Осторожно, стараясь не отпускать край чаши фонтана, Джем обернулся:
— Кто здесь?
Молчание.
Однако на этот раз, когда в воде снова возникло отражение луны, рядом с луной появилось и лицо. Знакомая грива темных волос, широкие высокие скулы. Глубокие, пытливые глаза.
Джем что-то вспомнил.
А теперь он вспомнил все.
— Ката! — и он громко расхохотался.
— Чего ты хохочешь?
Громко зашуршали листья, и девушка оказалась рядом с ним.
— Ну, чего? — требовательно вопросила она.
Но Джем не мог перестать смеяться. Да и перестань он смеяться, он не смог бы объяснить, почему смеялся. Теперь ему было ясно, почему он чего-то боялся. Он боялся, что больше никогда не увидит Кату. Он ведь, оказывается, похоронил не одну память, а две.
Первую — потому что ему было грустно вспоминать.
А вторую — потому что слишком радостно.
И теперь он смеялся от счастья. От счастья он начал раскачиваться из стороны в сторону, начал шарить рукой в поисках костылей, не нашел их, ухватился в испуге за край фонтана, а костыли застучали по ступеням лестницы.
Задыхаясь между приступами смеха, Джем выдавил:
— Ката, помоги мне!
Он протянул девушке руку, но каково же было его изумление, когда Ката резко и злобно отбросила его руку. Джем больно ударился о мраморную плиту.
— Ненавижу тебя! — бросила Ката, подпрыгнула и исчезла в ветвях.
Ката!
Джем лежал на спине и смотрел вверх. По идее, он должен был чувствовать себя несчастным, беспомощным, но, как ни странно, он был спокоен. Очень спокоен. Он смотрел на трепещущие на ветру листья, на крупные спелые яблоки. Где-то вверху слышались ритмичные всхлипывания.
Ката плакала.
У нее вырвалось:
— Я тебя искала! О, как же я тебя искала! А ты… ты… нарядился в красивые тряпки, да еще и смеешься надо мной!
— О Ката! — воскликнул Джем. — Что ты такое говоришь. Я над тобой не смеялся!
Пауза. Тихое шмыганье носом.
— А чего ты тогда смеялся? Ты же мне не говорил!
— Не мог! Ката, я смеялся от радости.
Ката громко высморкалась.
— Чего бы тебе радоваться, — огрызнулась она. — Ты все такой же калека.
Джем чуть было не рассмеялся снова. Но, сдержавшись, стеснительно проговорил:
— У меня есть ты.
— Что?
Джему не очень хотелось повторять сказанное, но он закрыл глаза и тихо, спокойно проговорил:
— Я радуюсь из-за тебя. Никогда я не был так счастлив, как тогда, когда ты была со мной рядом. И я рад, что сейчас ты здесь.
На яблоне долго молчали, даже носом Ката не шмыгала. Потом она тихо-тихо спросила:
— Правда?
— Правда, — ответил Джем.
На этот раз девушка спустилась с дерева тихо, почти бесшумно. В одно мгновение она оказалась рядом с юношей.
Встала рядом с ним. Протянула руку.
Джем взял ее за руку, и тогда случилось нечто совершенно необыкновенное. Между ним и Катой словно образовалась какая-то невидимая связь, какая-то сила связала их руки. Джем почувствовал, что его притягивает к сцеплению их рук. Джем не сразу поверил, но потом его озарило: он понял, что снова произошло невозможное.
Он стоял.
Он держался на ногах.
Потом, по прошествии времени, Джему это мгновение будет казаться чуть ли не самым важным в жизни. До сих пор его жизнь была бесцельна. Он не понимал, зачем живет. С этого мгновения он осознал: у него — своя судьба, вот только что за судьба — этого он тогда еще не понял.
Но Ката была частью этой судьбы.
Должна была быть!
Они бродили у фонтана-Оракула, крепко, жарко держась за руки, потом спустились на усыпанную гравием дорожку и ушли под деревья. И только тогда, когда Джем вдруг решил пробежаться и отпустил руку Каты, он сразу упал. И тогда юная пара поняла, каково соединившее их волшебство.
Джем мог ходить — но только тогда, когда за руку его держала Ката.
Полтисс Вильдроп дышал полной грудью, радуясь тому, что выбрался на свежий воздух из духоты. Он шагал по дорожке ухоженного отцовского сада.
В бальном зале снова зазвучала музыка. Полились тягучие звуки плавного варбийского вальса. Вечер выдался на редкость удачным. Полти танцевал с лучшими из провинциальных красавиц, а уж все остальные дамы — это точно! — не спускали с него глаз. Вернись он сейчас в зал и протяни руку прехорошенькой Виэлле Рекстель, она бы пошла с ним танцевать, можно было бы даже не сомневаться!
Полти свернул в сторону. Женщины! Они вызывали у него отвращение. Теперь он стал красавцем, но слишком долго пробыл уродом и потому с горечью осознавал, сколь летуча красота и сколь непрочны чувства, которые она вызывает. И теперь, когда он ловил на себе восторженные взгляды, он не радовался, а злился, потому что знал, что те же глаза еще совсем недавно смотрели бы на него с отвращением. Женщины — дуры. Им подавай яркие мыльные пузыри. Лицемерки, предпочитающие жить в логовах собственной похоти.
Даже эта старая корова из замка втюрилась в него, это точно! Умбекка Ренч! Потешная старуха — нарядилась в платье, сшитое из занавесок, да еще какой-то платок носовой на грудь присобачила! Все знатные дамы хихикали над ней, прикрывая рты руками. Но, похоже, капеллан насчет этой коровы что-то задумал и потому держал ее при себе. Полти решил, что у капеллана есть чему поучиться, в частности, тому, как держать людей при себе.
Ведь это капеллан, потрудившись, изменил внешность Полти.
Но сердца его он не изменил.
Полти тихонько рассмеялся. Прислушался к отдаленному шуму из бального зала. Скоро должны были заиграть лексионский гавот. Он обещал этот танец милашке мисс Ви, но ничего, пусть эта гордячка немного поволнуется, подождет. О, Полти со злорадством думал о том, как ему будет приятно увидеть, как лихорадочно порозовеют эти белые щеки!
Полти лениво шел к воротам, что вели во фруктовый сад. Войдя в сад, он пошел не по тропинке, а по траве. Ему нравилось шагать бесшумно. Он даже листья, упавшие на траву, обходил, стараясь не шуршать.
Взгляд Полти сновал по листве веток, пригнувшихся к земле от тяжести плодов. Он вдруг услышал приглушенные голоса, доносившиеся со стороны фонтана. На какой-то миг Полти вообще показалось, что это разговаривают статуи. Он вспомнил, что фонтан зовут Оракулом и что статуи — это бог Агонис и леди Имагента, обнаженные и держащиеся за руки.
Сентиментальная чепуха.
А потом он увидел более темные фигуры, ростом пониже статуй. Парень и девушка. Они стояли и…
Обнимались.
Девушка — это Полти сразу понял, была не знатного рода, да она, похоже, была в лохмотьях.
