мазохизма. А я правда пыталась жить по-другому.
Кивнула, чтобы закончить этот раздражающий монолог.
Мадлен плавно повела бедром, легонько отпихивая меня в сторону.
— Смотри, девочка, — она обхватила металлическую палку ладонью, легко, но при этом так страстно, что я прикусила губу. Всего один жест…
В течение нескольких лет я, словно губка, впитывала всё, что говорила и делала Мадлен. Часто копировала её движения, за что ещё больше получала.
— Тебе не надо за мной повторять, — чёрная бровь Мадлен изящно выгибалась, — Ты должна быть собой.
И я пыталась. Сперва мои номера были сложными по наполнению, но абсолютно безэмоциональными. Мы маскировали это недоразумение яркими нарядами и даже гримом, делая танец насыщенным и немножко диким. Я всегда выступала первой, на разогреве у опытных девушек, и быстро убегала в гримерку, прячась от позора.
— Ты не хочешь показывать себя, — спокойно объясняла мне прописную истину Мадлен, — Это нормально. Ты обладаешь физическими данными покруче, чем у нас всех, вместе взятых. Но ты боишься себя отпустить. Показать свою страсть, свою злость, свою любовь, в конце концов.
Она была так чертовски права.
Я прятала все эти чувства, из-за которых всегда случались беды.
— Но пока ты не найдёшь в себе смелость встретиться с ними лицом к лицу — ничего не выйдет, девочка. Посмотри, как ты прекрасна. Ты можешь стать настоящим украшением, но только еслитебеэто нужно.
И, не знаю зачем, мне это было нужно.
Чуть меньше года назад Мадлен уехала, прощаясь со мной словами:
— Ты готова.
Она вытянула из меня всю душу. По крупицам, медленно, занимаясь и разговаривая со мной ежедневно, извлекая глубоко запертые страхи. Вынимала злость, раскладывая её по полкам, будто книжки. Учила выпускать её, когда это было необходимо, и прятать, если это могло навредить.
Теперь мне не нужно было прятаться за странными нарядами и ярким макияжем. Я делала лёгкий тон, рисовала стрелки и распускала розовые локоны. Мои костюмы редко были слишком открытыми. Однако, я работала в стрип-клубе, и, хоть мне было позволено не оголяться, Мария каждый раз закрывала глаза ладонью и обречённо охала на моё новое одеяние.
Если честно, я абсолютно не смущалась наготы, и свободно расхаживала в гримёрке без лифчика. Обнажаться телом было куда проще, чем душой. Но я слишком любила Марию, чтобы её расстраивать.
— Вот эти новые ботфорты мне нравятся, — Мария проводила со мной время в гримёрке, рассматривая одежду для выступлений.
— Надену их в следующую субботу, — подмигнула я, — Только ради тебя.
— На твой День Рождения? А что на тело? — Мария перебирала купальники и критически короткие платья с вырезами в разных местах, — Жуть! Вот это точно нет, — дёрнув головой, пробормотала она, отвешивая ярко-оранжевый наряд. Скорее, это были просто нитки, сшитые вместе где-то в районе талии.
— Ничего? — усмехнулась я, скрещивая руки на груди.
Мария повернулась на меня с глазами на пол-лица.
— Скажи, что ты шутишь? Да, ты точно шутишь, — выдохнула она, изучая моё лицо. Я держала серьёзную мину, но уголки губ предательски тянулись вверх.
— Буду в этом, — сдалась, выуживая из стоящей рядом цветастой коробки кусок дорогой ткани.
Мария в восхищении склонилась над полотном.
— Что это? — её голос понизился до шёпота.
— Традиционный японский наряд.
Девушка охнула, заправляя прядь волос за ухо.
— Это какая-то магия! — она протянула ладонь и провела по нежно-розовой ткани, расшитой цветами и птицами. Персиковые и светло-жёлтые оттенки деталей прекрасно сочетались с основным цветом, — А что это? — она вытащила из коробки красный широкий кусок ткани.
— Это оби, — объяснила я, забирая его из рук девушки, — пояс, который обвязывают вокруг талии.
— Ох, — глаза Марии горели интересом, — Что ещё там интересного?
Я пожала плечами.
— Ничего. Под кимоно надену бельё…или нет, — снова подразнила я Марию.
Та с улыбкой покачала головой, уже зная, что я шучу.
— На самом деле это облегчённая версия, — хмыкнула, вспоминая, как мама наряжала меня в полный традиционный наряд, — но для танца сойдёт.
— А это что такое?
Я уставилась на гета, лежавшие на дне коробки. Мария заглянула через моё плечо.
— Ты будешь танцевать в них?
Я аккуратно покрутила в руках деревянную обувь.
— Боюсь, тогда я сломаю ноги. Ботфорты будут удобнее.
— Это всё просто безумно красиво! — с восторгом прошептала Мария, разглядывая каждый элемент одежды, — Дерек будет в восторге!
Она запнулась, будто сказала лишнего.
— Думаю, Дереку всё равно, — нарочито равнодушно сказала я. Он не приходил на мои выступления.
— Ты это зря, — совсем стушевалась она, отвернувшись. Зачем-то резко начала наводить порядок на одном из гримёрных столиков.
Я промолчала. Наши натянутые отношения с Дереком волновали Марию, но то, что она с ним встречалась, не давало ей права как-то влиять на одну или другую сторону.
— Аика, он очень тебя любит, — Мария резко повернулась, украдкой вытирая слёзы в уголках глаз, — Я просто не знаю, как до вас достучаться. На ваших лицах всё написано. Но что ты, что он… ни один из вас первым не сделает шаг. Если бы я не знала, что демоны не могут иметь детей, то была бы уверена, что ты — его дочь. Потому что этот упрямый характер…
На мгновение мой рот тронула улыбка. Мария была чертовски права: что бы я ни говорила, Дерек был мне как отец. И я его любила. Всегда, даже сейчас, когда мы настолько отдалились друг от друга, я чувствовала его защиту.
— Вы же помиритесь, правда? Обещай мне, что рано или поздно вы сделаете это.
— Обязательно, Мария. Ещё два месяца я танцую, а затем… Будет проще, если я уеду. Перед этим, конечно же, поговорив с Дереком, — я быстро закивала, наблюдая, как глаза Марии снова наливаются слезами.
* * *
Утро субботы началось с тихого шёпота Марии.
— Аика… ты спишь?
Я приоткрыла глаз, даже не стараясь сфокусироваться. Знала, что она подкрадывается ко мне с самодельным тортом, который пекла полночи. Во-первых, она делала это каждый год. Во-вторых, запахи из кухни будоражили мои рецепторы, пока я не провалилась в сон.
В эту ночь я долго не могла уснуть. Чем ближе был день Х, которым я называла окончание моего контракта с Дереком, тем больше я сомневалась. Мне хотелось поскорее избавиться от всех этих нахальных масляных взглядов, устремлённых на меня в течение номера. Но в то же время за три года я полюбила девочек. Полюбила наши приготовления в гримёрке. Когда ты делаешь изо дня в день что-то одинаковое — это становится твоей жизнью. Входит в привычку. А от привычек не
