След Вождя вел их прямо к заметной даже отсюда глубокой и широкой седловине между двумя массивными горами и расползшимися подобно хорошо пропеченым караваям. Их острые скалистые вершины почему-то особенно привлекали внимание Торина и Малыша, которые ожидали некоего таинственного, одним им ведомого, знака. Фолко, справедливо почитая себя не менее зорким, тоже старался, как мог, но его взорам открывался лишь заглаженный вековой работой воды и ветра скальный профиль, хаотическое нагромождение все еще заостренных каменных пиков.
Тридцатого июля гномы резко свернули со следа, и только тогда хоббит смог добиться от них вразумительных объяснений.
— В этой горе должен быть гномий путь, — сказал Торин. — Там, на высоте, есть знаки, тебе, да и другим Смертным и Бессмертным, невидимые. Они гласят: дорога идет в дальний обход, вокруг горы; но можно пройти коротким путем. Теперь понял? Можно опередить Олмера!
Сердце хоббита забилось с такой частотой, что, казалось, в груди у него взялся за работу добрый десяток старательных молотобойцев.
Второго августа, теплым росным утром, они вышли к тщательно замаскированной узкой щели, куда с трудом мог протиснуться даже Фолко, да и то сняв с себя все доспехи.
— Да, давно не чистили здесь… — озабоченно проговорил Торин. — Камень плывет… Фолко! Ищи — на уровне груди там должен быть правильный выпуклый семиугольник!
— Легко сказать… — сдавленно пропыхтел с трудом разворачивающийся в каменной тесноте хоббит.
Его пальцы судорожно шарили по шершавым гранитным стенам, явно никогда не знавшим прикосновения резца или шлифовального бруска.
— Нет здесь ничего! — с досадой бросил он ожидавшим его в тревожном нетерпении гномам.
— Посмотри повыше! — подсказал Малыш. — На уровне нашей груди, а не твоей!
Ругнувшись про себя, Фолко с трудом повернулся на месте и вновь принялся ощупывать камень. Когда его пальцы внезапно коснулись ласкающей глади отполированного семиугольника, всеобщему ликованию не было конца.
— Дави теперь! — скомандовал Торин. — Только изо всех сил!
Каменные плиты разошлись с глухим рокотом; давным-давно заброшенный, механизм работы подземных мастеров по-прежнему оставался безотказным. Их взорам открылся широкий — телега проедет — и прямой тоннель. Наскоро приготовив факелы, друзья двинулись внутрь.
Путь через каменные толщи оказался вовсе не утомителен; пол был ровен, нужды блуждать не было; время от времени к тоннелю примыкали боковые узкие коридорчики, но главный тракт шел напрямик, никуда не сворачивая и не раздваиваясь.
— Кто жил здесь раньше? — спросил Фолко у Малыша.
— Это дело рук Восьмого Колена, — ответил Маленький Гном. — Праотцов у нас, тангаров, как ты знаешь, было семь — их сотворил сам великий Ауле. Восьмым же коленом у нас называют странное племя изгоев — не нынешних рангторов, а тех, кто ушел из родов еще до Затопления Белерианда, когда кипели знаменитые войны Предначальной Эпохи. Те, кто положил начало Восьмому Колену, не захотели присоединиться ни к эльфам Нолдора, ни к людям Эдайна. Они ушли на восток и начали создавать собственное царство — но потерпели неудачу. Отчего и почему — толком не знает никто из моих сородичей. Мрак забвения покрыл оставшиеся безвестными гробницы. Восьмое Колено сошло во тьму, и как протекли их последние часы, мы не знаем до сих пор. Однако затем, во дни Второй Эпохи, мы, гномы Запада, расселились по всему Средиземью — и было найдено несколько заброшенных крепостей работы давно забытых нами изгоев. Это — одна из них, небольшая, скорее передовой форт над глубокими рудниками. Если мы поднажмем и проведем в седле весь нынешний день и всю ночь — мы сильно опередим Олмера на выходе из ущелья.
Друзья не жалели ни себя, ни коней — счастье, что низкорослые хазгские лошадки оказались на диво выносливы. Фолко скакал, думая лишь об одном — как бы ненароком не повредил ногу его конек. Подгорная тьма утратила власть над хоббитом, больше она не казалась вместилищем таинственных бесплотных существ — это была просто темнота, досадная помеха, мешающая видеть.
К выходу они добрались полумертвыми от усталости. Выбились из сил и кони, и всадники. Фолко рухнул как подкошенный, едва они оказались на зеленой траве, под чистым утренним небом, по которому неспешно разливалась изумительная заря. В другое время хоббит застыл бы с открытым ртом, глядя на роскошную игру чистейших красок, но сейчас все его внимание приковывал серый браслет. Над ухом сопели гномы.
Они не ошиблись. Огненная стрелка ожила — ее острие указывало на север. Олмера они опередили, и теперь оставалась самая малость — дотянуться до его горла острием стрелы, меча, ножа или топора…
Они засели в самом узком месте ущелья. Его устье сдавливали два высоких обрывистых утеса, поверху заросшие елями. Выбрали левый — шагах в трехстах, где лес кончался, упираясь в голую скальную стену, зоркий Малыш углядел черное отверстие входа в какую-то пещеру.
— Глубокая, — с довольным видом доложил Маленький Гном, сходив на разведку, пока Торин и Фолко укладывали на краю обрыва камни поувесистее — не прибить, но хоть расстроить строй охранников Вождя.
Ничего нет хуже ожидания. Фолко не мог ни лежать, ни сидеть, в отличие от его несравненно более выдержанных спутников; ему постоянно приходилось бороться со своим буйным воображением, рисовавшим ему вид их безжизненных, изрубленных тел после возможной неудачи. Браслет Черных Гномов уже не был ему нужен — приближение Вождя он ощущал всем своим существом, подобно тому, как чувствуется жар, исходящий от хорошо натопленной печи. На них двигалась Сила! От ее поступи не дрожали горы и не сдвигались речные русла, но она в этом и не нуждалась. Она не выставляла напоказ свое могущество, приберегая его до того часа, когда обрушится войной на всех, кто выступит не то что против, а даже просто решит остаться в стороне. Фолко чувствовал голод этой Силы, и пищей ее могла быть одна только власть!
А потом гулкое горное эхо донесло до них цокот копыт, и они, словно подкошенные, упали за наспех натащенные к краю обрыва кучи хвороста. Наготове были камни, друзья сделали все что могли — нужно было только ждать. Ждать да молить все Силы Арды, чтобы удача не отвернулась от них на сей раз.
Отряд Олмера приближался; усиленный горным эхом, перестук копыт идущих рысью коней становился с каждой минутой все громче. Гномы вцепились в камни, готовые метнуть их вниз; хоббит наложил стрелу, взяв по своему обыкновению вторую в зубы. Обе стрелы были из числа заветных, эльфийских; три года он таскал их с собой, пустив в ход лишь однажды — в ущелье с Серым Вихрем; он берег их, дрожал над ними, как над величайшей драгоценностью, укрывал от сырости, не забывал лишний раз провести шлифовальным камнем по их и без того острейшим наконечникам — все ради этого дня и этой секунды. Чудесное оружие дождалось своего часа. Или они добьются цели — или беречь будет уже нечего и незачем.
