«Позорно в спину бить…» — подумал Шооран, вытаскивая из-за пазухи хлыст.
В следующее мгновение обратившийся в мерцающий круг конец хлыста срубил одного из парней. Это напоминало не битву, а скорее рубку хохиура. Так бойцы тренируют руку, сшибая косо торчащие стебли, закручивая хлыст то в одну, то в другую сторону, чтобы он ни разу не успел обвиснуть. Второй цэрэг был зарублен прежде, чем повернулся на свист оружия. Третий бросил тюк и, взвизгнув, метнулся в сторону, но острый край уса уже достал его, и парень кувыркнулся в нойт.
— Правильно, — сказала ничуть не удивленная и не испуганная Ай. — Не будут драться.
— Замолчи, — приказал Шооран.
Оттаскивая убитых с дороги, он старался не смотреть в их лица, но все равно видел, как безнадежно молоды они были. Особенно тот, который пытался бежать: должно быть в минувший мягмар ему исполнилась дюжина лет. Только юнцы и могли, выполняя дурацкий приказ, забраться так далеко.
Шооран не считал себя хоть сколько-то виноватым: парни должны были понимать, на что идут и чем рискуют. Всякий, ступивший на мокрое может не вернуться домой. Хотя, конечно, ничего они не понимали, война казалась им игрой, своей жестокости они не чувствовали и, хвала Тэнгэру, что хотя бы двое из них умерли, не зная, что умирают. На их лицах, совсем детских, осталось только удивление.
Три тела канули в шавар, и Шооран, стараясь заглушить ненужные мысли, вернулся к далайну, поставил последний из возможных здесь оройхонов, а потом долго мучился, вздымая влагу бессмысленным пузырем, желая вызвать из глубины Ёроол-Гуя. Приход бога, который конечно же услышат на сухом, объяснит братьям, куда исчез караул, и тогда истинный убийца еще некоторое время может остаться незамеченным. Но видно и многорукому исчадью не хотелось брать на себя чужое, и он не появлялся.
Впустую растратив гнев, Шооран вернулся назад, забрал Ай и как можно быстрее покинул бесконечно длинный и бессмысленный полуостров.
Следующий участок обещал быть столь же бесполезным. Здесь Шооран пробыл три дня. Словно искупая вину, которой он не ощущал, Шооран принялся ставить по три оройхона в день. В результате, в суженном донельзя далайне объявился квадрат суши с жилым оройхоном, далеко отстоящим от остальной страны добрых братьев. Такую штуку Шооран уже проделывал в стране изгоев и у вана. Заканчивая работу, Шооран жалел лишь, что страна старейшин больше не существует, а Моэртал знаком с приемами илбэча, так что четвертый раз прием не пройдет.
Дождавшись воды, Шооран смыл многонедельную грязь, заставил выкупаться Ай. Уродинке новая земля не понравилась.
— Зачем ты миня сюда привел? — сказала она. — Тут чавги нет, и даже хахиура нет. Пойдем атсюда.
— Хорошо, — согласился Шооран. — Завтра пойдем.
Перед уходом он хотел поставить еще три оройхона, которые окончательно зажимали далайн в этом месте. Хотя и без того новый участок был прекрасно виден и со стороны вана, и от изгоев. Так что немало народу знало, где сейчас илбэч, но все эти люди жили на другом конце мира и никак не могли бы помешать Шоорану. Оройхоны он поставил, хотя потом пришлось бежать от Ёроол-Гуя, все-таки втиснувшегося в узкий пролив.
Вид залитого водой умывающегося оройхона произвел на Ай удручающее впечатление. Она морщилась, вздыхала, чесала пальцем темя, а потом потянула Шоорана:
— Иде-ом!
Оставаться здесь и в самом деле было незачем. В западной части мира далайна почти не осталось. Страны разделялись узенькими заливами, которые лишь кое-где расширялись до нескольких оройхонов. Место для Ёроол-Гуя и для работы илбэча оставалось лишь на востоке, но все же Шооран отправился на запад. Там шла война, а Шоорана мучило воспоминание о шаваре, который не может сожрать всех брошенных в него людей. Шавар, полный мальчишек, не успевших понять, что с ними происходит.
Шооран видел, что его вмешательство лишь усиливает потоки крови, но понимал, что эта кровь неизбежна, и, зажав в кулак жалость, совесть, все остальные не успевшие истлеть чувства, продолжал строить. «Через два поколения дела его покажутся прекрасными, — сказала когда-то мама, — но не допусти мудрый Тэнгэр жить с ним рядом.» Шооран всегда помнил эти слова, хотя порой толковал их по-разному и то вообще бросал работу, то принимался строить лихорадочно быстро, словно стремясь скорей закончить болезненную, но неизбежную операцию. Если кому-то придется погибнуть, пусть он умрет сейчас. Тем быстрее мир успокоится, и люди начнут жить нормально.
Хотя и в эти правильные мысли то и дело вкрадывались сомнения. Полгода, проведенные за решеткой, вселили в Шоорана прочную нелюбовь к стенам, отнимающим у человека свободу. А ведь вся вселенная — это одна большая тюремная камера, в которую вместе с Ёроол-Гуем посажены и люди. Можно сколько угодно благоустраивать свою тюрьму, она все равно останется тюрьмой. Но в этом виноват тот, кто сотворил мир: благой и всемогущий господь, будь он проклят во веки веков!
Но и сквозь праведный гнев чудотворца в свою очередь прорастала еретическая мысль: а вдруг мудрый Тэнгэр просто не знал, не подумал, сглупил? В конце концов, виновным всегда оказывается тот, кто делает. Но ведь делать-то надо! И значит, следует не искать виноватых и не мучиться напрасным самоедством, а работать, стараясь, чтобы самое мучительное окончилось как можно быстрее. Люди перестанут попадать в шавар, когда последний шавар исчезнет с лица земли. Но как жить в мире, если в нем не будет далайна, дающего кость, хитин, кожу, иные вещи, без которых немыслима жизнь? На этом заколдованный круг замыкался, можно было сколько угодно кружить среди рассуждений, словно вокруг далайна, и решение могло прийти только если круг сольется в точку, а далайн исчезнет. Возможно, тогда станет еще хуже, и в этом будет виноват он. Виновен тот, кто делает. Значит, будем виновны.
Шооран уходил на запад. По дороге он дважды ставил оройхоны, каждый раз одну штуку, там, где они могли поместиться. Его не слишком волновало, идет ли за ним Ёроол-Гуй, или же он вернулся в открытую часть далайна. За прошедшие годы илбэч сроднился со своим врагом, научился предугадывать его поведение и легко уходить от преследования. Куда страшнее люди, но здесь, где и прежде жило не так много народу, а ныне добрая треть населения ушла на войну, ему угрожала лишь встреча с чрезмерно ретивыми мальчишками-охранниками. А их должна сдерживать близость Многорукого.
Создание новых земель стало таким рутинным делом, что Шооран лишь через три дня вспомнил, что среди последней тройки оройхонов был и юбилейный остров, завершивший вторую двойную дюжину. Впрочем, кому есть дело до юбилеев? Остров — как остров. Строить пока еще осталось больше, чем он уже построил.
