"Неплохо", — подумал я, бросив взгляд на упавшего противника, и посмотрел вперед.
Витязи рубили крестоносцев без пощады, и над ними гордо реяла Станица. Еще немного и мы вырвемся. Но враги уже готовили новую линию обороны, выстраивали пехоту и вражеские копейщики, закрывшись большими щитами, могли нас задержать. Поэтому я отдал приказ не торопиться и немного придержал витязей. Разобьем рыцарей, и вперед выдвинутся гранатометчики.
Храмовники подчинились и когда вырвались на простор, вместо того, чтобы двигаться дальше, стали расширять проход. Они ударили по рыцарям с тыла, двинулись вправо и влево, а я замер на месте и дождался варогов, за которыми следовали дружинники.
Гранатометчики поняли мой замысел моментально. Воины опытные, хорошо тренированные, и они не медлили. Покинув лошадей, под прикрытием щитоносцев из Рарога, подготовили гранаты и разбились на группы. Два — три варога с бомбами, и с ними пять — шесть дружинников. Все было сделано быстро и, по моей команде, как только сгруппировались конные лучники, они побежали к вражеской пехоте.
Германцы смысла маневра не уловили. По полю бегут славяне, больше тридцати групп. А зачем? Почему? Для чего? Непонятно.
Крестоносцы попытались обстрелять приближающихся гранатометчиков, и даже смогли свалить нескольких. Но выдвинулись черные клобуки и половцы, которые осыпали их стрелами, и они укрылись за щитами.
Расстояние между германской пехотой и гранатометчиками сократилось до тридцати метров. Крестоносцы продолжали прятаться за стеной щитов, а степняки посылали в противника сотни стрел. За моей спиной разгромленные рыцари и витязи, которые вновь собираются в ударный кулак. Битва продолжается.
По взмаху руки пропел горн. Звук прокатился над полем боя и гранатометчики замерли. Они подожгли фитили бомб, которые были обмотаны веревками, и стали их раскручивать. Затем щитоносцы расступались, и снаряды полетели в строй вражеских пехотинцев.
Десятки бомб упали и раздались взрывы. Начиненные гвоздями и свинцовыми кусками гранаты уже были знакомы крестоносцам, но у них был приказ стоять и они стояли. Ни укрытий, ни окопов, ни рвов. Спрятаться негде, а щиты, которые защищали пехоту от стрел, не могли спасти германцев от осколков.
Бомбы разметали первые ряды вражеского строя и полетели новые гранаты. Взрывы гремели без остановки, и над полем боя повис сизоватый дымок. Монолитность германских отрядов была нарушена. Еще один рывок и мы обрушимся на ставку Конрада Гогенштауфена. Сам по себе он слабый полководец и никакой политик, слишком молод. Так что серьезной опасности Конрад не представлял, и можно было оставить ему жизнь. Пусть бы спорил с другими германскими аристократами за титул императора. Но рядом с ним сподвижники покойного Фридриха и гохмейстер Иоганн фон Сванден. Этих выпускать нельзя ни в коем случае, и они должны умереть. Лучше, конечно, взять всех в плен, но шансов на это немного. Такие люди в плен попадают редко.
Новый взмах рукой и опять пропел горн. Гранатометчики сошлись в отряды по полсотни человек и замерли, а мимо них на врага пошла кавалерия. В очередной раз на острие удара витязи, потом тяжелая степная конница, а следом конные стрелки.
Удар кавалерии был сокрушительным, и она легко разметала пехоту. Германцы побежали и беглецами занялись степняки, а наш авангард обрушился на ставку Конрада и он погиб одним из первых. Я лично видел, как он возглавил контратаку горстки рыцарей, столкнулся с витязями Перкуно и ему размозжили голову тяжелым шестопером. Одним претендентом на титул императора меньше.
Ко мне подъехал Девлет. Степняк был разгорячен битвой, скалился и клинком указывал в сторону дальней рощи:
— Там!
— Что!? — я не понял, чего он хочет.
Девлет встряхнул головой и воскликнул:
— Мой хан! Враги уходят!
В самом деле, пока храбрый и глупый Конрад со своими рыцарями погибал, большая часть его полководцев и гохмейстер ордена Святой Марии Немецкого дома решили сбежать. Наверняка, они хотели соединиться с войсками герцога Бертольда Церингенского и по дороге их могли перехватить половцы. А могли и не перехватить. Следовательно, необходимо выслать погоню, а лучше самому отправиться за ними, ибо гарантии, что важных германцев не упустят, нет никакой. Тем более при таких раскладах мне можно оставить поле боя, перелом уже наступил и вскоре закономерный финал. Доброга, наступая от Херденау, давит крестоносцев по фронту и они бегут. Половцы гоняют беглецов по полям и истребляют, а ставка захвачена.
Определившись со своими дальнейшими действиями, я оставил вместо себя Девлета и собрал сводный отряд из витязей, телохранителей, варогов, дружинников и степняков. За несколько минут стянул под знамя Рарога не меньше пяти сотен всадников, поставил боевую задачу и отправился на перехват бегущих крестоносцев. Да — да, все верно, не догонять кинулся, а пошел на перехват. Благодаря птицам мне не нужна карта, местность я запомнил хорошо и повел воинов по короткому пути.
Через десять минут мы выдвинулись на хорошую грунтовку и по ней обошли беглецов. На это ушел час, и мы не опоздали, ибо очень вовремя оказались в поле, на которое выскочили германские аристократы и тевтонцы. Было их меньше, чем нас, сотни три, не больше. Однако они не отступили — все равно бежать некуда. Позади наши войска, а в сторону сворачивать поздно. Поэтому противник решил пробиться, и на поле развернулась очередная битва. Еще один фрагмент большого сражения.
Две конные массы столкнулись, и я оказался в гуще сражения. Хотел остаться в стороне, дабы указывать варогам на тех, кого нужно схватить. Но напор противника был настолько силен, что пришлось лично вступить в бой.
Я сразил одного германца, рыцаря в кольчуге двойного плетения и ярким синим пером на шлеме, а потом оказался на земле. Другой вражеский рыцарь ударил моего коня копьем и животное, издавая жалобные звуки, стало заваливаться набок. Я вовремя вынул ноги из стремян, спрыгнул, и меня сразу окружили телохранители.
Кругом сеча. Ржание лошадей и крики. Кто‑то стонал от боли. Другие изрыгали проклятья. Третьи призывали на помощь богов. А над людьми и лошадьми висело пылевое облако. Никто не хотел уступать, и людская кровь щедро удобряла поле неизвестного германского крестьянина, который, скорее всего, уже убит, разумеется, если он не успел сбежать в Бремен, Гамбург или другой хорошо укрепленный город.
— Коня! — потребовал я.
Без споров один из телохранителей отдал мне своего гнедого жеребца, снова я оказался в седле и сразу увидел Иоганна фон Свандена, который находился неподалеку. Он был в черной кирасе с приметным белым крестом на груди. Подобная броня, если верить разведчикам, только у него.
