Я тяжело выдохнул и отер лоб тыльной стороной ладони, смахивая проступившую испарину. Нет, все-таки нелегкое это дело - думать да еще и мысли свои вслух излагать так, чтоб другие поняли… пусть даже и мудрецы!
Зловещие.
- Велика твоя прозорливость, о Владыка! - Словоблуд без видимой причины взвился клюнутым в седалище фазаном и сразу перешел на обычный тон. - Нет, честно: хорошо сказано. Теперь я абсолютно уверен в конце света.
- Отец, помнишь, я говорил про часть архивов "Шараштхи"? - Похоже, сегодня Брихаса перебивали все кому не лень, и Словоблуд махнул на это рукой. - Там как раз собраны все записи, относящиеся к первой половине жизни нашего Дроны ("Нашего?" - возмутился было Словоблуд, но умолк). Достать?
- Доставай! - обрадовался я. - Раз Пралая на Дворе - что нам терять? Просветимся, голубчики!
- Делать что-то надо, делать! - Словоблуд был отчетливо недоволен, а я чуть не расхохотался: Индра-Громовержец собирается читать всякие архивы, а мудрый Наставник призывает к действию! Светопреставление…
- Вообще-то я мог бы и сам рассказать все, что вы сочтете существенным и достойным внимания… - обиделся Жаворонок, но на этот раз пришел черед Брихаса оборвать сына.
- Будет лучше, сын мой, если ты поможешь нам отыскать нужные записи. А уж мы с Владыкой Индрой как-нибудь сами поймем, что в них существенно и достойно нашего внимания, а что нет. - И Словоблуд тайком подмигнул мне.
А я улыбнулся ему в ответ.
Жаворонок, не дожидаясь дополнительных указаний, уже сопел, развязывая тесемки своей поклажи. Интересно, это мудрые мысли такие тяжелые или птичка статую Опекуна в клювике уволокла?
На память?
И как он эту громадину в одиночку от самой Вайкунтхи пер?
- Ничего себе! - изумился я, когда нашим глазам предстали огромные кипы пальмовых листьев, аккуратно перевязанные кожаными шнурками. - Это ж прочесть - юги не хватит!
- Хватит! - успокоил меня Брихас. - Куда спешить? Все равно скоро накроемся дырявым Атманом…
Я только вздохнул, устраиваясь поудобнее под по-желай-деревом, и приготовился слушать.
- Так, здесь первые результаты… - Жаворонок проворно выхватил связку пыльных листьев, ничем не отличавшуюся от прочих, и принялся возиться со шнурком.
Словоблуд отобрал у сына добычу и мигом расправился с хитрым узлом. После чего молча уставился в первый лист, и до меня не сразу дошло, что Наставник уже читает.
Про себя.
А заодно - и про своего внука Дрону.
- Вслух читай, - подал я голос.
- А? - дернулся Брихас. - Вслух? Ну да, конечно!..
Любить Калу было гораздо приятнее, но у меня не оставалось выбора.
КНИГА ВТОРАЯ
НАСТАВНИК ДР0НА ПО ПРОЗВИШУ БРАХМАН-ИЗ-ЛАРЦА
Якша спросил:
- Что есть святыня для брахманов? В чем их Закон, как и других праведников? Что им свойственно, как и прочим людям? Что равняет их с нечестивыми?
Царь Справедливости ответил:
- Чтение Вед - их святыня, подвижничество - их Закон, как и других праведников. Смертны они, как и прочие люди. Злословие равняет их с нечестивыми.
Махабхарата, Книга Лесная, Сказание о дощечках шами, шлоки 30 -31
ЧАСТЬ I
ДИТЯ
Одни уже изложили это сказание, некоторые теперь повествуют, а другие еще поведают его на земле. Украшенное благостными словами, божественными и мирскими предписаниями, различными поэтическими размерами, оно дарует спасение и приятно для знатоков.
ГЛАВА I
ПТЕНЕЦ ЧРЕСЛ МОИХ
Дневник Жаворонка, 13-й день 2-го лунного месяца, Брихаспати-вара [73], полночь
Папа, почему я вспомнил тебя именно сегодня?
