Перед мысленным взором Миры мелькали лица родственников, убитых по вине проклятия carere morte, что тенью стояло над старым домом: отец, брат, сестра… Может быть, сегодня она станет новым звеном этой цепи, но — последним звеном! Довольно! Лучше, пусть этот дом не принадлежит никому!
Мира почувствовала себя сильной. Сильнее страшной прабабки. Эта эмоция согрела её. Она уверенно ступила в холл, но здесь скоро остановилась.
Зеркало не блестело привычно в дальнем конце холла. На его месте была глубокая ниша в человеческий рост: бездонная яма, колодец пустоты.
«Кто здесь был?» — неприятно заныло сердце, задрожали ноги. Мира бросилась вперёд, иногда хватаясь за стену, чтобы отдышаться. Чёрная яма на месте зеркала притягивала.
Темнота шевельнулась. Человек выступил из ниши, махнул Мире рукой. Это была девушка с задорными короткими рыжими кудряшками… Кристина?
— Так-так. Решила украсть мои лавры?
— Простите! Я подумала, вам ни к чему подвергать свою жизнь риску и… Дверь дома была открыта. Я сказала гувернантке, что забыла тетрадь, а сама… — Кристина снова махнула рукой и чихнула.
Мира поискала убранное зеркало взглядом и скоро нашла. Оно было прислонено зеркальной стороной к стене. Узкое, длинное, пыльное… более не опасное. Тогда она перевела взгляд на нишу. За зеркалом была потайная дверь. Старая, трухлявая… — Кристина легко выломала её.
— Необычные вещи происходили?
— Нет, ничего. Хотя я, на всякий случай, держала арбалет заряженным.
В нише за зеркалом было несколько обычных деревяных полок с пыльными бумагами. Более ничего.
За полками спуск в подвал, — сообщила Кристина. — Обычная лестница. И все, — в голосе слышалось разочарование.
С одной из полок Мира дрогнувшей рукой сняла скрученный пергамент. Развернула его и чихнула от пыли, поднятой этим небольшим движением. На пергаменте были старинные символы, начертанные кровью.
— Так и думала! — прошипела Мира и разорвала пергамент в клочья. — Старая ведьма! Старая ведьма!
— А что это…
— Это было её проклятие для потомков! — Мира присела и принялась подбирать кусочки пергамента, — Нужно их сжечь, немедленно! С-старая ведьма!
— Расскажите о ней?
Мира поморщилась:
— Ведьма, вампирша, мужеубийца. И это — лишь начало. Она была голосом Бездны и захватила бы у Дэви власть, не убей её раньше кардинцы. Её боялся весь север. Всё, пожалуй. Никогда не интересовалась её персоной.
— Почему?
Мира вздохнула:
— Мне казалось, я очень похожа на неё. Не хотела читать свою судьбу.
Кристина кивнула, серые глаза блестели непонятной тревогой. Охотница продолжила осмотр полок.
— Здесь есть кое-что ещё, — скоро проговорила она. — Посмотрите.
Руки Миры были заняты кусочками пергамента, потому она не дотронулась до странного предмета, который держала Кристина. Это была пыльная шкатулка тёмного дерева. Кристина открыла её, и внутри обе дамы увидели механизм — барабанчик с возвышениями-точками и туго натянутые тонкие струнки.
— Музыкальная шкатулка! — прошептала Кристина. — Смотрите, тут и ключик есть. Я заведу?
— Ни в коем случае! Не трогай её лишний раз. Отнеси в мой кабинет.
Мира ликовала и чувствовала ликование дома, избавившегося от груза проклятия. Почему она не замечала раньше, какое это может быть светлое, радостное жилище? Никто не видел этого, словно разбитое зеркало в холле каким-то образом искажало облик всего дома.
— Проклятая старая ведьма! — прошептала она, гляда на кусочки пергамента в руках. — Запечатать проклятие, чтобы никто из потомков не видел его, но все бы росли в его вони! Каким же извращённым должен быть ум… — Мира осеклась. Догадка поразила её, как стрела навылет. Она замерла, боясь вздохнуть.
