— Какие еще секреты ты от меня скрываешь?
— Это был последний, — улыбнулся юноша. — Я хочу, чтобы ты предложил это Сентору Кассу. Все, что он заплатит, мы поделим на три части. Тебе, мне и в приданое Айри.
— Заверни ее в полотно, — распорядился Тусет.
Они вышли из комнаты слуг. Жрец в задумчивости уселся в кресло. Алекс принес белый сверток и встал у стены, сложив на груди руки. Едва старик уложил ткань в сумку рядом с Книгой Сета, как в дверь постучали.
Пришла служанка и принесла на подносе запотевший кувшин с молоком и маленький кувшинчик с медом.
— Посмотри, как там дела у Айри, — распорядился Тусет, размешивая мед.
Юноша кивнул и направился к двери, привычным движением проверяя кинжалы в ножнах на браслетах.
Попивая прохладное молоко с медом, жрец стал размышлять. Донос Минхотепа на наместника и его придворных не произвел на старика впечатления. Воры, развратники, сквернословы, но никаких явных доказательств их принадлежности к геданам. Но вместе с письмом нидосского олигарха материалы таили большую опасность для принца Бэсаата. Если раньше не отвернут голову самому Тусету. От этой мысли стало еще тревожнее. Захотелось как можно скорее оказаться в Абидосе в своем доме в объятиях любимой наложницы. Жрец вздохнул. Алекс прав, папирусы надо спрятать. И он даже знает куда. Вот только для этого ему нужно остаться в номере одному.
За дверью послышались шаги и негромкий стук.
— Кто там? — насторожился старик.
В комнате появился улыбающийся Алекс.
— Представляю нового слугу второго пророка храма Сета в Абидосе!
Он отступил в сторону и широко распахнул дверь.
В человеке, который вошел и поклонился Тусету, очень мало осталось от жителя Милеты. Смуглая кожа Треплоса стала светло-коричневой, оттеняя белоснежную юбку, золотистые кудри исчезли под дешевым париком. Глаза были подведены, как и полагается, снизу зеленой краской, сверху темно-синими тенями.
Жрец удовлетворенно хмыкнул.
— Ты похож на келлуанина.
— Я старался, мудрец, — поклонился поэт.
— Ты видел себя?
— Нет, мудрец, — покачал головой юноша.
— Возьми зеркало на столике.
Поэт долго разглядывал себя в серебряный овал.
— Теперь тебя даже… родственники не узнают, — с улыбкой сказал Алекс.
— Лишь бы не узнали налетчики, — вздохнул Треплос, осторожно кладя зеркало на столик.
Тихо скрипнула дверь. Вошла Айри с какими-то тряпками в руках.
— Ты забыл свое платье, — с неприкрытой издевкой проговорила она.
— Оставь себе, — фыркнул поэт. — Это дорогая одежда. Я оставил за неё в залог тот серебряный браслет.
— Оно мне не подойдет, — съязвила девочка. — Я не такая лошадь, как твои знакомые… шлюхи!
Тут у Тусетра блеснула догадка, как ему избавиться от слуг.
— Вещь надо вернуть хозяевам, — со значением проговорил он.
— Но, господин, — встрепенулся Треплос. — Не кажется ли вам, что мне сейчас лучше не появляться в городе?
— Думаю, в таком виде тебя никто не узнает, — сказал жрец. — Но, на всякий случай, пусть с тобой сходит Алекс.
Охранник кивнул.
— Сорок дней со дня смерти Энохсета прошли?
— Да, мудрец, — удивленно ответил юноша.
— Тогда ты можешь смело развлекаться с проститутками, — улыбнулся жрец. — Жду вас к вечеру.
Он с удивлением заметил, как по лицу Алекса пробежала легкая тень замешательства.
— Только возьми с собой какую-нибудь безделушку, — сказал Треплос. — Одного браслета на нас двоих не хватит! «Ночные звездочки» заведение солидное, там самые искусные шлюхи в городе!
Айри презрительно фыркнула.
— Самым лучшим публичным домом Нидоса считается «Гнездо любви», — наставительно проговорила она.
— Тебе лучше знать, — с ядовитой усмешкой сказал поэт.
Девочка вспыхнула.
Треплос взял у нее платье, и аккуратно свернув, положил в сумку вместе с париком и веером. Из комнаты слуг появился Алекс. Его лицо приобрело обычное бесстрастное выражение, но старик понял, что молодой человек явно волнуется.
«Странно, как будто он первый раз идет в публичный дом? — с легким недоумением подумал жрец. — Если так, он точно не моряк!»
Синхронно поклонившись, молодые люди вышли.
«Куда бы еще отослать Айри?», — тут же забыв о них, стал размышлять Тусет.
Спускаясь с галереи вслед за беспечно насвистывавшим Треплосом, Александр с трудом сохранял невозмутимый вид. Те комплексы, что, казалось, навсегда остались за океаном, вновь вернулись, наполнив душу непонятным, сладким томлением. Он вспомнил служанку, которая разбудила его в саду Наместника, и чуть не споткнулся.
К счастью поэт ничего не замечал. Привратник в воротах проводил их удивленным взглядом. А мысли Алекса продолжали лихорадочно метаться подобно мухам над кучей мусора: «Может ну его? Я еще маленький. Мне всего шестнадцать. Даже не совершеннолетний! Какой мне публичный дом? Пусть борзописец у шлюх остается, а я где-нибудь рядом в кабачке посижу, пивка попью с воблой?»
— Пойдем большими улицами, — предложил Треплос. — Подальше, зато безопаснее.
— Тебе виднее, — пожал плечами Александр.
«А что подумает этот парикастый красавчик, если я оставлю его в публичном доме, а сам уйду? — пришло в голову Алексу. — Тусет же дал недвусмысленный приказ «развлекаться».
— В твоей стране есть такие большие города? — обернувшись, спросил его поэт.
— Есть, — ответил Александр. — Но я в них не был.
— Я всю жизнь хотел выбраться из Милеты, — сказал Треплос. — Думал, что едва попаду в Нидос, так сразу сделаюсь богатым и знаменитым.
— Может, еще станешь, — буркнул Алекс.
Какое-то время они не разговаривали. Александр все никак не мог решить: ступить ли ему на «тернистый путь греха» или отложить как всегда на неопределенный срок окончательное «обретение мужественности»?
Видимо, долго молчать поэт просто не мог.
— Наш господин очень хороший человек.
— Угу, — отозвался Александр, терзаемый во истину гамлетовской дилеммой.
— Не забыл, что у слуги кончился траур, и сам вел идти развлекаться. С таким заботливым хозяином слугам легко.
— Угу, — промычал Алекс.
— Не знаю, как на счет «Гнезда любви», — продолжал как ни в чем небывало Треплос. — Но девчонки в «Ночных звездочках» просто красавицы! Я познакомился с их старшей. Она ольвийка, зовут Грейла. Прекрасна, как светлоокая Фрода богиня любви!
Тут он начал описывать свою знакомую с такими подробностями, что Александр ощутил, как кровь приливает к его щекам. Пьяные разговоры тонганских матросов по сравнению с речью поэта были все равно что «Веселые картинки» в сравнении со «Спид-инфо». Собеседник Алекса поражал знанием женской анатомии и цветистостью оборотов.
