Она подскочила вплотную и сгребла его за ворот балахона:
— Это быть моим делом!
Не снимая руки со спинки стула, Зедд поднялся на ноги.
— Эди, я должен знать. Это важно. Я должен знать, что ты здесь делала, потому что есть вероятность, что это может нам помочь. Мне хорошо известна та боль, с которой ты живешь. Не забывай, я ее видел. Я не знаю ее причины, но знаю ее глубину. Я прошу тебя разделить ее со мной. Я прошу как друг. Не заставляй меня просить, как волшебник.
На последней фразе она подняла голову и встретилась с ним глазами. Гнев ее постепенно угас. Эди кивнула:
— Хорошо. Возможно, я действительно хранить это в себе слишком долго. Возможно, мне станет легче, если я расскажу кому-нибудь... другу. Возможно, ты не захочешь принять мою помощь, когда услышишь. Но если не передумаешь — я жду, что ты расскажешь мне все, что случилось. — Она погрозила ему пальцем. — Все.
Зедд обескураженно улыбнулся:
— Конечно.
Эди опустилась на стул, но не успела она сесть, как самый большой череп внезапно свалился с полки. Они дружно уставились на него, потом Зедд подошел к нему и поднял. Его пальцы пробежались по острым зубам величиной с человеческую ладонь. Основание черепа было плоским. Скатиться с полки он не мог. Зедд поставил его на место.
— Похоже, — проскрипела Эди, — в последнее время костям больше нравится быть на полу. Они то и дело падать.
Бросив напоследок хмурый взгляд на череп, Зедд снова уселся за стол.
— Расскажи мне о костях. Зачем они тебе, что ты с ними делаешь? Расскажи мне все с самого начала.
— С самого начала? — Она бросила быстрый взгляд на дверь, словно хотела сбежать. — Это быть очень печально.
— Я никому не повторю ни слова из сказанного тобой, Эди.
Я родилась в городе Шора, это в Никобарисе, — «сделав глубокий вдох, начала Эди. — У моей матери не было колдовского дара. Она, как это сказать... быть проскочившая. Но у моей бабушки Линдел дар был. Моя мать всю жизнь благодарить добрых духов за то, что у нее не быть дара, и проклинать их за то, что дар быть у меня. В Никобарисе те, кто иметь дар, быть ненавидимыми. Им не доверяли. Это быть потому, что люди считали, что даром может наделять не только Создатель, но и Владетель. Даже тот, кто с помощью дара творить добро, его сразу подозревать, что он быть проклятым. Ты ведь знаешь, что это значит?
— Да, — сказал Зедд, отщипнув кусочек хлеба. — Это те, кто обратился к Владетелю. Принес ему обеты. Они прячутся в Свете, словно тени, и служат Владетелю, приближая час его торжества. Любой может оказаться проклятым. Некоторые годами не обнаруживают себя и ждут, когда их призовут. А когда они призваны, начинают служить Владетелю. Их называют по-разному, но сущность их одинакова. В некоторых книгах они именуются посредниками, в некоторых — детьми Погибели. Среди них есть люди значимые, вроде того же Даркена Рала, которым Владетель поручает наиболее ответственные дела. А встречаются и самые обычные, которых используют для всяких мелочей. Тех, кто имеет дар, опять же, как Даркен Рал, Владетелю труднее перетянуть на свою сторону. Тех, кто его лишен, — проще, но даже среди них посредники встречаются нечасто.
— Даркен Рал быть проклятым? — изумилась Эди.
— Да, — кивнул Зедд. — Он сам мне об этом сказал. Правда, он назвал себя посредником, но это одно и то же. Все они служат Владетелю.
— Это быть опасная новость.
— Другие я приношу редко, — сказал Зедд, макая хлеб в суп. — Ты остановилась на своей бабушке, Линдел.
— Во времена ее молодости колдуньи могли быть убиты по любому поводу: болезни, несчастный случай, тяжелые роды — все быть им в вину. Их считать проклятыми, хотя это быть несправедливым. Некоторые пытались с этим бороться. Пытались не раз. Но от этого страх и ненависть быть только сильнее. Потом наступила передышка. Правители Никобариса решили позволить колдуньям быть, если они в доказательство того, что не быть проклятые, поклянутся душой не использовать дар без разрешения городских властей или представителя короля. Клятва быть приносима публично. Клятва не использовать дар и предупреждать о намерениях Владетеля.
— А почему люди были так уверены, что колдуньи — проклятые? — с набитым ртом осведомился Зедд.
— Потому что быть легче обвинить во всех своих несчастьях женщину, чем доискиваться правды, и гораздо приятнее вынести приговор конкретному человеку, чем проклинать неизвестное. Дар может творить не только добро, но и зло. И потому что он может творить и зло, люди верить, что по крайней мере часть его даруется Владетелем.
— Глупейшее суеверие, — проворчал Зедд.
— Ты отлично знаешь, что суеверию не обязательно иметь отношение к разуму. Но стоит ему пустить корни, как оно вырастать в могучее развесистое дерево.
Зедд хмыкнул, соглашаясь.
— Итак, колдуньи перестали использовать дар?
Эди отрицательно качнула головой.
— Да. До тех пор, пока этого не требовать общее благо. Тогда они ходить в городской совет или к представителю короля, чтобы испросить разрешения.
Зедд в раздражении хлопнул ложкой по столу.
— Но ведь у них же был дар! Если он есть, его невозможно не применять!
— Они применять, но только тайно. Чтобы никто не видеть, и никогда не обращали на человека.
Откинувшись на спинку стула, Зедд молча покачал головой. Первое Правило Волшебника. До чего же все-таки глупы бывают люди. Эди тем временем продолжала рассказ:
— Бабушка Линдел быть суровая женщина и сама себе госпожа. Она и пальцем не пошевелить, чтобы научить меня пользоваться даром. Она лишь посоветовать мне смириться с ним. А мать, разумеется, ничему не могла меня научить. Поэтому мне пришлось учиться самой. Я росла, и мой дар рос вместе со мной, но я отлично понимала, что применить его — значит осквернить себя. Все равно что прикоснуться к Владетелю. Мне это вбивать в голову ежедневно. И я в это верить. Я ужасно боялась нарушить запрет. Кратко сказать, я быть плод с того дерева суеверия. Однажды, когда мне быть восемь или девять лет, я быть с отцом и матерью на городской площади. На той стороне площади загорелся дом. Там, на третьем этаже, жить девочка, моя ровесница. Она умоляла о помощи. Но никто не мог до нее добраться, потому что нижние этажи быть охвачены пламенем. Ее крики обжигали каждый мой нерв. Я начала плакать. Я хотела помочь. Это быть невыносимо. — Эди сложила руки на коленях и уставилась в стол. — Я сделать так, что огонь погас. Я спасла девочку. — Лицо ее ничего не выражало.
— Вряд ли кто-то, кроме родителей девочки, этому обрадовался, верно? — спросил Зедд. Эди покачала головой.