— Что с вами? — встревоженно спросила Кристина.
— Кажется, я поняла, что собирается делать Владыка вампиров!
Мира добежала до гостиной, выбросила разорванный пергамент в камин и, обтёрла руки о юбку, будто бумага с проклятием запачкала их. Кристина, немного напуганная, последовала за дамой, но остановилась на пороге.
— Что вы поняли?
— Дэви будет стремиться разделаться с Мактой! Старейшего мы вряд ли защитим, но кое-что защитить способны…
— Кое-что?
— Кое-кого! Лира Диос от дома Калькаров ушла с Ульриком, так?
— Да. С тех пор её не могут найти. Может, Палач её убил?
— Было бы жаль! Позови Гесси. Мы сейчас же отправляемся к Корвусам. Только разберусь с прабабкиным безумием…
Мира возвратилась в гостиную и разожгла камин. Скоро дым от сгорающего пергамента поплыл в трубу, унося с собой остатки проклятия Регины Вако.
С того утра, когда Ульрик стал, пусть ненадолго, марионеткой Макты, боль была постоянной спутницей Палача. Болела не голова, не старые раны, а словно кожа стала вдруг чрезвычайно чувствительной к любым колебаниям воздуха и от малейшего ветерка наливалась болью. Движения, прикосновения стали сущим мучением, но Ульрик продолжал свою работу. А её со взятием «Тени Стража» прибавилось. Carere morte бежали прочь из Карды, и Палач, временно присоединившись к охотникам, искал их дневные убежища. На короткое время Ульрик снова стал охотником, нерассуждающим исполнителем. Через две недели горячка кончилась: кое-кто успел удрать, но большинство бессмертных были убиты. Карда была чиста от вампиров. Отряды охотников занялись очисткой северных земель, но в многодневные походы Ульрик с ними уже не пошёл. Была одна дама, требовавшая его неусыпного контроля.
Лира Диос вела себя тихо. Она была послушна и спокойна, совсем как в ночь Бала Карды, когда убеждала охотника пропустить её к Избранной, и, как тогда, было в её спокойствии что-то зловещее. Ульрик, конечно, перевёл её из подвала в чистую комнату на верхнем этаже. Назвав Лиру своей пленницей, он и не помышлял запереть её в клетке или оставить в тёмном подвале. Комната, одна из двух жилых комнат третьего этажа, была тёплой и светлой. Там была кровать, шкаф для платьев, бюро, полки с книгами. Было большое зеркало на стене, которое Ульрик специально перенёс из комнаты баронессы. И, может быть, эта комната не совсем подходила для дамы — и мебель была грубоватой и некрасивой, и шкаф маловат для пышных нарядов, но, во всяком случае, она была просторной и чистой. Раз в день Ульрик запирал все комнаты на этажах и позволял пленнице пройти в ванную комнату. Сам он на это время вставал у двери главного входа.
Лира терпела, и успокоенный Палач занялся определением Низших, оставшихся в Карде. Со смертью Владыки вампиров они притихли и сидели по своим убежищам. На ближайшие десять лет о них можно было б забыть… но Ульрик так не мог. Он не мог быть спокоен, пока в округе есть хоть один подлый carere morte! И он искал убежища Низших. Подобное, обычно, бывало доступно только опытным, старым охотникам, и даже им требовался зрительный контакт с предполагаемым Низшим, чтобы убедиться в его принадлежности к вампирам, а Палач вовсе не смотрел своим жертвам в глаза. Чутьё маниака развилось настолько, что ему просто становилось дурно в присутствии лишённых смерти. На кожу будто лили кипяток! И Ульрик, следуя за своей болью, входил в дом вампира и убивал хозяина. И — вот странно! — он ожидал, что непременно ошибётся хоть раз и убьёт смертного вместо вампира, но нет — все его жертвы были, действительно, Низшими.
