Теперь же один из трёх даров вернулся к потомкам сколотов, и Вышата решил возродить древний обряд. Он собственноручно изготовил секиру и плуг с ярмом, вырезал на них священные изображения, о которых помнили жрецы Экзампея, и выкрасил дорогой золотистой краской. Только теперь обряд должен был совершить сам царь, и жертвенная смерть его не ждала, — ведь великое царство только предстояло возродить.
Многие поляне сомневались: придут ли лесовики на праздник золотого плуга. Ведь будины и нуры земли вовсе не пахали. Вырубят лес, выжгут, бросят зёрна прямо в пепел, заборонят бревном-суковаткой и ждут урожая. Пошлют его боги — хорошо, не пошлют — скотина да лес пропасть не дадут. Только те венеды, что пришли в леса с юга, старались, где возможно, не дать полю снова зарасти, и пахали его сохой. Однако праздником заинтересовались даже те, кто в жизни не касался сохи. Почему не справить обряд, хоть и чужой, если после него земля станет лучше родить? Сколоты вон хлебом кормили не только себя, но и греков.
Близился праздник, но тревожно было в лесных землях. Скирмунт, объявивший себя верховным жрецом, и Костена слали из чащоб проклятия и угрозы росам и всем, признающим Солнце-Царя, и незримые щупальца злых чар вновь тянулись из лесов к росской рати. Шумила с Бурмилой собрали разбойную дружину из голяди и тех венедов, чьи родичи поплатились за колдовство. Прозванные «чёрными медведями» разбойники нападали на нуров, жгли сёла, поедали пленных, и Волх со своими воинами ушёл на север — бороться с набегами. А самые отчаянные из пленных голядинов стали убегать ночами, чтобы пристать к Медведичам.
За пять дней до праздника в стан прискакал запыхавшийся, взволнованный Ясень.
— Беда, царь! Шумила напал на Почеп, Добряну с собой увёл. Сказал — на Лысую гору, Чернобогу в невесты.
— Что-о? Да неужели она...
Ардагаст вырос недалеко от Лысой горы и ещё мальчишкой слышал о непотребствах, творившихся на главном ведьмовском сборище в ночь на Велик день. «Невестой» служила молодая ведьма, ещё не знавшая любви, а «женихами» — сам Чернобог и целая свора колдунов, чертей и ещё Нечистый ведает каких тварей. Чернобога, впрочем, часто изображал главный колдун.
— Только не она! Ну какая из Добряны ведьма? — решительно возразила Ларишка.
За несколько дней, проведённых на Судости, она успела подружиться со скромной и доброй северянкой. Та охотно просвещала тохарку в разных тонкостях венедских обычаев, а сама с восхищением слушала рассказы Ларишки об их с Ардагастом подвигах в далёких землях. Самого Зореславича Добряна не то что расспрашивать — слишком близко от него сидеть не решалась, чтобы лишний раз не услышать в спину: «Царская наложница», а то и что похуже.
— Да разве я примчался бы сюда, если бы она сама... в блудилище это? Силой её увели! — сказал Ясень.
— А что же ваши мужики? — осведомился царь.
Парень махнул рукой:
— Все настоящие воины — здесь, со Славобором. А эти... Покуда сбежались с топорами да с рогатинами, да потом ещё не так бились, как кричали и дрекольем махали, а в лес и вовсе сунуться побоялись. Слушай, царь, — с жаром заговорил Ясень, — догони тех, а ещё лучше — накрой на Лысой горе всю чёртову стаю. Ты же всё можешь. Ни перед кем не отступишь, даже перед самим Пекельным! Ведь она с их блудного жертвенника живой не встанет! — Голос парня дрожал, глаза смотрели на Ардагаста с отчаянной надеждой.
— Не отец ли её тебя надоумил? С лесными разбойниками воевать боитесь, а я за вас снова бейся со всей преисподней? — резко произнёс Ардагаст.
— Я рядом с тобой до смерти биться буду! А батя её даже погони не снарядил, хоть и мне не мешал. На все-де воля богов. Ты ещё не знаешь, у наших лучших мужей это вроде как честью считается.
— У Медведичей всё больше сотни воинов. А наши три волхвини и Вышата стоят всего их сборища. Берём сотню лучших дружинников — и на Лысую гору. Да, и я с тобой тоже, — тоном, не признающим возражений, сказала царица. — А войско оставим на Хор-алдара.
— Если вы с царицей... не вернётесь, мы, венеды, все выберем в цари Хор-алдара, — сказал один из Полянских воевод.
— А как же росы? Ведь он не из Сауата, — возразил царь.
— Мы все теперь росы! А Андака с Чернозлобной никто уже за людей не считает. Что они славного сделали в таком походе?
Хор-алдар поднял вопросительный взгляд на Ардагаста. Суровый, немногословный, князь думал сейчас не о самой власти, а об ответственности, которая ляжет на него. Ведь боги не называли его своим избранником.
— Ты остаёшься вместо меня, — кивнул Зореславич. — А нового царя может выбрать только племя... оба племени, росы и венеды. Огненной Чашей же могут распорядиться лишь боги.
— Я знаю Лысую гору. Это язва в самой середине твоего царства, и она его разъест, если её не выжечь, — сказал Вышата.
— Возьмите меня с собой, Ардагаст! Уж такой бой я не могу пропустить! — азартно воскликнул Роксаг.
Царь роксоланов не просто скучал в ожидании выкупа. После бесславного пленения ему просто необходимо было снова возвыситься в глазах племени. И какой же степняк в таком случае откажется от подвига? Один сарматский царь хорошо понимал другого.
Сотня всадников в остроконечных шлемах ехала вниз по течению Десны. Летом или зимой до устья реки можно было доскакать в два дня, теперь же из-за распутицы двигаться пришлось вдвое медленнее. Люди, спасавшиеся на горах от половодья, приветливо кланялись. С тревогой рассказывали о проехавших тут всадниках в чёрных кафтанах и чёрных медвежьих шкурах. Угрюмые и злобные всадники никого не трогали явно лишь из-за спешки. Они только хлестали попадавших под руку плетьми и ругались самыми мерзкими Матери-Земле словами.
А со священных гор разносились, радуя и тревожа душу, веснянки. Пели не только о весне и её богинях — о радостях любви и семейной жизни. Ардагаст всё чаще думал о Добряне. Вдруг и впрямь потеряла девчонка голову от безнадёжной любви к нему, не выдержала насмешек и решила податься в ведьмы, соблазнилась разгульным житьём и тёмным могуществом колдуньи? И не заманивает ли она теперь его, вольно или невольно, в ловушку? Лесная русалка Черной земли...
Нет, не могло такого случиться с чистой лесной царевной! Не могли её превратить никакими чарами в распутную и коварную тварь... А если смогут — после мерзкого обряда, погружающего душу в грязь?.. Да что ему за дело до этой девчонки, которую он думал снова увидеть разве что на будущий год, в новый приезд за данью — женой Ясеня, дай ему Лада всяческого счастья! Но ведь это он, Ардагаст, перевернул всю её жизнь, из-за него её сейчас влекли в чернобожье логово, в стольный град Яги! Хорошо, если мохнатые скоты не надругаются над ней ещё в дороге, забыв в животном раже, что для обряда она нужна нетронутой...
