— Людей? — это её разозлило. — Даша, ты совсем отупела. Это не люди, это всё те уроды, на которых ты вечно пялилась. Среди них нет ни одного нормального человека, всё скачут как дебилы, палочками машут и какими-то глупостями занимаются. А если кто-то начнёт обустраивать мир как нужно, то мигом побегут мешать, со всем этим добром, силой любви, ещё каким-то бредом. Можно подумать, что эта сила любви их накормит и одежду сошьёт!
— Ты считаешь себя нормальным человеком после всего этого?
— Даша! — она вновь крикнула. — Вот за это ты точно будешь наказана! Погуляла, видите ли, на свободе, решила, что ей родители не нужны. Ну и много ты без нас сделала? Многого добилась? Ты только из-под палки и можешь работать, так чего продолжаешь упрямиться? Живо подошла сюда!
— Мама…
— Живо, я сказала!
— Мама! — в горле першило. Болезнь или слёзы? — Мама, выслушай меня, пожалуйста! Все они, все кого ты называешь уродами, они не уроды, мама! Они хорошо выглядят, они говорят правильные вещи, мне они нравятся! Пожалуйста, не говори о них так и не убивай их!
— Правильные вещи?! — она распалялась всё больше. — Ничего себе правильные вещи, ты нас всех убила из-за того, что наслушалась этих «правильных вещей»! И пусть они говорят что угодно, но твоя семья мы! И слушаться ты должна нас! А не этого идиота в трико!
— Трико? — тут уже Дэдпул не выдержал. — Мадам, это первоклассный костюм из жаропрочного эластичного материала, предназначенный для действий в условиях жаркой перестрелки! Да и вы сама в латексе!
— Потому что это тело омерзительно! И знаешь, — мама злобно посмотрела на меня. — Я слишком долго с тобой вожусь. Сейчас просто убью этого мерзавца, а затем промою тебе мозги так, чтобы и пикнуть не смела. Уж извини, но ты сама не слушалась.
Я попыталась ещё поговорить с ней, но рот сам собой закрылся, ноги подкосились, а телу стало неожиданно хорошо. Так тепло и уютно, что даже мокрая одежда перестала беспокоить.
Ни о чём не думай. Отойди в сторону, расслабься и посмотри на то, как мама разделывает этого мерзавца. Он ведь обманывал тебя, да? Вот сейчас и получит.
— Эх, — Дэдпул вытащил вторую катану. — Почему все так ненавидят пацифизм? Он же никого не убил. Если только косвенно, но топоры и ножи тоже убивают косвенно, однако мы не обвиняем их и не садим в тюрьму. Кроме масляных ножей, ибо нельзя быть таким тупым.
Мама лишь вытянула вперёд руку, однако фигура Дэдпула вновь даже не дёрнулась. Я не знаю, как и откуда, но он почти наверняка добыл защиту от телекинеза.
И подчинить его нельзя, это же Дэдпул.
— Вот-вот, — закивал тот одобрительно. — И что тогда у нас остаётся, мадам?
Трезубец прорезал его фигуру, но Дэдпул мигом переместился за спину мамы и замахнулся катанами. Та среагировала моментально и ударила ногой с разворота, но Дэдпул опять исчез и появился сверху.
— Слушайте, мадам, — трезубец рванул ему навстречу, но ткнул лишь пустое место: Дэдпул появился в стороне и заговорил неожиданным баритоном. — Как насчёт того, чтобы тупой вымышленный урод высказался о своём статусе и прояснил вам ситуацию? Я понимаю, что вы опять не будете слушать, но хэй, разве это хоть когда-то мешало мне говорить?
Он отпрыгнул подальше, вынул пистолеты и начал стрелять в маму. Та спокойно, чуть ли не шагом уклонялась от пуль и вновь целилась трезубцем.
— Видите ли, мадам, я как взрослый, зрелый и уверенный в себе мужчина могу сказать — как человек вы полное дерьмо. И были им если не всегда, то очень долго. Ваша дочь понимает это куда лучше вас, но не может высказать. Во-первых, боится. Во-вторых, не понимает степени дерьмовости человека в целом. В-третьих, уверена, что ничуть не лучше и даже хуже вас, поэтому не имеет права осуждать. На самом деле имеет полное и абсолютное, потому что сравнивать людей по «хуже» занятие неблагодарное, а твоё мудачество не отменяет. Но даже если скажет, то вы лишь обосрёте её и загнобите, ибо скажет «без должного уважения» и вообще не имеет права. Но что есть должное уважение? И кто имеет право? И как доказать мудаку, что он мудак? Всё это вечные вопросы человечества, на которые трудно найти ответ, ибо всякие мудаки мешают.
