— Ты думаешь, что твои женихи — монстры, но на самом деле ты даже не знаешь, что такое монстр, Анита. Я смотрел на них в интернете — на сайте клуба, на сайте Коалиции, но они по-прежнему миловидны, какую бы форму ни приняли. Натэниэл красив, когда превращается в огромную кошку. Он всегда был красив, с самого детства.
Я затупила на секунду, переваривая то, что он сказал.
— Погоди минутку, откуда ты знаешь, каким он был в детстве?
Ранкин посмотрел мимо меня, прямо на Тиберна.
— Об этой части своей сути я бы не хотел распространяться. Но говорящие-любовь топят не только женщин, но и детей. Мы соблазняем и тех, и других. Это у нас в генах.
— Ты имеешь ввиду… — Тиберн даже не закончил фразу.
— Я клянусь, что никогда не причинял вреда детям подобным образом. Я нашел безопасный способ утолять свою жажду — с помощью видеозаписей.
— Господи, Терри. — Выдохнул Тиберн. Мне тоже было не по себе.
— Вы в курсе, что картинки и видео, которые попадают в сеть, никогда не исчезают с концами? Они просто дрейфуют в интернет-пространстве до бесконечности.
— Это риторический вопрос? — Уточнила я.
— Быть может, но я нашел пару старых видеозаписей, из числа моих любимых. Это был мой маленький секрет, который помогал мне бежать от суровой реальности. И вдруг я лично встречаю того, кто был частью моих фантазий — правда, повзрослевшего. Но эти глаза… они остались такими же. Я был уверен, что ему подкрашивают радужку для съемок, потому что ни у кого в реальности не может быть таких глаз.
Меня пробил озноб. В комнате стояла жара, от которой не спасал легкий бриз с улицы, но я все равно почувствовала озноб.
— На записях не было указано его настоящего имени — даже того псевдонима, который он использует для выступлений в клубе, так что я не связал Натэниэла с тем маленьким мальчиком, которого видел. Но когда он появился виживую, даже с короткими волосами, я понял, что это один и тот же… человек. Я убеждал себя, что наличие тех записей никому не причинит вреда. Я воспринимал их как фильмы, как нечто постановочное. Как будто дети, которые принимали участие в съемках, не были реальными, как мой собственный сын. Я люблю его, и я бы никогда не причинил ему вреда. Слава богу, я не смотрю на него с такой жаждой. В случае с ним это просто обычные отеческие чувства к своему ребенку. Ты не желаешь своих собственных детей. И я бы никогда, никогда не притронулся с таким позывом к ребенку в реальной жизни. Никогда.
— Но ты смотрел видео. — Сказала я. Мой голос звучал совсем чужим.
Он кивнул.
— Я мог врать себе, что никто не пострадает, что это все не по-настоящему, постановочно, но потом я встретил твоего жениха. Мне казалось, что это просто совпадение, пока я не пробил его имя и не выяснил его прошлое. В тот момент я понял, что это тот самый мальчик, только повзрослевший. Я впервые возжелал того, чего не могу иметь. Я хотел, чтобы он вел себя несоответствующе, чтобы он был злом — так я мог превратить его в чудовище, которое охотится на женщин и детей, заставляет их страдать. Так же, как и он сам страдал когда-то. Но он не был злом. Его прошлое бросается в глаза, но он был таким адекватным, счастливым, и таким реальным.
— И все же ты попытался повесить вину на него.
— Мне нужно было подставить кого-то. Трудно придумать лучший способ избавиться от своего патологического влечения, чем превратить его объект в сущее зло. Я прошу прощения за это. Мне жаль, что я был в числе тех взрослых, которые смотрели его фильмы и спонсировали его эксплуатацию. Эксплуатация — самое подходящее слово для того, что с ним делали.
— Господи, Терри, ты ведь был на лекции о детской порнографии, слушал о том, что происходит с этими детьми. Ты помогал нам выслеживать и ловить педофилов. И все это время ты был одним из них. — Произнес Тиберн.
— Это не так. Я ни разу не причинял вреда ребенку в реальной жизни.
— Ты платил за те фильмы, которые смотрел? — Спросила я.
