А еще в руках он держал внушительный профессиональный фотоаппарат с таким огромным объективом, что одно его наличие хотелось объяснить комплексами по поводу размеров, но внимание привлекал не столько он, сколько незримый след прикосновения нави: четыре глубокие царапины, наискосок пересекающие левую половину груди.
Вместо заготовленной отповеди я растерянно и ослепительно улыбнулась, и парень, уже подобравший клатч, собираясь вернуть его хозяйке, и сам застыл, как огретый пыльным мешком.
— И-извините…
Итан, уже успевший отойти на добрый десяток шагов в сторону центральной аллеи, резко обернулся и почти бегом направился обратно.
— Эй! Ты же сказала, что никого больше не тронешь, если… — с пяти шагов он, наконец, различил, что парня «потрогали» и без меня, и осекся.
Сделав вид, что этот разговорчивый лось всем примерещился, я протянула руку за клатчем.
— Где твоя хозяйка?
До сих пор я полагала, что самую странную реакцию на этот вопрос выдал Итан — и, надо признать, у него были на то причины. Но случайный встречный побил все рекорды.
Он разом побелел, как простыня, что-то невнятно промямлил — и вдруг ни с того ни с сего дал деру, выронив фотоаппарат. Я едва успела отскочить от разлетевшихся осколков и ошарашенно уставилась вслед удаляющейся мужской фигуре. Парень улепетывал со всех ног, не рискуя оборачиваться, и, кажется, всерьез опасался, что я погонюсь за ним средь бела дня с когтями нараспашку.
— Что, ты и ему прочитала лекцию о канкане в клипах рок-групп из девяностых? — предположил Итан — но без задора и ершинки, просто чтобы скрыть свое замешательство.
— Нет. — Я сощурилась, но безрезультатно: парень уже скрылся из виду. — Ты благополучно подслушал весь разговор от и до. Я бы поставила на то, что он почему-то ужасно боится, что кто-то найдет его хозяйку.
— Потому что это версия, которая щадит твое самолюбие?
— Потому что его метка очень старая, — пропустив шпильку мимо ушей, заметила я. — Лет пять-семь, если не больше. Скорее всего, у него уже есть дети от навки, и он не хочет, чтобы они остались без матери.
— Разве живые дети не должны придать навке сил? — нахмурился Итан, привычно потирая левую половину груди. — Вера очень на это рассчитывала.
— Должны, — пробормотала я, пронзенная недоброй догадкой. — Вера… помню, вы не слишком много разговаривали, но она не казалась чем-то встревоженной?
Итан развел руками.
— Казалась. Регулярно. Но ты говоришь о женщине, вынужденной существовать в пределах двух кварталов от воды. Кто угодно бы извелся на таком маленьком пятачке. Это же все равно что тюрьма с прогулочным двориком.
Или готовый капкан, из которого не выбраться. Но кому могло прийти в голову охотиться на навку?..
Мне впервые пришло в голову, что навязываться неизвестному колдуну, возможно, было не лучшей идеей. Пропавшие навки, перепуганные меченые, смехотворное число древних заложных покойников для такого большого и старого города — все складывалось в какую-то чрезвычайно неприглядную картину, от которой у меня холодел загривок и увлажнялись ладони.
Об охоте на нежить не слышали, кажется, со Средних веков. Ведь чтобы охотиться на оживших покойников, в них для начала нужно поверить!
— Итан, — не своим голосом окликнула я, и он вздрогнул, отвлекаясь от разлапистого цветущего каштана, — кажется, для встречи с колдуном мне не помешал бы кто-то внушительный за моим плечом.
— Три литра мертвой воды в неделю — и у тебя будет дюже внушительный телохранитель на любой случай жизни, — пообещал Итан и одернул куртку. Грубая черная кожа на мгновение обтянула неожиданно изящную талию и широкие (если не сказать массивные) плечи — и снова скрыла все провокационные изгибы за асимметричным силуэтом и излишне свободным кроем. — Или разово, скажем, за полуторалитровую бутылку.
Я страдальчески вздохнула.
— А может, я опубликую еще один пост о твоей кофейне?
— Я пока от предыдущего эффект оценить не успел, — пожал плечами Итан. Куртку снова перекосило, и из-под нее теперь выглядывала помятая белая футболка. — Посмотрим, если реклама действительно что-то дает, обсудим. Где тебя сфотографировать? К семи мне нужно быть на противоположном конце города, так что времени не так много. Может, вон у тех кустов?