Всё это Дэдпул говорил отнюдь не в полной тишине: мама визжала, оскорбляла его, без устали размахивала трезубцем и даже начала выпускать лучи из глаз. Один из них поджёг цветы, начало пахнуть дымом — но Дэдпул не унимался, уклоняясь от всего, а его вежливый голос был слышен сквозь любой шум.
— Вам покажется это удивительным, мадам, но люди тянутся к тем, кто может позволить назвать себя мудаком. Тянутся до такой степени, что в итоге и ему позволяют так себя называть. Мы, разумеется, говорим про разумных людей, вышедших из подросткового пубертата, хотя некоторые и в пубертате впитывают. А раз вы не позволяете, то ваша дочь перестаёт тянуться к вам и начинает тянуться к другим. В том числе ко мне, или к другому нарисованному персонажу, хотя давайте признаем — я лучший из всех них. Кстати, я сейчас не слишком аристократичен? Просто такое чувство, что на мне корсет и цилиндр сдавливает голову, так что стараюсь соответствовать.
Наверное, телекинез мамы всё-таки влиял на него. Однако так и не мог пробиться.
— Вернёмся к теме. Когда ваша дочь стремится вместо ваших объятий найти утешение в девочках и мальчиках с большими чем пожелает, то она неосознанно делает лучший выбор. То есть хуёвый сам по себе, но лучший в контексте. Потому что многие другие дочки начинают верить реальным людям, а реальные люди те ещё мрази. Одни пообещают увезти в Европу, а потом, приковывая наручниками к кровати, скажут, что бордель в Словакии тоже Европа. Другие будут красиво и элегантно распушить хвост, потом красиво и элегантно предложат провести ночь, потом ночь с записью на камеру, потом ночь с подружкой, с другом, с тремя мускулистыми бойцами, с лошадью. Третьи окружат любовью и обожанием, а в ответ ничего не потребуют, всего-то приходить на собрания и внимать словам гуру Аристарха Сигизмундовича, вещающего о скором конце света, остановить который можно лишь массовыми расстрелами. Но ваша дочь вместо всего этого выбрала криво нарисованных уродов, говорящих о добре, о силе дружбы, о том, что никогда не надо сдаваться и что если ты хочешь носить платье, то будь мужиком и носи платье. На вашем месте я бы ею гордился. Точнее, на вашем месте я бы не стал вымещать на своей дочери все обиды, комплексы и злобу, видя в ней лишь подручного. Но увы, если вам сказать всё это, то вы завизжите что угодно, лишь бы не зачинать самоанализ и не ранить свои хрупкие чувства, признавая себя отнюдь не лучшим человеком в мире.
Мама действительно визжала, и уже почти охрипла, но так и не могла даже зацепить Дэдпула. Тот посмотрел на меня, грустно покачал головой и сказал:
— Прости, Даша, если я тоже был мудаком. Мне очень трудно не быть мудаком, иногда это слишком весело. А теперь прекращаем эту нудятину и ковабанга!
Пистолеты щёлкнули, но вместо пуль из них выскочили красные светящиеся лезвия, похожие на мечи из Звёздных Войн.
— Нахуй логику! — Дэдпул взмахнул ими, и на маму рухнул жираф, из пятен которого начали выпрыгивать маленькие дельфины с огнемётами. Огоньки мигом заплясали по латексу — но столь же мелкие, мигом погасли, а всех животных раскидало в разные стороны.
Дэдпула же тем временем окружили птицы, а сам он непонятно когда переоделся в длинное голубое платье и нацепил парик светлых волос — так и не избавляясь от маски. Затем закружился и запел — мелодичным фальцетом, без внятных слов, под аккомпанемент птичьего свиста, и от этих кружений образовалось несколько смерчей, мигом кинувшихся на маму.
Мама выстрелила лучом навстречу им, мгновенно разгоняя смерчи и пытаясь задеть Дэдпула, но тот продолжал кружиться и петь, даже когда луч прервал птичий концерт. По пути он протанцевал в пламя, и то также кинулось пожирать маму, но точно так же было развеяно.
Я смотрела на всё со стороны — сражение никак меня не задевало. Пара лучей прошли совсем рядом, но совершенно не задели. И я не боялась, я лишь стояла и нежилась от удовольствия, ведь всё хорошо, обо мне позаботятся, всего-то надо выполнять все приказы…
