— Вот дурак! — Рыбак вскочил, ловя испуганную корову под уздцы, пока она не перевернула лодку или не пробила ее копытом.
— Спокойно! — пропыхтел Жар, спрыгивая в плоскодонку и перехватывая поводья. Болезнь продолжала выплясывать задними ногами, но, поскольку от толчка лодка отошла от причала, деваться ей было некуда. — Ничего, я свою скотину знаю…
— Чтоб тебя так спокойно Саший прибрал и сдыхоть твою заодно! — Рыбак веслом отпихнулся от дна, выталкивая лодку на глубину. Болезнь ошалело озиралась, то и дело порываясь горестно зареветь, но Жар неизменно осаживал ее тычком в бок.
Над водой наконец-то поплыл долгожданный туман, пока редкий и клочковатый. Он вихрился вокруг лодки, как любопытный призрак, то поднимаясь до кончиков коровьих рогов, то спадая к ногам. Мошкара отстала, напуганная не то туманом, не то дальностью берега, и Жар с удовольствием вдыхал вкусный речной воздух, не боясь поперхнуться комаром.
Плоскодонка была уже на середине реки, когда вдали снова показался огонек, на сей раз идущий против течения. Рыбак матернулся и налег на весла.
— Назад плывут, крысы белокосые… Что-то рано они сегодня.
— Успеем? — забеспокоился Жар.
— Должны… Главное, до камы…
— Вяп-вяп, йу-у-ур! — Такка арбалетным болтом пробуравила воздух перед коровьей мордой, еще и крылом по кончику уха задела.
Плеск был такой, что не только Альк встрепенулся, но и незаметно задремавшая Рыска подскочила.
— Ой, что это?! — испуганно спросила она, одной рукой протирая заспанные глаза, а другой привычно нашаривая, за кого бы ухватиться в поисках защиты. — Будто целая корова в речку упала…
Альк вскочил, и складка его рубахи выдралась из Рыскиных пальцев. Девушка поспешила подняться вслед за ним и вцепилась заново. Из тумана доносились резкие раздраженные голоса. Девушке показалось, что саврян там по меньшей мере десяток: целое вражеское войско на родной берег высаживается!
Что этот берег родной как раз таки для саврян, Рыска спросонья не сообразила.
Альк, которому не мешали ни незнание языка, ни страх, сразу понял, что речников всего четверо и они огорошены не меньше его.
— Держи фонарь ниже! — орал один, и желтое пятно плясало в тумане, как поденка над водой.
— Да в этом молоке и Саший ничего не разглядит!
— Второй зажги!
— Тихо! Не греби! Слышишь?
Альк тоже слышал. В его сторону что-то плыло, негромко пыхтя и поплескивая.
Пятно раздвоилось, но толку больше не стало.
— На звук греби!
Плеск усилился, огни стали приближаться; на берег будто надвигалось чудовище с горящими глазами, слегка косое: один фонарь держали выше другого.
— Когда гребу, не слышно ни шиша!
— Вот зар-р-раза…
Альк с Рыской продолжали слышать беглеца — он был уже совсем близко и, ощутив дно под ногами, с хрипом и плеском ломился через тростники. Еще миг — и на берег выскочила Болезнь с выпученными от пережитого глазами. На морде у нее по-прежнему красовался мешок, с седла свисала набухшая и потемневшая поклажа; как корова умудрилась выплыть со всем этим добром, не потеряв даже злосчастного котелка, было загадкой.
Альк не только не стал ее окликать, но и прозорливо зажал рот Рыске, притянув дрожащую девушку к себе. Корова встряхнулась — на песок, будто дождь хлынул — и, спотыкаясь, побежала прочь от реки.
Чудовище приблизилось к самым тростникам. Альк бесстрастно глядел ему прямо в глаза, зная, что ответить ему такой же любезностью оно неспособно.
— Осмотреть берег! — скомандовал один из речников. Восторгов от подчиненных не последовало.
— Топко тут. — Гребец вытащил одно весло из уключины, прощупал им дно. — Вон ботва какая вымахала. Болото небось до самого леса.
— А может, ну его? — робко поинтересовался самый трусливый — или напротив, достаточно смелый, чтобы перечить начальству.
— Что значит — ну?! — возмутилось оно. — А вдруг там шпионы переправляются?
— А может, сом хвостом ударил?
— А потом в лес убежал? Не мели ерунды, причаливай! Рыска рванулась в сторону, но Альк стиснул ее крепче. Это как в слепого кота играешь: покуда стоишь затаив дыхание, еще есть шанс, что ловец пройдет мимо. Но стоит не выдержать и кинуться наутек — все, ты точно пропал.
— А с этим что? — По звуку, речник пнул что-то тяжелое и увесистое. Если б оно не хрюкнуло в ответ, Альк подумал бы, что ворюга наконец попался. — Тут бросим? И шкурок целый мешок, даже чернобурка вроде мелькала…
Похоже, этой ночью речная охрана успела кого-то изловить и торопилась доставить добычу на пристань.
— Разделимся, — уже не так уверенно сказал главный. — Чего рожи кривите? Вы мужики или ринтарское бабье?!
Альк беззвучно фыркнул, оценив намек на косы. Лодка стояла на том же месте. Течение развернуло ее боком к берегу, и тростник тихонько, успокаивающе шуршал о борт.
— Да не слыхать уже ничего. Удрало оно, — через пару щепок сказал тот же, трусливо-смелый. — Все равно не догоним.
— С вами, крысья мать, и улитка удрать успеет! — Невинному кабанчику достался еще один тычок. — Ладно, греби к дому. Но если будете языками трепать — вырву вместе с глотками!
— Да что трепать-то? Сазан скаканул…
Уключины заскрипели, чудище прижмурило один глаз и поползло вправо, все больше отдаляясь от берега.
Рыска что-то отчаянно замычала Альку в ладонь, пытаясь вывернуться из его хватки.
— Орать не будешь? — наклонившись к ее уху, шепнул саврянин.
Девушка затрясла головой, и Альк наконец разжал руки.
— А где Жар?! — отдышавшись, с ужасом повторила Рыска.
Жар плавал отлично — да и какой приречный мальчишка не чувствует себя в воде как рыба? В детстве по полдня мог из речки не вылезать, покуда зубы сами собой не застучат или взрослые домой не прогонят. В Макополе плавать было негде, но такие навыки не забываются.
Только для начала хорошо бы вынырнуть.
Когда испуганная корова сломя голову сиганула за борт, Жар даже понять ничего не успел — полетел за ней на намотанном на руку поводе, как рыбак, подсекший сазана-великана. Тяжелая коровья туша глубоко ушла в воду, вору показалось — прямиком на дно омута. Как парню удалось выпутаться и ускользнуть от колотящих копыт, он сам толком не понял — помнил только, что было жутко, душно и чудовищно тяжело двигаться, как в кошмарном сне.
Проснулся Жар только на поверхности. Когда он очухался, перевел дыхание и возблагодарил Хольгу куда искреннее, чем в молельне (правда, и Сашия помянул куда забористее), ни коровы, ни лодки в виду уже не было. Туман сомкнулся за ними, как пропаханный ложкой кисель. Только удалялись в противоположные стороны два одинаковых на слух плеска.
