— Тот старик тоже хотел слишком многого… — заметил с улыбкой Зевулус. — Но его никто не предупредил, как опасна такая игра.
— В такую ночь не стоит спать, император… — услышал Гордиан сквозь сон чей-то голос.
Может, это боги решили предупредить его об опасности? Но вряд ли у кого-нибудь из богов такой грубый и хриплый голос. И от богов пахнет амброзией, а не кровью и потом, как от солдата.
Гордиан открыл глаза и увидел возле кровати Гавра.
— Как ты попал сюда? Стража тебя пропустила? — спросил он, вскакивая с кровати.
— Возле твоей палатки нет никакой стражи, — странно ухмыльнувшись, сообщил Гавр. — Всех преторианцев как ветром сдуло. Так что я зашел беспрепятственно. Когда-то точно так же стража оставила без охраны шатер Александра Севера. А чем это кончилось, ты знаешь…
Гордиан кивнул — Александр был зарезан, и солдаты провозгласили императором Максимина.
— Они уже кричали «Будь здрав, Филипп Август»?
— Кричали…
— Тогда бунта следует ждать еще до рассвета. Ты можешь привести сюда верных солдат?
Гавр отрицательно покачал головой:
— Никто не придет… Все хотят жрать и потому страшно злы. Они говорят — Филипп старше и опытнее. Пусть командует он. Может, они и не хотят твоей смерти. Но Араб хочет.
— А твоя центурия?
— Преторианцы сначала пришли за мной. Трое из них погибли. Я один вырвался, семерых моих солдат зарубили преторианцы. Я попытался добраться до легата Второго легиона, но его палатку окружили гвардейцы. Я кинулся к тебе.
Так вот почему от Гавра пахло кровью…
— Но хлеб будет завтра…
— Значит, завтра солдаты вновь воспылают к тебе любовью и согласятся умереть за одну твою улыбку.
— А ты?
— Жизнь старого Гавра стоит гораздо меньше тысячи золотых, Гордиан Август… И мне понравилось, как ты насадил на колья персидское войско.
Несмотря на отчаянность своего положения, Гордиан улыбнулся. Он успел надеть нагрудник и вынуть из ножен меч, когда в палатку, как крысы в кладовую, полезли преторианцы. Филипп был среди них, но держался сзади.
— Что это значит? — спросил Гордиан у префекта претория.
— Это значит, что ты больше не император, — объявил Араб, щуря желтые глаза. — Полководец, который не способен накормить солдат, не может больше вести легионы к победе.
— Не ты ли как префект претория должен был позаботиться об этом?
— Я позаботился… — хмыкнул Филипп. — Зерно украли.
— Если ты это знал, то почему не предупредил меня? — В голосе Гордиана послышались твердые звенящие нотки — так звал он солдат, кидаясь в атаку на персидских катафрактариев.
— Какой смысл толковать о государственных делах с мальчишкой?.. — пожал плечами Филипп и повернулся к преторианцам: — Арестуйте его!
— Подождите! — опять возвысил голос Гордиан, и гвардейцы, готовые, казалось, повиноваться префекту, остановились. — Подождите, — повторил он тише и даже с усмешкой, как будто сложившаяся ситуация была лишь забавным недоразумением — не больше. — Давай вновь утром соберем солдат, я выступлю перед ними, успокою их… А тем временем пошлем несколько отрядов навстречу каравану с хлебом.
Один из преторианцев шагнул к выходу из палатки, но Филипп остановил его:
— Стой! Идиот! Если сегодня ты уйдешь, завтра нам всем перережут глотки! Не принимай меня за дурачка, Гордиан, — прошипел Филипп. — Неужели ты думаешь, что я позволю ученику Мизифея выступать перед толпой? Да ты любому задуришь мозги. Возьмите его и отведите в подвал крепости. Живо!
— А может, его прямо здесь?.. — хмыкнул Кодрат, поднимая меч.
— Нет, он мне нужен живым.
Кодрат замешкался — то ли не хотелось ему рисковать, то ли засомневался в искренности слов Филиппа, и Гавр, воспользовавшись заминкой, сделал неожиданный выпад, и полоснул его клинком по открытой шее. Кровь ударил из перерезанных вен, и Кодрат повалился на пол.
— Ах ты, мразь! — Филипп ударил Гавра кинжалом, тот пошатнулся, но не упал.
Тут опомнился от замешательства и Гордиан, — он заколол одного из гвардейцев и ранил в руку второго. Теснота палатки давала ему преимущество — преторианцы не могли нападать одновременно, и он, умело выбирая позицию, ловко защищался.
— Не волнуйся, Гавр! — крикнул он верному центуриону. — Мы их одолеем! Неважно, что их много — они как крысы. А мы с тобой как две ласки. Крысы умеют кусаться. Но они действуют толпой, а ласка охотится в одиночку!
Он с легкостью отбивал удары, но, вынужденный постоянно защищаться разом от двух или трех клинков, не успевал разить. Трое раненых и один убитый — не так уж много, если нападавших больше десятка. Гордиан понимал, что время не на его стороне — вскоре рука его нальется тяжестью и рано или поздно пропустит удар вражеского клинка. И тогда…
— Бедняга Мизифей, — проговорил он, — сказанное слово приходилось на каждый отбитый удар и следующий за ним выпад, если его удавалось чудом сделать, — был-так-умен. Но-был-в-уме-его-один-изъян-он-не-различал-предателей… Ты-отравил-его-Филипп…
Он попытался отыскать глазами своего врага, и эта оплошность дорого ему стоила — меч преторианца мгновенно вспорол ему бедро. Гордиан отскочил назад, отбил удар второго нападающего и в ярости всадил меч между железными полосками его доспеха.
— Хорошо, — проговорил он, уворачиваясь от нового удара, — что на мне красная туника — жаль было бы пачкать пурпур такой дрянной кровью…
В это мгновение три меча почти одновременно пронзили тело верного Гавра.
— Не волнуйся, Гавр, — пробормотал Гордиан, — Харон повезет нас с тобой в одной лодке. Эй, Филипп, не забудь положить мне под язык монетку, а не то моя тень не успокоится, и я буду являться к тебе каждую ночь… — Он шагнул вперед и покачнулся. Раненая нога начинала неметь, и он почти ее не чувствовал.
— Я добью его, — предложил один из преторианцев.
— Нет, он мне нужен живым… Непременно живым, — повторил Филипп. — Не хочу, чтобы сенат называл меня узурпатором. Напротив, мы даже можем обожествить его. Гордиан, хочешь быть третьим божком вместе с твоим дедом и отцом? А? Это я тебе обеспечу…
Еще несколько мгновений Гордиану удавалось отражать натиск бунтовщиков, но потом один из ударов пришелся по правому плечу. И, хотя он не пробил доспеха, но недавняя рана дала о себе знать — пальцы тут же онемели, и Гордиан выпустил рукоять меча. Обезоруженного императора повали на пол и связали.
— Зачем тебе императорский пурпур, Филипп? Хочешь вдоволь насытиться властью? Это никому еще не удавалось.
