– А если я не хочу эльфа Милита? Ты понимаешь: не хочу. Мне не нужен Милит. Ты – нужен. Желательно живой и здоровый. Вменяемый, а не кидающийся в драку за самку, как молодой олень.
– Я не кидался в драку, – неубедительно заоправдывался шут, сам понял, что получается плохо, и повесил голову. – Ты не видишь, что он смеется надо мной? Если ты хочешь, чтобы я это стерпел, я стерплю. Я клялся повиноваться тебе, но не лишай меня гордости, Лена. Это мужские дела. Прости. Если ты велишь, я подчинюсь. Но прошу, не делай этого. Позволь нам разобраться самим.
– Морды друг другу набить? Ну хорошо. Набьете. И что случится, если не ты ему, а он тебе? Я должна перейти к победителю?
– Что за глупости ты говоришь? – удивился шут. – К тебе это не имеет отношения… То есть, конечно, имеет, только косвенное. Ты в любом случае сама решишь, кто тебе нужен…
– Ты, – перебила Лена. – Даже с битой мордой.
– Тогда не вмешивайся, пожалуйста, – улыбнулся он.
– Милит сильнее, – вздохнула Лена. Шут обнял ее.
– Наверняка.
– Больно будет.
– Ничего. – Он прижался щекой к ее волосам. – Это не самое страшное. Но он должен знать, что я просто так тебя не отдам.
– А я и не вещь, чтобы меня отдавать.
– Тебе нравится Милит, и не надо с этим спорить. Я же чувствую.
– Нравится. Не буду спорить. Но не так, как ты. Никого другого не хочу. Разве не это ты назвал лучшими словами?
– Назвал, – улыбнулся шут. – Ты – моя жизнь Лена. Отнять тебя – то же самое, что отнять жизнь. Так что за свою жизнь я буду драться. В любом смысле.
Через два дня подморозило, но снег не выпал. Правда, не было и ветра, поэтому погода не утомляла. Приходилось заворачиваться в плащ, а он был без рукавов, как и положено в средневековье, поэтому было жутко неудобно: протянешь руку какого-нибудь малыша приласкать – холод мгновенно забирается внутрь. Вечером Лена обнаружила на своем плаще неведомо откуда взявшийся капюшон. Перестали мерзнуть уши. Эльфы продолжали неустанно работать. Вязаных шапочек здесь не изобрели, потому все были с непокрытыми головами, перчатки имелись, но работали эльфы голыми руками. Лиасс посоветовал переселяться в дом, но Лене так не хотелось иметь соседом советника, что она решила оттягивать до последнего. Мужчины не жаловались. Маркуса не смущал холод в палатке: он заворачивался в одеяло поплотнее и дрых до утра сном младенца. Лена, надо признать, особых неудобств тоже не ощущала, единственная и основная неприятность была в умывании. То есть сполоснуть нос и руки можно при любой температуре, но вот когда моешься поосновательнее, хочется, чтоб вокруг было тепло. В палатке обязательно обнаруживалась горячая вода: Маркус вставал раньше всех и где-то ее добывал, так что Лена умывалась, а мужчины брились почти с комфортом.
Помыться тоже было где: чистоплотные эльфы не только аккуратных сортиров настроили, но и что-то вроде бань, где было тепло и имелась вода. Один недостаток: эльфы не делили помещение на женское и мужское отделения, а мыться в компании с голыми мужиками Лена не стала бы под страхом смерти или даже отлучения от бани на целый год. В баню ее привела Ариана, но Лена пулей вылетела оттуда, сопровождаемая недоуменными взглядами эльфов, и то ли Ариана сама распорядилась (она тут тоже не последняя была), то ли кто-то другой, но в одной из бань Лене просто выгородили кусочек, где она могла спокойно и с удовольствием вымыться. А шут и Маркус ничего, не смущались, хотя поначалу им это было тоже непривычно. Лена шута порасспрашивала, он хихикал и отводил глаза и вдруг сказал, что первое время, конечно, на эльфиек таращился, тем более что их это не оскорбляло и потаращиться было на что, а потом привык и даже болтая с какой-нибудь красоткой умудрялся не замечать ее наготы. Ну не в веселый же дом пришел, а в баню, не развлекаться, а мыться. И очень просил не ревновать.
Лиасс регулярно передавал ей приглашения на ужин, и Лена, разумеется, не отказывалась. Народу бывало немного, чаще всего семья Владыки и Лена со своими тенями, изредка включая Кариса. Шута раздражал Милит, а Милита – шут, но они ограничивались пикировками, что только веселило остальных. Если же шут был в ударе, Милит демонстративно сдавался: поднимал руки и больше в перепалке не участвовал. Было в них что-то общее, но была и огромная разница, а вот сформулировать, чем именно они так непохожи, Лена не могла. Милит оказывал ей знаки внимания, но не навязывался, так что с Лиассом она разговаривала куда чаще, чем с ним. Кайл больше помалкивал и слушал, раскованностью эльфа он отличался не в присутствии Владыки, даром что прадеда.
Прадед выглядел старше, чем при их первой встрече: запали щеки, прорезались морщины на лбу и вокруг глаз, но назвать его стариком язык бы никогда не повернулся. Обнаглев… хотя наглеть не приходилось, Лена его не особенно стеснялась и, хоть и крепко уважала, не испытывала такого трепетного уважения, даже преклонения, как эльфы. Поэтому она спросила, с чем связано его достаточно резкое старение. Лиасс улыбнулся.
– А ты знаешь, сколько мне лет, Светлая?
– И знать не хочу. – испугалась Лена. – Я же не об этом. Тебя состарила война? Потери?
– Война, – кивнул он, – но не в том смысле, какой вкладываешь ты. Ты знаешь уже, что именно магия позволяет нам не стареть. Я израсходовал слишком много. Для Кариса я по-прежнему великий маг, но то что осталось – жалкое подобие прежнего Лиасса. И никогда прежним не стану. – Он улыбнулся, собрав в углах глаз морщинки, которых раньше не было. – Если, конечно, ты мне не поможешь. Не надо так пугаться. Я пошутил. Вопрос о жизни и смерти не стоит, я себя не выжег и все еще могу очень многое, недоступное магам людей, так что успокойся. Я не попрошу тебя о такой помощи, тем более что с полукровкой тебе лучше, чем было со мной. Не смущайся. Если тебе действительно с ним так хорошо, это говорит о многом.
– О чем, например?
– О судьбе. Долгая жизнь научила меня верить в судьбу, Аиллена.
– И бороться с ней.
– И бороться – тоже. И обманывать. Но бороться и обманывать можно, если веришь. Милит досаждает тебе?
– Не столько мне, – вдохнула Лена.
– Пусть сами разбираются. Ничье вмешательство здесь не поможет. Я не могу запретить Милиту ухаживать за женщиной, которая ему нравится.
– А я не могу доказать шуту, что Милит старается напрасно. То есть могу, но для него почему-то очень важно именно то, что Милит старается, а не то, что для меня это ничего не значит.
– Разумеется. Это мужские игры. Не обращай внимания, вот и все. Выбирать-то все равно тебе. Милит всегда был… плохо управляем. Тем он и ценен.
