— Я… в порядке, — прошептала она. Затем натянуто улыбнулась, обнажив клыки. — Все хорошо. Ты-то как?
— Бывало и получше, — честно признался рыцарь, для верности опираясь на саркофаг.
Она даже не успела ничего сказать — над каменным постаментом сверкнуло, поднялась призрачная статуя. Ее Синтия уже видела — мощного вида мужчина, в хламиде мага или священника, с длинной седой бородой. Но плечи — дай Свет иному молотобойцу в кузне, с такими плечами не над старыми книгами корпеть, не хитрые растворы смешивать. Меч в руки — и вперед… а лучше даже не меч, а тот же молот. Или булаву.
— К-кто это? — Рыцарь отпрянул, замер на подрагивающих ногах, рука шарит за спиной в поисках меча.
Против воли девушка улыбнулась — сейчас воин в таком виде, что и перевязь показалась бы одеждой. Он поймал ее взгляд, затем вдруг понял и жутко покраснел. Было столь странно видеть стыдливый румянец на лице воина, что Синтия, пусть и чувствующая себя порядком разбитой, прыснула.
Стрельнув в ее сторону глазами, он отвернулся и принялся натягивать на себя относительно просохшую одежду, всей спиной выражая неодобрение. Приведя себя в порядок и закинув за спину меч — словно здесь, среди голых камней, пусть и слегка сдобренных призраками, обычная сталь могла оказаться для чего-то полезной, — Шенк снова бросил взгляд на фантома. Уже без прежней опаски, спокойно — видно же, что полупрозрачная фигура сходить со своего постамента не собирается. Да и двигаться тоже не намерена, а то, что края мантии колышутся, а косматые брови вроде бы даже хмурятся — это просто игра света, не более.
— Все-таки храм, — пробормотал Шенк. — А я подумал, что это… гробница, что ли.
— Так и есть, — негромко ответила Синтия. — Это и есть гробница… вернее, усыпальница. А это все саркофаги.
— Демоны? — Он изогнул губы в насмешливой улыбке.
Про себя подумал, что жизнь порядком изменилась. Раньше все было проще — лесные дороги, деревеньки, где можно поесть и отоспаться. Разбойники, чурающиеся всякой там магии, да и с оружием обращающиеся не то чтобы очень. Редкие судилища — все ж таки ведьмы повывелись. Настоящие ведьмы, что используют магию во зло.
Стиснув зубы, Легран мысленно попросил у Святой Сиксты прощения… как же, уже со спокойной совестью говорит, пусть и мысленно, что есть магия разная, есть та, что во зло, и другая — которую вполне можно и стерпеть, и принять. А ведь еще несколько лет назад, да что там, полгода назад искренне считал, что любая, даже самая безобидная магия — от Тьмы. И бороться с ней следует беспощадно… ну, Орден либерально относился к лекарским заклятиям, к этому темплар привык с детства, но все остальное — Зло. И должно быть уничтожено. Первый удар получил, обретя спутницу, которой полагалось быть самой квинтэссенцией Тьмы, но девушка оказалась верным другом, к тому же…
— Я уже и сама не знаю, — честно призналась Синтия, сделав несколько шагов в сторону и прикоснувшись ладонью к другому саркофагу.
Появилась новая фигура, на этот раз воина. Темплар без труда узнал доспехи — знакомы, видел как-то в Цитадели. Непробиваемые латы демона, в такие были закованы подручные Ши-Латара. Уцелел всего один доспех, и то неполный, без шлема — а теперь рыцарь с неподдельным интересом осматривал изгибы брони, одновременно размышляя, как демон мог хоть что-то видеть сквозь глухой шлем. Ни смотровой щели, ни отверстий для дыхания… а дышат ли демоны вообще?
— Это точно демон, — резко бросил он и тут же осекся. Девушка шла вдоль ряда гробниц, поднимая все новых и новых призраков.
Вот еще воин, на этот раз обычный человек. В плечах видна могучая сила, двуручный меч небрежно держит одной кистью, словно готов в любой момент занести над головой, а то и закрутить в стальном вихре, сквозь который не то что враг — стрела не пробьется. Женщина, немолодая и некрасивая, излишне полная, но каждая черточка слегка морщинистого лица дышит добротой и в то же время какой-то внутренней силой. Еще один, еще одна… Некоторые саркофаги не отзывались, то ли призраки оставили их, то ли никогда там и не селились. Подумалось, что эти упокоища еще ждут своих героев.
И тут же понял, что мысль была верной. Он даже не знал, откуда пришло это убеждение, но готов был спорить с кем угодно, хоть со всем Советом вершителей, что здесь покоятся не демоны или поборники Света. Просто герои… или героини, чьи дела заслужили сохранение памяти о них. Полководцы, правители, мудрецы…
А Синтия тем временем подошла к центральному саркофагу, в отличие от остальных, тускло поблескивающему. Провела ладонью по поверхности, смахивая пыль.
Женщина была ошеломляюще красива. Рыцарь вглядывался в нежный овал лица, роскошные волосы, струящиеся по плечам, точеную фигуру — талию смог бы охватить пальцами, зато бедра широкие, идеальной формы. Грудь же… полупрозрачное платье почти не скрывало тела и в то же время не давало увидеть его целиком, еще более интригуя, завораживая.
— Святая Сикста… — прошептал рыцарь, вдруг опускаясь на одно колено, как полагалось отдавать дань уважения лишь Великому Магистру да еще, пожалуй, прекраснейшей из женщин.
— Не думаю, — словно железом по стеклу, проскрежетал голос вампирочки. В ее интонациях слышалось нечто новое, поначалу Шенк даже не понял, что именно, и лишь спустя несколько долгих мгновений догадался — девчонка ревнует, совсем как обычная человеческая женщина.
— Это она, — прошептал он, почти не контролируя себя, не в силах отвести взгляда. — Это она… только истинная добродетель, истинная преданность Свету может обладать такой совершенной красотой.
Краем глаза он заметил, что Синтия нахмурилась, по ее лицу пробежала смесь обиды, огорчения и даже раздражения. В голосе — изрядная доля сарказма.
— Благородный рыцарь, возможно, все же вспомнит, где находится? Или это храм Святой Сиксты?
Простые слова, хотя и наполненные ядом, подействовали словно холодный душ. Шенк вгляделся снова, уже внимательнее. Затем попытался вспомнить старые гравюры, немногочисленные картины, запечатлевшие Святую Сиксту. Хотя, разумеется, картин подобных было столько, что и не счесть — но лишь о единицах было более или менее доподлинно известно, что художник имел честь видеть прародительницу Ордена хотя бы одним глазком.
Любой художник, пытаясь изобразить высшее существо, каковой, безусловно, являлась Сикста Женес, вольно или невольно стремился приукрасить объект своих устремлений. Даже когда речь шла о людях, несравнимо более мелких — воителях, правителях и мудрецах, художники, оберегая свою голову и проявляя похвальную заботу о кошельке, добавляли в портрет капельку черт, которых недоставало изображенному на нем в реальной жизни. Мышц — бойцу, мудрого взгляда — знатоку старых книг, красоты — женщинам. Становились выше те, кому Свет не дал роста, уменьшались сальные мешки, по недоразумению именуемые животами, у любителей вкусно поесть. И, если подумать, Сикста в жизни выглядела наверняка немного хуже, чем на портретах. Как бы святотатственно это ни звучало.
