«Я лишился моих ценностей — могу я, наконец, ехать дальше?»
«Ни в коем случае! Слезай с лошади — она мне пригодится, и седельные сумки тоже».
Убедившись на слух в том, что его задерживает единственный разбойник, сэр Тристано внезапно пригнулся к гриве, пришпорил коня и объехал баррикаду, продравшись через кусты. Оглянувшись, он увидел очень высокого человека, закутанного в черный плащ; капюшон полностью скрывал его лицо. На плече верзилы висел лук — он схватил его и пустил стрелу вдогонку. Но уже смеркалось, цель двигалась и была далеко — стрела с пением промчалась мимо и пропала в листве.
Сэр Тристано скакал галопом, пока не выехал из леса; погони не было. Придержав коня, он поехал шагом — на сердце у него было легко. В поясной сумке, помимо жемчужины, грабитель мог найти только пару серебряных монет и полдюжины медных грошей. Будучи человеком предусмотрительным, Тристано прятал золото в широком ремне с прорезями на тыльной стороне.
Когда сэр Тристано подъезжал к Файдигу, сумерки уже сгустились лиловато-серой мглой. Он остановился в гостинице «Корона и единорог», где ему предоставили чистую комнату со всеми необходимыми удобствами.
Долговязый брадобрей Лиэм снова оказался прав — в таверне гостиницы подавали превосходный пирог с бараниной, и Тристано отлично поужинал. Перед тем, как отправиться спать, он поинтересовался у хозяина: «В ваших краях много разбойников? Путников часто грабят?»
Опасливо озираясь, трактирщик ответил: «Говорят, в окрестностях промышляет некий Верзила Тоби — в последнее время он околачивается в лесу, по дороге в Тумиш».
«Мне пришло в голову одно наблюдение, наводящее на размышления, — сказал сэр Тристано. — Вы знакомы с долговязым брадобреем по имени Лиэм?»
«Разумеется! Он часто предлагает услуги моим постояльцам. Тоже верзила, каких мало».
«Мне больше нечего добавить, — улыбнулся сэр Тристано. — Но имейте в виду, что сходство может не ограничиваться ростом, и что королевская стража может заинтересоваться этим обстоятельством».
5
Странствуя по проселочным дорогам и задворкам, Долговязый Лиэм направлялся на юг в Даот, где его услуги могли пользоваться спросом на празднествах, устроенных в конце лета по случаю сбора урожая. В местечке Кислоягодное его дела шли очень неплохо; однажды вечером его вызвали в Фот-Сашан, загородную усадьбу лорда Имбольда. Лакей провел его в просторную гостиную, где Лиэм узнал, что в связи с болезнью штатного цирюльника ему предстояло побрить лорда Имбольда и подравнять ему усы.
Брадобрей выполнил свою задачу удовлетворительно и даже заслужил похвалу лорда, выразившего также восхищение зеленой жемчужиной, украшавшей кольцо Долговязого Лиэма. Более того, лорд Имбольд находил эту драгоценность настолько поразительной и достопримечательной, что спросил брадобрея, сколько он хотел бы получить за свое кольцо.
Долговязый Лиэм поспешил воспользоваться многообещающей ситуацией и заломил ошеломительную цену: «Ваше сиятельство, эту безделушку я унаследовал от покойного деда, а он получил ее от египетского султана. Не могу расстаться с ней меньше, чем за пятьдесят золотых крон».
Лорд Имбольд вознегодовал: «Ты меня за дурака принимаешь?» Отвернувшись, он подозвал лакея: «Тауб! Уплати этому субъекту и выпроводи его».
Брадобрею пришлось ждать в приемной, пока Тауб ходил за деньгами. Изучая обстановку, Долговязый Лиэм открыл стенной шкаф и обнаружил в нем пару золотых подсвечников, возбудивших в нем такую алчность, что он засунул их в котомку и закрыл дверцы шкафа.
Тем временем, вернувшийся Тауб успел заметить подозрительное поведение брадобрея, схватил его за руку и стал настаивать на том, чтобы тот продемонстрировал содержимое котомки. Поддавшись панике, Долговязый Лиэм вынул из кармана бритву другой рукой и широким взмахом рассек шею Тауба так глубоко, что у того голова откинулась за плечи.
Лиэм выбежал из усадьбы, но его поймали, осудили и отвели на виселицу.
Инвалид Мантинг, ветеран многих битв, уже десять лет работал окружным палачом. Он эффективно выполнял свои функции — Долговязый Лиэм расстался с жизнью скоротечно и безвозвратно — хотя Мантингу не хватало дополнительного нюанса театральной неожиданности и пикантности, отличающего палача-виртуоза от более посредственных коллег.
К числу должностных привилегий Мантинга относилось присвоение одежды и украшений казненных, в связи с чем он стал владельцем ценного кольца с зеленой жемчужиной, каковое не преминул носить на пальце.
Впоследствии каждый, кто наблюдал за Мантингом, не мог не заметить, что палач стал отличаться настолько изящным стилем и таким вниманием к деталям, что порой Мантинг и осужденный казались участниками трагического представления, заставлявшего сжиматься сердца зрителей — в конце спектакля, когда проваливался люк под виселицей, опускался топор или голову преступника крушила булава, мало у кого из зевак не катились по щекам слезы внутреннего очищения.
В круг обязанностей Мантинга иногда входила пытка заключенных — опять же, в этом отношении он показал себя не только знатоком классических методов, но и прозорливым изобретателем-первопроходцем.
Тем не менее, стремясь к достижению той или иной артистической цели, Мантинг проявлял тенденцию к преувеличению. Как-то раз повестка его рабочего дня включала расправу с молодой ведьмой по имени Зейнис, обвиненной в наведении порчи на вымя соседской коровы. Так как в процессе рассмотрения этого дела присутствовал элемент неопределенности, было решено приговорить Зейнис к удушению гарротой, а не к сожжению на костре. Мантинг, однако, воспользовался удобным случаем с тем, чтобы проверить на практике новый и, пожалуй, чрезмерно хитроумный убийственный механизм, чем вызвал ярость колдуна Квальмеса, любовника Зейнис.
Квальмес пригласил Мантинга прогуляться с ним по малоизвестной Тропе Ганьона, ведущей в Тантревальский лес. Когда они вышли на небольшую поляну, окруженную лесной чащей, колдун попросил палача отойти на несколько шагов и спросил: «Мантинг, как тебе здесь нравится?»
Мантинг, все еще недоумевавший по поводу назначения предпринятой прогулки, посмотрел вокруг: «Здесь свежий воздух. Зелень радует глаз, особенно после того, как проведешь целый день в подземелье. Россыпь цветов неподалеку придает пейзажу пасторальный шарм».
«Рад, что у тебя не вызывает возражений эта опушка, — сказал Квальмес. — Потому что ты ее никогда не покинешь».
Мантинг с улыбкой покачал головой: «Это невозможно. Сегодня у меня выходной, и я не прочь размять ноги, но завтра придется работать, не покладая рук — два повешения и пытка на дыбе, не считая порки».
