у меня из головы, и это не вызовет у меня невыносимой тоски.
Анайтида не была этим польщена.
— Так ты уже жаждешь этих потаскух! И думаешь, что они выглядят лучше меня! И ты говоришь мне это прямо в лицо!
— Моя дорогая, ты не можешь отрицать, что мы были женаты целых три месяца. И никто не может сохранять безрассудную страсть к какой угодно женщине так долго, несмотря на то что ему ни в чем не отказывали. Страсть — главным образом предмет любопытства, а оба этих чувства умирают, насытившись.
— Юрген, — осуждающе сказала Анайтида, — ты мне в чем–то лжешь. Я вижу это по глазам.
— Нельзя обмануть женскую интуицию. Да, я говорил не совсем честно, когда притворялся, что мне все равно куда отправляться — на Геспериды или в Тир–нам–Бео. В этом я не прав, извини меня. Я думал, что показным безразличием смогу тебя укротить. Но ты видела меня насквозь и весьма справедливо рассердилась. Так что я открываю карты и больше не буду ходить вокруг да около. Я люблю Айглу, дочь Кормака, и кто может меня винить? Видела ли ты когда–нибудь в жизни более соблазнительную фигуру, Анайтида? Я уж точно нет. Кроме того, я заметил… но это неважно! Все же я не мог этого не увидеть. А потом такие глаза! Два маяка, освещающие мне путь к утешению моего далеко не незначительного сожаления по поводу разлуки с тобой, моя дорогая. О да, конечно же, я выбираю Тир–нам–Бео.
— Куда ты отправишься, мой милый друг, выбираю я, а не ты. И ты отправляешься на Левку.
— Любовь моя, будь же благоразумна! Мы вдвоем согласились, что Левка нисколечко не подходит мне. На Левке даже нет привлекательных женщин.
— Неужели у тебя нет других чувств, кроме любви к книгам?! По этой причине я и посылаю тебя на Левку.
И, сказав это, Анайтида распространила сильнейшие чары, ускорившие наступление Равноденствия. Колдуя, она немного всплакнула, ибо любила Юргена.
А Юрген, как мог, сохранял обиженное и сердитое выражение лица, потому что при виде царицы Елены, так походившей на юную Доротею ла Желанэ, его перестала волновать королева Анайтида, и ее развлечения, и все остальное на свете, кроме одной царицы — наслаждения богов и людей. Но Юрген уже научился тому, что Анайтида требует к себе чуткого отношения.
«Ради нее же самой, — так он это выразил, — и из простой справедливости ко множеству восхитительных качеств, которыми она обладает».
ГЛАВА XXVII
Беспокойные владения царицы Елены
— Но как я могу путешествовать посредством Равноденствия, некоей фикции, простой условности? — спросил Юрген. — Требовать от меня совершения подобного нелепо. — Разве это более нелепо, чем путешествовать с помощью воображаемого существа вроде кентавра? — возразили ему. — Что ж, принц Юрген, мы удивляемся, как вы, совершивший этот неслыханный поступок, можете иметь наглость называть что–либо нелепым! Есть ли в вас хоть какая–нибудь рассудительность? Условности весьма уважаемы и намного сильнее, чем большинство кентавров. Не будете же вы бросать камни в добропорядочность, принц Юрген? Мы невыразимо поражены вашей нелюбовью к такому хорошо известному явлению, как Равноденствие! — И еще много подобного говорили ему.
Короче, на него наседали до тех пор, пока Юрген не оказался чересчур запутан, чтобы спорить, а голова у него шла кругом, и одно виделось таким же нелепым, как и другое. И он перестал замечать особую невероятность путешествия с Равноденствием и таким образом переправился без дальнейших возражений и споров с Кокаиня на Левку. Но его возбуждение не было бы настолько сильно, не думай Юрген все это время о царице Елене и ее красоте.
Первым делом он немедленно расспросил, как можно быстрее всего предстать перед царицей Еленой.
— Вы найдете царицу Елену, — сказали ему, — в ее дворце в Псевдополе.
Его осведомительницей оказалась гамадриада, которую Юрген повстречал на опушке леса, возвышавшегося к западу от города. За широкими покатыми пространствами сжатых хлебов виднелся Псевдополь — город, построенный из золота и слоновой кости, ослепительно сверкающий под едва видимым небом, казавшимся необычайно удаленным от земли.
