— И вот спустя семь месяцев ты, наконец, пришла ко мне, — глухо прошипел я, едва сдерживая подступающую к горлу ярость. — Прелестно, просто прелестно!
— А что я могла сделать? — уже в который раз начала она, кажется, пытаясь больше убедить в этом себя нежели меня. — Я тебя не знала, ты ничем не отличался от других и…
— Узнала? И что теперь?
— Прости!
Я заметил, что невольно копаюсь окровавленными пальцами в открытой ране, не замечая боли, и тут же одернул руку.
— Знаешь, я много времени провел там, где слова не значили ровным счетом ничего. Я надеялся, что приду сюда, и они, наконец, обретут значение. Зря надеялся. Для меня они по-прежнему ничего не значат.
— Что мне сделать, чтобы ты меня простил? — в отчаянии она повысила голос и испуганно прикрыла рот ладонью, на мгновение прислушиваясь к сопению жирного стражника, умостившегося на деревянной табуретке справа от массивной железной двери, на которой ясно виднелись размазанные следы свежей крови — моей крови.
— Вытащи меня отсюда.
— Нет!
— Вытащи меня отсюда, девка, иначе, клянусь своей жизнью, я не успокоюсь, пока не уничтожу каждого из вас! — рявкнул я и оскалился.
Она отшатнулась, тряся головой. Не успел я сказать ничего еще, как она вскочила на ноги и стремглав унеслась прочь, разрушая мою последнюю надежду на свободу.
Я закрыл глаза и уперся спиной в ребристую стену из твердого черного камня.
Там, в ледяной пустыне, я и мечтать не мог выбраться оттуда. Со временем все мое представление об этом мире замылилось острым желанием оказаться среди себе подобных, говорить с ними, а не только с собой, и жить среди них, а не в одиночестве. Я и забыл, какими жестокими мы можем быть.
Я выживу. Всегда выживал.
Этот случай заставил меня о многом задуматься, и теперь я точно знал, что делать. Отныне есть только я, и никогда больше ни одно живое существо не станет для меня важнее себя самого.
Пора выбираться.
* * *
Кризла — так звали ящероподобное существо, плюющееся кислотным зеленым ядом. Как я понял, кризлы питались плодами ядовитого морозостойкого растения под названием гнельица. В их организме весь яд перерабатывался и всасывался в кровь, от чего и та становилось исключительно опасной для незащищенной кожи или пасти напавшего на нее врага. Особые же железы, расположенные в нижней челюсти под двумя главными клыками, загнутыми внутрь, вырабатывали еще более омерзительное вещество, способное расплавить даже самый твердый металл из всех существующих в мире сплавов.
Вещество это, выделяющееся в органе за доли секунды, мгновенно поступало в заостренный лиловый язык, и тот подобно духовой трубке выбрызгивал порцию яда вперед — туда, куда был направлен взгляд кризлы.
В этот момент он был направлен прямо на меня.
Я сглотнул, пытаясь взять себя в руки. Жизнь на арене никак меня не прельщала, а постоянный гул и гомон, шедший с трибун, расположенных высоко наверху и скрытых тенями горящих огней, заставлял голоса в моей голове орать от растущего напряжения. Я не мог больше этого терпеть, но я хотел выжить. Пожалуй, у меня осталось только это желание — и ничего больше. Но ведь мне не привыкать.
Кризла, чей размер от кончика тупого и покрытого зеленой чешуей носа до окончания непропорционально длинного хвоста, загнутого вверх на подобие хвоста пустынного скорпиона, составлял около двух с четвертью метров, выгнулась еще больше.
Короткие, но толстые и сильные лапы без когтей, напряглись. Выпученные черные глаза на мгновение застыли, а затем…
Я резко отскочил в сторону, в последний момент уходя от брызнувшей из языка темно-коричневой слизи, а затем ринулся вперед, двумя прыжками сокращая расстояние между нами.
Короткий удар ржавого, но по-прежнему острого изогнутого клинка решил дело. Голова чудовища уже упала на землю, заливая ту ядовитой кровью, и откатилась в сторону, а тело продолжала биться в конвульсиях, пока я не остановил его, пригвоздив мечом к пропитанной влагой почве.
Гомон на секунду прекратился. До меня доносились голоса тех, кто принимал ставки, и радостные возгласы выигравших, а потом снова тихо завыл рог, означавший, что мои страдания на сегодня еще не окончены.
Я пошатнулся от усталости. Только сейчас я заметил, что кусок плоти на правом плече попросту отсутствует, и из раны обильно течет кровь, но остальным было плевать.
Я поднял голову вверх и нашарил глазами бледное испуганное лицо знакомой мне девушки.
— Довольна? — прошептал я одними губами.
В тот же миг она скрылась из виду, исчезнув в тенях, а решетка напротив со скрипом распахнулась, оповещая о приходе моего нового противника.
— Человек, — фыркнул я, оглядывая изящную тонкую фигуру, скрытую под тонкой старой кольчугой. — Женщина!
Воспользовавшись короткой передышкой между боями, я решил потратить время на благое дело и внимательно осмотрел представшее передо мной «чудо». Я представления не имел, как она собирается сражаться.
На вид я бы дал ей лет двадцать-двадцать пять. Необычайно миниатюрное создание с меня ростом выглядело так, что казалось, будто ее хрупкие длинные ручки могли сломаться даже от одного моего прикосновения, но я не стал себя обнадеживать: шрамы на ее прекрасном теле говорили сами за себя. Она прошла ни один бой, и раз жива, то вышла из них победителем.
Воительница вынула две изогнутые сабли из ножен и воткнула их в землю, перетягивая длинные иссиня-черные волосы обрывком грязной ленты. Ее изумрудные глаза с той же заинтересованностью изучали меня.
Я вздохнул и перекинул клинок в левую руку. Вытирать его от крови я не стал, и это не укрылось от глаз моего оппонента.
Ее тонкие губы изобразили усмешку. Она кивнула на меч.
— Разве это честно? — даже тонкий бархатный голос не выражал никакого страха.
— Плевать, — впервые мне удалось поговорить с кем-то на этой арене.
Она пожала плечами, позвякивая кольчугой, и затем взяла сабли в руки.
Никогда я не интересовался оружием, никогда не обращал на него внимания, больше основывая все свои действия в бою на собственном предчувствии и тактике, и этот раз не стал для меня исключением. Конечно, хороший меч может решить исход поединка, но это всего лишь железяка, находящаяся в руках хозяина, так к чему же приглядываться?
Отчасти так думал я и потому, что мое понимание в дуэлях на этом и заканчивалось. Я не был воспитан воином и надеялся, что выносливость, приобретенная за три сотни лет жизни в ледяной пустыне, прикроет эти недостатки.
— Ты не похожа на обычную женщину, — решил я продолжить разговор.
