Снаружи, с башни ратуши ударил колокол, и заунывный звук его что-то сдвинул в окружающем мире. Чуть дребезжащий сигнал полуночи пролетел над городом и увяз где-то вдали, в ночной сырости и прохладе. Король погасил сияние внутри прибора магической связи и бережно уложил ещё прабабке служивший хрусталь в специальную выемку ящичка, обитого изнутри траурным бархатом.
Витой шёлковый шнур портьеры скользил и ластился к пальцам, но всё же, с еле слышным шорохом тяжёлая плотная ткань раздвинулась в стороны, и в высокое окно пролилось слабое мерцание ночного города.
Присмотревшись и прислушавшись чуть, мужчины легонько кивнули в знак того, что всё в порядке — и вышли наружу. На балкон, единственно с которого и можно было попасть в эту запретную почти для всех комнату старого королевского дворца.
— Всё в порядке, господа? — вопрос чуть приободрившегося на свежем воздухе его величества адресовался двум крепким мужчинам с обнажёнными клинками в руках и волшебнику, чья ухоженная борода белела в этой темноте.
Адмирал фон Триер с облегчением сунул в ножны тяжёлую абордажную саблю — да и полковник Блентхейм с заметно успокоившимся лицом проделал со своей шпагой то же.
— Франек, ваши услуги пока не нужны нашему величеству — но завтра с утра вы нам понадобитесь, причём хорошо отдохнувшим, — волшебник в кажущейся сейчас чёрною красной мантии с достоинством поклонился и убыл — уж таковые слова августейшего повелителя в пояснениях не нуждались.
А оставшиеся на балконе вояки этак смущённо переглянулись — и что-то уж больно неприкаянно переступили с ноги на ногу.
— Что такое, господа? — хмуро поинтересовался погружённый в мрачные думы канцлер.
— Кажется, мы догадываемся, — с посеребренной луною слабой улыбкой заметил король. — Говорите смело, господа военные.
Странно — не боявшиеся ни полков святого воинства, ни их боевых флотов крепкие мужчины снова переглянулись.
— Ваше величество… мы прибыли не только на ваш зов — но и с прошением об отставке…
Король грустно покивал после этих слов — зато канцлер еле слышно ахнул. Между прочим, никто иной как брат покойной королевы, назначенный монархом на должность после просьбы супруги, оказался вполне недурным кандидатом — по крайней мере, прикарманивал по-божески, дела вёл с блеском, да и королевскими секретами налево-направо не торговал. Да, не просто так удивился сей повидавший всякого государственный муж — уже третий век при дворе каждого короля блистал свой полковник Блентхейм. Если что и казалось в мире незыблемым, то именно это. Да и фон Триер оказался именно тем адмиралом, который поднял на небывалую доселе высоту славу королевского флота…
— Причины? — просто и чуть ли не буднично поинтересовался его величество.
Адмирал для уверенности солидно кашлянул, отчего обоих высочайших дворян едва не сдуло с балкона, и сконфуженно заметил — они не вправе оставаться на службе, коль скоро его величество, несмотря на мир со святошами, всё же настойчиво готовит тем некую весьма гибельную пакость.
— А кто, кто тот наглец, что заключил вместо нас мир? — с озорным блеском глаз осведомился король. — Договор ещё не подписан, господа — мы отбываем на рандеву с нашим августейшим собратом лишь второго дня. И до тех пор надлежит вышибать из святош дух — да так, чтоб они не передумали.
Полковник Блентхейм покривился, однако не нашёлся что возразить, а посему выдвинул другую причину. Дескать, на днях тут одного фронтового орёлика в клетку посадили…
— Так вот, ваше величество — два часа назад мы с адмиралом устроили заключённому побег, — вот это уже оказывалась новость так новость!
Но казалось, король вовсе не расслышал этих слов. Он облокотился на каменные перила опоясывавшей балкон балюстрады и весьма небезуспешно изображал, будто вид большей частию спящей столицы занимал его больше всего.
— Надо же, до сих пор где-то в городе липы цветут, так сладко пахнет, — вздохнул он, и прекратил наконец демонстрировать троим присутствующим свою столь красноречиво оставленную незащищённой спину. Тоже, между прочим, знак доверия — и нешуточный!
— Что ж, господа, уважаем. За смелость, за верность своим принципам — и что не испугались высказать нам то лично. Но будьте же последовательны до конца и поведайте нашему величеству, куда же вы запрятали от нашего гнева… гм-м, орёлика?
Адмирал хмуро зыркнул в мерцающий огоньками город, и с шумом вздохнул. Заметно было, что так и тянуло бравого флотоводца загнуть эдак привычно, как частенько бывало с мостика штормующего в океане или ведущего бой фрегата. Но из слов его выяснилось лишь, что один орёлик возжаждал прежде всего объясниться с некой… орлицей. Ну, а если после той оказии пёрышки ему не ощипают, то острова сен-Хок отличное для здоровья место — туда даже коронные сборщики податей рискуют показываться лишь раз в год.
— То есть, он сейчас отправился почти в сердце светлого королевства? — поинтересовался мрачно помалкивавший канцлер. — А если орёлик тот предложит святому королю свой меч воина и талант полководца?
Полковник еле заметно дёрнул плечом — но взгляд его не дрогнул.
— Мы не верим, что можем так уж ошибаться в том парне, но… если что, кинжал в сердце смоет любое бесчестие.
Но его величество со странной улыбкой покачал головой.
— Даже если… ничего страшного, — он снова поглядел в ночной город, а затем совершенно непоследовательно поинтересовался, помнят ли господа военные некое событие десятилетней давности?
Да уж, таковые странности не рекомендовалось забывать никому. На очередном балу в честь годовщины коронации произошло нечто такое, о чём предпочитали даже не шептаться по углам. Голова на плечах как-то дороже, знаете ли…
— Стоит ли рассказывать нам о том новое, ваше величество? — адмирал несмотря на свою с годами всё сильнее проявлявшуюся тучность, соображал всё так же хорошо. — Вернее — стоит ли нам о том знать?
Канцлер негромко заметил, что некие деликатные подробности прошлого живо заставят господ офицеров бросить и думать о всяких глупостях вроде отставки или клинка в сердце. Так что его величество, скорее всего, прав — пора.
— Да, пожалуй, — король задумался, и взгляд его с лёгкостью пронизал пучину времени…
Как раз стояло начало осени — та самая, прославленная бардами и менестрелями пора, когда уже отошёл летний зной, но слякоть и дожди ещё только собирали свои силы где-то там, за полуночным хребтом. В тот год удалось без особых потерь отбиться и от орочьего вторжения, и от нападений святых рыцарей. Да и урожай на полях собрали отменный — в общем, живи казалось бы да радуйся. Тем более, что король и королева словно сбросили с себя не так уж и много лет да хоть ненадолго отчего-то вспомнили ту восхитительную и хмельную пору, когда они ещё совсем юными целовались под уютной сентю каштанов королевского парка.
