Он такой бредовый. Его избитость скрывала тьма, но я почему-то уверен был в его абсолютной не совершенности. Ему было, что скрывать. Без света Рода он пуст, как выпитый графин.
Я вспомнил о своём истинном предназначении. О том, чего на самом деле хочу… желаю. Чем жил с момента, как впервые открыл глаза подле Мирового Древа. Моя цель — масштабна. Для её реализации необходимы большие ресурсы. Придётся ждать. Возможно, долго. В любом случае я добьюсь того, чего хочу. Мир обо мне узнает. Он не сможет меня забыть.
И вот я слышу шаги. Они неспешны, спокойны, плавны. Обладатель голоса не особо норовит тьму покинуть. Ему в ней комфортно. Она явно его собою насыщает.
Кто ты, я не знаю. Определённо не тот, кем кажешься, за кого себя выдаёшь. Ты, верно, одинок ужасно, не так ли? Носишь лицо человека, коим отчасти себя даже не считаешь. Впрочем, все мы на кого-то похожи. Мироздание давно себя перегрузило. С каждым разом оно даёт сбой и рисует одинаковые лица, которые потом носят люди. Как думаешь, такой итог желал получить Род, когда строил его скелет с нуля? Или тебе, как и мне, всё равно?
Не могу ему ответить, но очень хочу это сделать. Его реплики, наполненные отрицанием, равнодушием и принятием чего-то, меня цепляют. Я не знаю, почему. В них есть то, что крайне близко мне.
Но вдруг я остолбенел. Враз забыл всё, что сказать хотел. Мысли во прах обратились и размышления претворились в пустоту. Резко пропало желание анализировать происходящее, пытаться обличить его логическую составляющую, пробовать разобрать смысл меж сказанных им строк.
Он вышел из темноты. В его образе я узнал Себя.
***
— Кха-х… Х-ха-х… ха-х…
Хог принял сидячее положение резко, очень тяжело дыша. Его глаза, всё ещё сонные, были округлены, а по лицу каплями скатывался холодный пот. Опять кошмар. Очередная интерпретация необъяснимого, а, быть может, даже мнимого ужаса, воздействующая на хэйтера, к сожалению, сильно. Он сам не смог понять, почему вдруг испугался дико. Ничего во сне не произошло. Никто его не убил. Не мучил, не измывался над избитой одиночеством душой. И всё равно было страшно — ведь Хог даже не понимал, чего боится. Ощущение недосказанности сказывалось на руках, на теле: они дрожали. Нервы ни к чёрту. Их будто бы смотали вокруг веретена судьбы, а то стало крутиться вокруг оси, натягивая до максимального напряжения последние струны терпения.
— Всё… всё хорошо?
Хог кое-как справился с панической атакой, после чего смахнул с лица влагу и посмотрел вбок. Возле него сидела обеспокоенная и в меру встревоженная Юля, на чьих коленях он, видимо, дремал всё это время. Девушка явно испугалась, когда Лимит ни с того, ни с сего вдруг резко подскочил и задышал подобно выброшенной на берег рыбе. Хотела руку протянуть к нему, однако в последний момент решила этого не делать.
— Да. Я в полном порядке, — Хог врал неприкрыто, но у Юли, к его счастью, не возникло желания набрасываться на него с расспросами. Вполне вероятно, из-за изменившегося окружения: большая комната с кучей мониторов сменилась полумрачным коридором, одна часть которого была завалена камнями, тогда как другая являлась полностью открытой. Нюх улавливал непонятные запахи, природу которым Лимит не мог дать, и витала в воздухе не слишком радужная атмосфера. Наличие гробовой тишины напрягает. Это очень несвойственно для Золотой Горы, где несколькими часами ранее велись ожесточённые бои.
Хог сделал глубокий вдох. Последствия приснившегося кошмара, наконец, начинали улетучиваться.
— Где мы? Куда подевался рыжий? А Орф? — парней Хог не обнаружил рядом, что не могло не взволновать его. Здесь только он да Юля, чьё прекрасное милое личико искажает гримаса печали вперемешку с плохо скрываемым страхом.
— Не знаю, где мы. Эс ушёл на разведку. Скоро придёт. А… — Юля шмыгнула носом, нижнюю губу поджимая. Дальнейших объяснений не требовалось, потому Лимит ограничился сомкнутыми веками. Всё он понял, не дурак был — что о судьбе Орфея никто ничего не мог знать. Мальчишка, Кощееву Погибель разбив, в холодном свете растворился. Благодаря ему, вероятно, троица и оказалась за пределами эпицентра случившегося, но сам Якер остался на месте. Его отчаянный поступок даровал ребятам спасение, однако для него всё было закончено… возможно.
Хог не хотел о печальном думать, но мысли оного характера сами в его голову лезли, рисуя отнюдь не цветастые иллюстрации с оттенками небесно-голубого да сочного зелёного. Всё плохо. Очень плохо. Настораживающая тишина продолжает давить на психику, отсутствие какой-либо конкретики только усугубляет положение, а назойливая, раздражающая мысль, что приключение волонтёров не имело никакого смысла, ржавым гвоздём по нервам будто бы играла, как на скрипке.
— Я потеряла один пистолет.
Хог мог долго раздумьям тяжёлым предаваться, не коснись его сознания грустный тоскливый голос подруги. Он посмотрел на Юлю. Девушка была в почти разбитом состоянии. Она, конечно, держалась и храбрилась столько, сколько позволить себе могла, но, видит бог, совсем скоро истерика у неё начнётся. Ибо Сахарова — невероятно впечатлительная и эмоциональная волонтёрка. А после пережитого ими сегодня, сдерживаться ей становится всё сложнее и сложнее. Хог встал на ноги для того, чтобы немного взад-вперёд пройтись, после чего опустился перед сидящей на камне Юлей на одно колено. Она, в сравнении с ним, очень маленькая. Отчасти диву даже волонтёр мог отдаться, откровенно не понимая, как в такой миниатюрной девушке может быть столько храбрости и самоотверженности. Вспоминая, с каким рвением Сахарова не меньше него принимала активное участие в битвах, Лимит не мог ею не восхититься в сей час — и потому взял её за руку. Скрепил свои пальцы с пальчиками почти крохотными, почти как у младенца — нежными на прикосновение и ухоженными.
— Хог… помнишь, я спрашивала тебя, сможем ли мы вернуться домой все вместе?
— Не отчаивайся, Юлька. Рано пока духом падать, — промолвил Хог, в душе, однако, сомневающийся в своих словах. Предчувствие чего-то неприятного, паршивого не покидало его с момента пробуждения, но парень старался об этом не думать. Он, в отличии от своей чувственной подруги, более стойкий в силу прошлого, характера, воли. Кто-то в команде должен быть хладнокровным даже в те минуты, когда кажется, что всё плохо и дальше будет только хуже.
— Мне страшно, Хог. Очень страшно. Раньше ни я, ни Эс, ни Орфи не принимали участие в подобных миссиях. Нам не приходилось что-то самостоятельно решать: с нами была Элли, — грустно рассказывала Юля.
— Говорю же, ты рано тоску нагоняешь. Пока ещё ничего неясно. А что до кэпа,