Я проследила за его взглядом. Сирень, нужно признать, была выше всяких похвал: душистая, ухоженная, с крупными свечками бледно-лиловых соцветий. Перед местными садовниками хотелось снять шляпу, но я задумчиво покачала головой.
— Думаю, вся Москва и так в курсе, что сирень зацвела, а регионам уже показали вал фотографий. Кроме того, девушку в таком платье полагается сфотографировать если не в романтичной беседке, увитой плющом, то хотя бы у какого-нибудь захудалого дворца, — я одарила Итана ослепительной улыбкой и крутнулась вокруг своей оси.
И без того пышная юбка взметнулась колоколом, обнажая колени, уложенные аккуратной волной волосы соскользнули с плеч, открывая скромный вырез-лодочку — пожалуй, сегодня я была более чем довольна своим образом, но Итан только протянул руку и проворно схватил меня за плечо, не давая наступить на крупный осколок чужого объектива.
— Для плюща рановато, он еще куцый, — заметил он, быстро убрав ладонь с моего плеча. — Захудалая усадьба восемнадцатого века постройки в Нескучном саду сойдет?
Я невинно улыбнулась и закивала. Чтобы попасть к Александринскому дворцу, потребовалось бы пройти по длинной набережной, мимо Голицынских прудов и двух пристаней для речного транспорта — меня этот маршрут более чем устраивал. Хоть и во многом благодаря тому, что Итан, кажется, еще не задумывался о том, что уже исполняет роль «внушительного телохранителя» безо всякой дополнительной платы.
…а еще он умудрился по дороге наловить кадров, где я то подскакивала к массивному парапету набережной, придерживая рукой своевольную шляпку, то с энтузиазмом тянула фотографа к резной беседке в окружении пастельно-желтых тюльпанов, то с удивленным лицом показывала на большой круглый горшок с анютиными глазками, то с детским восторгом застывала у деревянного настила возле зеленоватого пруда, по которому чинно плавали бело-голубые катамараны…
Нескучный сад пронизывали тенистые тропинки, окруженные стройными липами. Здесь пахло лесом: влажной землей, молодой листвой и совсем чуть-чуть — смолой. Тропинки сплетались в паутину, и многочисленные мостики казались наивными мушками, попавшимися в сети. Итан исправно щелкал фотоаппаратом, и к кованой ограде Александринского дворца мы пришли с переполненной картой памяти, гудящими ногами и одинаковым выражением идиотского умиротворения на физиономиях.
В коллекцию добавилось-таки несколько фотографий на фоне сирени, хотя снимать их пришлось уже на телефон. Итан повоевал с настройками моей камеры, плюнул и достал свою китайскую «лопату». Я возмутилась было, но быстро махнула рукой: отчего-то у него даже любительские снимки без толкового фокуса выходили яркими и красочными, а разлапистые кусты из нескольких сортов сирени — темно-лиловой, бледно-сиреневой и кипенно-белой — так и просились в кадр. Потом был выключенный фонтанчик на идеально круглой подъездной аллее перед бело-желтым зданием Александринского дворца, маленький мемориал погибшим во время Великой Отечественной войны, трогательная корзинка с алыми цветами перед обелиском и маленькая скамеечка в тени склонившейся к памятнику ивы…
Унылые впечатления от серо-зеленой заводской окраины поблекли. Москва впервые показалась мне не просто красивой — уютной, пестрой и живой.
Только вот за всю дорогу от Крымского моста до Александринского дворца мы не встретили больше ни одного меченого — и ни одной навки.
Глава 5 Наводка
Теперь остается вторая часть: забраться в тот чудесный садик! Интересно, интересно, как же мы туда попадем…
Л. Кэрролл «Алиса в Стране Чудес»
На следующий день природа решила, что хорошего помаленьку, и разразилась грандиозным ливнем. Я выглянула за окно и нервно сглотнула. Кажется, сегодня даже самые старые навки могли свободно разгуливать по всему городу: кругом, куда ни кинь взгляд, текла вода. Я подалась вперед, опираясь на подоконник, никаких утешительных просветов в небе не обнаружила и малодушно оглянулась на часы. До новой смены на заводе оставалось меньше получаса, и мысль о том, чтобы встретить гомункулов по ее окончанию, а не прямо сейчас, становилась привлекательнее с каждой минутой. Но мне отчего-то представился Итан с очередной остротой наготове — уж такого случая, как утопленница, опасающаяся промокнуть, он бы точно не упустил! — и я со вздохом сунулась в шкаф. Интересно только, с каких это пор воображаемым обликом моей совести перестала быть многомудрая и хваткая Карина…