Вайкунтха спит, отдавшись блаженному, истинно райскому забытью: апса-рам снятся ласки, праведникам - тексты Писаний и победа в диспутах, ракшасам-охранни-кам грезится кусок парного мяса, и они довольно всхрапывают, пуская слюни, а я сижу на балконе, склонясь над пальмовым листом, и вижу тебя. Нет, не таким, каким ты был в скорбный день проклятия, а обычным - лысым, насмешливым, вечным стариком, похожим на самца кукушки… Меня можно назвать Жаворонком лишь в шутку, а ты и впрямь всегда напоминал птицу, мой строгий отец, Наставник Богов, живущий размеренно и неторопливо.
Не уходи, папа, останься хотя бы видением, хоть на миг!.. Обожди, я сейчас успокоюсь. И не стану заводить прежних разговоров, из которых все равно никогда не выходило ничего хорошего.
В детстве я очень хотел быть достойным тебя, Божественный Гуру, снизошедший до смертной женщины!, и мама всегда вспоминала тебя с благоговением.
Тишайшая из тихих, она радовалась каждому твоему приходу, сияя от счастья и стараясь прикоснуться к тебе по поводу и без повода. Так радуются домашние животные… Прости, мама, я всегда был зол на язык. Прости, я люблю вас обоих, хотя поначалу изрядно побаивался старика, которого ты велела называть отцом.
Впрочем, одно воспоминание клеймом врезалось в мозг: я маленький, лет пяти, не больше, мне снился страшный сон, я бегу к маме… а маму душит здоровенный детина, мышцы на его спине вспухают валунами, он рычит тигром, и мама стонет под ним, я боюсь, я маленький, я очень боюсь - и прихожу в себя лишь во дворе.
Страшный сон забывается раз и навсегда, а увиденному суждено остаться со мной. Сегодняшнему Жаворонку смешно, когда он вспоминает былой страх и тебя, папа, просто-напросто сменившего облик для ночи любви, а мальчишка во мне по сей день захлебывается ужасом, и так хочется погладить его по голове, успокоить, утешить…
Увы, это невозможно.
Ты проклял меня за опыты над собственным сыном, папа, - ты ничего не понял. Потому что я тебя боялся, а мой сын меня любил, любил искренне и самозабвенно, отдаваясь во власть целиком, без остатка… Ты плохо умеешь отдавать, папа, и я плохо умею это, а твой внук умел.
Что ему Преисподняя, если он был взращен молоком аскезы и подвижничества?.. А все-таки Веды можно изучить, мой мудрый Наставник Богов, не прочитав ни единой строки!
Можно!
Да, вы все считаете, что гордыня обуяла сына Жаворонка, что встал он на путь козней и совращения чужих жен, обретя гнев и проклятия святых мудрецов…
Праведные, видели ли вы виденное мной, обладаете ли вы моим знанием, которым я не спешу делиться с вами?
…Я стремглав выбежал из дома, едва успев закончить возлияние молока в огонь.
Мой мальчик корчился у порога. Растерзанный, как мне сперва показалось, в клочья. Он пытался что-то сказать, но язык уже не повиновался ему, и кровь хлестала изо рта, заливая мне ноги. Слепой привратник-шудра - я содержал его из милости, за верную службу в прошлом - беспомощно топтался рядом.
- Господин! - бормотал слепец, заламывая руки. - Господин, я… Вы велели никого не пускать, господин!
Последним я заметил демона. На дворе стояло утро, а в дальнем углу двора приплясывал людоед Нишачар, Бродящий-в-Ночи, и довольно ухмылялся слюнявым ртом. Это было невозможно, но это было именно так. Могучее тело Нишачара на глазах становилось прозрачным, в нем плавали стеклисто-багровые паутинки… и вскоре ветер развеял остатки призрака.
Я склонился к умирающему сыну.
- Рай… - прохрипел он.
- Ты хочешь в рай?! - глупо спросил я, собираясь поделиться с ним собственным Жаром.
Он закашлялся, обрызгав мне грудь кровавой мокротой.
- Райбхья… - Это слово стоило ему остатка сил.
Я стоял над трупом своего первенца. Я знал, что означает имя Райбхья. Так звали нашего соседа, приторно-вежливого брахмана, который давным-давно отошел от совершения обрядов, помешавшись на заклятиях и искажении Яджур-Веды. Правильней было бы именовать Райбхью ятудханом - темным колдуном, но раньше мне не было дела до чужих извращений, а остальные считали моего соседа кладезем достоинств.
