Чудеса продолжались весь день, с самого утра. На рассвете наш дружный отряд в составе тридцати всадников отправился в путь. Я с подозрением отнесся к кобыле, которую для меня оседлали, но страхи мои оказались напрасными. Спешить было некуда, и в седле я чувствовал себя покойно и уютно, словно в передвижном кресле-качалке.
Окрыленный успехом, я даже рискнул пришпорить свою лошаденку и, догнав едущего впереди Жуана, оттеснил его от Эммы. Голиас ехал слева от нее; так мы продолжали ее эскортировать и дальше. Эмма улыбалась; глаза ее сияли, не уступая блеском солнцу в голубом небе. Эмма смеялась, и хор бесчисленных птиц вторил ее мелодичному голосу. Волосы Эммы ласкал ветерок, и точно так же ласкал он ветви фруктовых деревьев, усыпанных только что распустившимися бутонами. Каждая минута путешествия приносила новую радость.
— Будучи комендантом пробега, — объявил Эмброуз, едва мы выехали на большак, — требую внимания! Разговоры понемногу стихли.
— Какова будет воля коменданта? — учтиво осведомился стройный мускулистый юноша по имени Гелиас. Мне показалось, что ответ он уже знает.
— Мы желали бы, чтобы каждый из вас поведал историю, которая наилучшим образом обнаружила бы остроту ума и силу красноречия рассказчика, — заявил наш патрон. — Тот, кто уклонится от повеления, рискует впасть в нашу немилость.
— Означает ли это, что вы собираетесь приостановить кредит? — обеспокоенно спросил Фальстаф. Я распознал в нем опытного питуха с первого же взгляда. — Если так, то у меня возражений нет.
— А у кого они будут? — вмешался капитан Саггз. — Распишем в лучшем виде, будь спок. Деваться-то все равно некуда. — Он ожесточенно сплюнул табачной жижей. — Пускай девчонки и зачнут.
— Первой назовем прекрасную Фьяметту, — Эмброуз галантно поклонился своей соседке, — коли ей угодно будет нас облагодетельствовать.
Голос дамы вполне соответствовал ее несколько необычной, но тем не менее прекрасной внешности. От нее можно было ожидать только любовной истории, и разочарования не последовало.
В Чанъане дальнем Мин Хуань, влюбленный
В красотку Янь любовью обреченной —
— начала она свое трогательное и причудливое повествование, которому мы внимали с большим сочувствием — так же, как и другим рассказам, хотя иные истории вряд ли имели шанс прозвучать в нашем целомудренном радиоэфире. Утро пролетело незаметно, и после неторопливого обеда мы возобновили слушания.
Я был так поглощен занимательными рассказами и обменом мнениями с Эммой и Голиасом, что цель моего собственного путешествия едва не вылетела у меня из головы. Но вот Голиас, придержав коня, подманил меня к себе.
— В чем дело? — нетерпеливо обернулся я к нему, опасаясь, что мое место рядом с Эммой займет очередной ловкач.
— Поворот в сторону Иппокрены совсем недалеко, Шендон.
— Ага. — Чему я выучился, так это не брыкаться. — А как я о нем узнаю?
— Я тебе покажу. Собственно, я собирался немного тебя проводить, но подходит моя очередь рассказывать.
Зная, что язык у него уже давно чешется, я усмехнулся.
— Поторопись выпустить пар, а то еще взорвешься. Подскажи только, что мне делать.
— Скоро слева от нас покажется ольховая роща. Заходят в нее не часто, и тропинка вряд ли там отыщется, поэтому при напролом, пока не упрешься в скалу.
Я нахмурился.
— Мне не придется, надеюсь, влезать еще в одну пещеру? Хватит, сыт ими по горло.
— Пещера тебе не понадобится: ищи расселину, через которую попадешь в небольшую долину. Шагай прямо — к узкой горловине, и отпей из второго источника. Запомни хорошенько — второго! Не забудь также, что должен сделать три глотка, если сдюжишь.
— После «Гленливета» это сущая ерунда. А куда девать эту клячу?
— Добираться придется пешочком. За конягу не волнуйся, как-нибудь доковыляет до своих сородичей.
— Я тоже не задержусь, дай только управиться, — пообещал я. — Так или иначе, увидимся вечерком в гостинице.
— Будем надеяться, Шендон, будем надеяться…
— Ты что, хочешь сказать, что…
Но тут до нас донесся голос Эмброуза.
— Где же Голиас?
— Здесь, здесь! — поспешно отозвался мой спутник. — Я тебе подам знак большим пальцем, — бросил он мне на ходу и устремился вперед. — Какова будет ваша воля, милостивейший комендант?
— Я требую от вас истории.
— Ждать вам не придется, сир, — заверил его Голиас.
Бездельник в графстве Калеварас жил
И препирался, не жалея сил.
Любой для спора повод мог сгодиться:
Пожар случится, пролетит ли птица —
Последний цент, бери иль не бери,
Он ставил, лишь бы заключить пари.
Где кость зарыла у соседей шавка,
Таится ли под валуном козявка,
Чей муху привлечет к себе фриштык
И чью корову осчастливит бык.
Дружили случай (или гений) с ним:
Однажды Смайли (звали его Джим)…
При этих словах Голиас ткнул большим пальцем в сторону густых кустов на обочине. Натянув поводья, я спешился. Эмма, желая меня подбодрить, помахала ручкой в ответ. Проезжавший мимо Динадан оглянулся и дружески подмигнул. Моя кляча постояла с минуту в недоумении и полегоньку потрусила вперед.
В твердой решимости поскорее нагнать кавалькаду, я не желал тратить время попусту. Заросли оказались непролазными, и я решил, что лучше всего продираться сквозь них ползком. Опускаясь на четвереньки, я слышал затихающий вдали вдохновенный голос Голиаса:
Утратив пса, ученого не слабо,
Он в утешенье обзавелся жабой —
И ежедневно обучал ее
Прыжкам и прочим…
Продолжения я уже не мог разобрать, упорно одолевая последний этап дистанции.
Ветви царапали мне лицо, обдирали руки, однако вскоре я сумел пробиться сквозь чашу к скале. Расселина была такой узкой, что я еле-еле в нее протиснулся, но дальше стало легче. Пройдя лощину, я отыскал место, где склоны ее смыкались, и начал карабкаться вверх.
Деревья передо мной вдруг расступились — и чуть поодаль я увидел гребень холма. Цель, очевидно, была совсем близка. Я остановился передохнуть и оглядеться вокруг.
На прогалине росла только дикая вишня, вся в цвету, и несколько берез, среди которых бойко бежал ручей. Других источников не было видно, и я двинулся дальше, к выстроившимся в ряд голубым елям у самой вершины.
За ними открывалась совсем небольшая поляна, осененная могучим дубом, у которого пасся белоснежный жеребец. Он щипал цветы, скрывавшие впадину среди узловатых корней. Завидев меня, жеребец встревоженно ударил копытом и кинулся в сторону, однако тут же успокоился и вновь принялся за свое прежнее мирное занятие.
Очевидно, копытом он пробил лунку, через которую хлынула потоком пригрунтовая вода, быстро наполнившая углубление в почве. Я недоверчиво шагнул к забившему ключу. Несмотря на оригинальность происхождения, это, несомненно, был второй по счету из мною найденных: инструкции Голиаса оказались безошибочными.