Он глянул на меня и отвел глаза — уставился на женщину, лежащую у него на коленях.
— Да. Те фильмы все еще достаточно популярны, чтобы продаваться.
— Тогда ты понимаешь, что спонсировал тех ублюдков, которые это снимают. Тех, которые мучают детей. Ты же это понимаешь? Ты ведь коп. Тебе известно, как там все устроено.
— Да. — Ответил он и потянулся за пистолетом.
— Не надо. — Сказала я.
— Терри, не делай этого. — Попросил Тиберн.
Ранкин просто положил руку на пистолет — она даже не обхватил его пальцами. Я уже приставила винтовку к плечу, нацелившись на него.
— Полегче, маршал. — Предостерег меня Тиберн.
— Капитан, либо она меня пристрелит, либо я сделаю это сам. Помнишь старые байки о драконах и чудовищах, которые терроризировали селян в средние века и раньше, Анита?
— Ага. — Тихо и осторожно ответила я, стараясь не сводить с него прицел.
— Когда один из клана становится чудовищем, мы начинаем охоту за нашими жертвами. Чаще всего — за молодыми девушками, как во всех этих легендах о жертвоприношениях юных дев. Но мы идем за теми, кто нас влечет.
— Вампиры в первую очередь убивают тех, кто им дорог и близок. — Заметила я. Мне пришлось направить дуло в потолок, потому что Ранкин все еще намеревался болтать с нами, и мне было трудно держать его на прицеле. Но я не могла опустить пушку, потому что так возник бы риск, что я попаду в девушку у него на коленях.
— Если я превращусь в чудовище и не смогу вернуть себе человеческую форму, то начну убивать детей, капитан. Я не могу позволить этому случиться.
— Терри, пойдем с нами. Мы позаботимся о тебе, запрем тебя. Ты никому не причинишь вреда.
— Вы все еще не понимаете, что происходит… А ты понимаешь, не так ли, Анита?
Я не врубалась, о чем он, но я задала вопрос, ответ на который мне хотелось узнать, одновременно целясь ему в корпус, выискивая сигналы в его теле, которые подсказали бы мне, что он намеревается включить в игру свою собственную пушку.
— Почему вы убиваете женщин каждые несколько десятков лет?
— Он хочет, чтобы мы убивали их, потому что после смерти первой девушки были хорошие предзнаменования.
— Какие еще предзнаменования? — Спросил Тиберн.
— Это древний метод вычисления оптимальных моментов для жертвоприношений. Он уверен, что владеет даром предвидения, и может читать презнаменования по следам мучительной смерти животных — по тому, как выглядят их органы после гибели. Как я и говорил, он сумасшедший. Но некоторые из нас считают, что он видит божественные знаки, так что ему нужна была еще одна жертва, привязанная к Беттине. Он слышал, как Бернардо разговаривал с Денни, и пришел к выводу, что общий любовник обеспечит достаточно сильную связь, но я знал, что мы не можем просто взять и похитить человека со свадьбы маршала США. Я знал, что Форрестер не успокоится, пока не найдет ее, так что я попытался объяснить, что эта девушка нам не подходит, потому что риск слишком велик. Она уже была похищена, так что мне велели спрятать ее, но сделать все возможное, чтобы найти двух других подходящих жертв. Я это сделал, но вы уже в курсе, что этот ритуал пытались провести двадцать лет назад, и ничего не вышло. Он убедил всех, что проблема была в отсутствии необходимой связи между жертвами, и что сегодня ночью должно произойти некое астологическое событие, которое создаст необходимые условия для успешного проведения ритуала. Одно дело — помогать заметать следы убийства, и совсем другое — продолжать жить с осознанием того, что ты отправил живых людей на закланье, как жертвенных ягнят. Мне трудно жить даже с тем фактом, что я смотрел те видео с твоим женихом, и что все дети, которые снимались в подобных фильмах, страдали. Я больше не могу притворяться. Моему сыну сейчас почти столько же, сколько было Натэниэлу на тех записях. Я понимаю, что если кто-то сотворит с моим сыном подобное, лишит его детства таким гнусным способом, я просто убью этого ублюдка. Пристрелю. Посмотрю ему в глаза и выстрелю.
