Элея покачала головой.
— Ты был совсем плох. Руальд боялся, мы потеряем тебя… и не хотел, чтобы я об этом знала. Он прислал за Кайзой, ничего не объяснив. Только гонец мчался так, что конь под ним хрипел… мне слуги сказали. А я в это время спала… Проснулась — никого нет, на душе скверно. Велела кучеру везти меня во дворец, а там какое-то безумие… Руальд мечется, такими словами сыплет, что все придворные по своим покоям попрятались. Только Май рядом с ним остался. Глаза у обоих — будто неделю кумин курили… И еще говорить мне ничего не хотели, — Элея вздохнула, заново переживая события трехдневной давности. — Кайза с тобой полдня сидел — пытался в нашем мире удержать. У него силы кончались, а ты все не возвращался…
— Разве рана такая тяжелая? — спросил Шут.
— Может, и не слишком, — ответила Элея, но Кайза сказал, ты еще колдовал как-то очень нехорошо… Я не поняла, что он имел в виду.
— Это Волен… Его Сила как яд… — сидеть все-таки было очень больно, и Шут снова опустился на высокие подушки. — Элея… мне это привиделось или Архан правда погиб? — принцесса опустила ресницы, едва заметно кивнув. — Как же так вышло?!
Он почти не знал этого человека. И думал о нем гораздо хуже, чем следовало. А теперь уже поздно что-то исправить.
— Архан открыл ворота. Его убили монахи, служившие Волену. Я думаю… старик знал, на что шел. Храбрый человек… Жаль его… очень жаль.
'А я так и не сказал ему 'спасибо', - подумал Шут. — Почему он это сделал? Почему пожертвовал собой? Разве действительно было необходимо?
Никто не смог бы теперь ответить на этот вопрос.
Шут потрогал свою повязку. Болело под ней ощутимо.
— Странно. Я думал, Кайза умеет затягивать раны, — удивился он вслух.
— Умеет, но не так быстро, как ты. У тебя редкий дар… а ему очень трудно пришлось. Стрела не задела легкое, но крови слишком много ушло. Кайза когда закончил, даже выйти не смог — так и уснул тут рядом с тобой, — Элея поднялась с кровати. — Я пойду, скажу, что ты очнулся. Если… если понадобится встать, позови слугу, — она кивнула на прикроватный шнурок. — Только сам не пытайся ходить, пожалуйста.
Едва Элея покинула королевскую опочивальню, Шут незамедлительно сполз с кровати и отыскал ночную вазу. Никаких слуг он, разумеется, звать не стал — очень надо срамиться! Не умирает же, в конце концов: хоть голова кружится, однако ноги держат. Но когда залез обратно на кровать, хотелось только одного — провалиться в забытье… так ужасно жгло в груди… Спасала только мысль о том, что боль не навсегда… Этой мыслью Шут обычно утешался в те моменты жизни, когда казалось, плохому не наступит конца. Он просто напоминал себе — невзгоды кончатся… Однажды наступит утро — солнечное и ясное, когда все страдания останутся в прошлом.
Увидев Шута, Май немедленно засыпал его десятком вопросов, желая убедиться, что друг действительно в порядке и опасность миновала. А король с шаманом все больше молчали… Похоже, им не требовались слова, чтобы сделать правильные выводы. Впрочем, когда Май немного успокоился и перестал болтать без умолку, Руальд подошел к Шуту и промолвил негромко:
— Спасибо тебе, Пат, — король как будто улыбался, но глаза его оставались серьезными. — Скажи… сколько раз на самом деле ты уже спасал мне жизнь?
— А… — Шут удивленно глянул на шамана, но тот лишь усмехнулся. — Ну не знаю. Я не считал.
Тут уже засмеялись все. Включая Элею… Без сомнения, это именно она поведала Руальду, что его друг обладает силой оберега. Вот только Шуту смеяться было очень больно… Заметив это, Кайза сел рядом и положил руки ему на грудь. Закрыл глаза, выпуская из ладоней живительное тепло.
— Еще три дня — никуда, — заявил шаман, когда боль ослабла. — Пока совсем не затянется.
Сразу после этого он ушел, сославшись на дела, а следом за ним — и Руальд, зачем-то прихватив с собой Элею. С Шутом остался только Май, который и принялся рассказывать обо всем, что случилось, пока господин Патрик изволили оставаться в беспамятстве.
Почти всех обитателей монастыря король недрогнувшей рукой отправил в рудники и каменоломни, снабдив клеймом государственного преступника. Волена и его ближних учеников казнили путем четвертования — на главной городской площади в назидание всем, кто возжелает чужой власти. Тодрика же Руальд принародно объявил прощенным. С ним вышла забавная история… Когда в монастыре поняли, что дело пахнет королевской расплатой, возлюбленный братец магистра без малейших колебаний поспешил покинуть обитель через подземный ход. Он не знал, что на другом конце коридора его будут ждать солдаты Руальда. Не знал об этом и Тодрик, но намерения Армалиуса принц разгадал сразу. Забыв про магическую силу уродца-коротышки, Его Высочество погнался за ним, желая восстановить справедливость. Разумеется, колдун попытался пустить в ход свою силу… и очень удивился, обнаружив, что Тодрика хранит чей-то оберег. А принц не стал ждать, пока Армалиус сломает защитные чары: подобно своему старшему брату, он пустил в ход обычное оружие. Никогда прежде не наносивший ран человеку, Тодрик умудрился попасть своим кинжалом прямо в сердце врага…
Шут слушал эту историю, будто балладу менестреля в таверне. А потом хлопнул себя по лбу, спохватившись, и сказал Маю, что забыл две очень важные вещи… Найти Вейку и забрать свой заказ у ювелира. Успокоился он только, когда скрипач клятвенно пообещал все это решить.
10
Остаток дня и всю ночь Шут проспал… Зато на следующее утро с радостью обнаружил, что боль из груди почти ушла. Даже когда он выбрался из постели, рана под повязкой больше не выворачивала разум на изнанку. Да и голова перестала кружиться.
В комнате никого не было. Шут огляделся в поисках одежды и, не обнаружив оной, по старой привычке завернулся в лежавшее рядом покрывало. Осторожно придерживаясь за стенку на случай, если перед глазами опять помутится, он вышел в гостиную, где с облегчением нашел Мая.
— Горазд ты спать, господин граф, — сказал скрипач, откладывая в сторону какую-то книгу. Шут отметил, что его друг очень хорошо одет. Возможно, этот новый костюм из темно-фиолетовой ткани ему пошили ученицы мадам Сирень… Май сунул руку за пазуху и вынул на свет небольшую шкатулку. — Вот, держи. Насилу уговорил этого ювелира отдать твой подарок! — он протянул ее Шуту. — Пухлый пряник! И пальцы у него — что твои сосиски! Как он только умудряется делать ими такую красоту?!
Шут осторожно открыл шкатулку и не сдержал радостной улыбки. Кольца действительно были великолепны. Его собственное — как он и хотел — очень простое, с одним лишь синим камнем и гравировкой вокруг. А вот перстень для Элеи казался настоящим произведением искусства.
