У входа в покои Треллена полудремали двое слуг. Видимо, Анека велел им постоянно находиться здесь на случай, если что-нибудь понадобится. При звуке шагов оба молодца встрепенулись, протерли глаза и, разглядев, кто идет, замерли в смятении. Прочитав по их лицам, что и дворня, и гарнизон вовсю строят предположения, почему молодой наследник накануне вышел из господской спальни окровавленный, Владен ощутил непривычно сильное раздражение. В нем говорила усталость и… кое-что еще, смутное, опасное, что ему приходилось с трудом обуздывать. Он без стука толкнул тяжелую дверь и вошел.
В комнате пахло душистым травяным отваром. Анека грозно привстал навстречу, но узнал волшебника и успокоился. Тело Барухи уже унесли, кровавые пятна затерли, простыни на постели сменили. Треллен спал, и в свете масляных ламп лицо его было осунувшимся, но уже не выглядело лицом умирающего. Владен привычно провел ладонями над неподвижным телом. Токи оказались теплыми и ровными, хотя и слабыми.
– Как он спит? Спокойно, без кошмаров?
– Да, господин. Только один раз застонал.
– Что ты сказал людям про Баруху?
Анека пожал плечами. Он был неглупым человеком, но не умел лгать.
– Что он был одержим темнотой, бросился с мечом на вас и господина Треллена, вот мне и пришлось его убить. Боюсь только, не все мне поверили.
Владен посмотрел в лицо лекаря и встретил мрачный взгляд его темных глаз.
– Так я и думал, что эту смерть истолкуют иначе, – сказал он, с трудом подавляя вздох. – Что говорят?
– Люди Барухи ропщут. Он был хорошим сотником, его многие любили. Его молодая жена на сносях, вот-вот родит… Словом, некоторые думают, что вы… виноваты в его гибели, а я стараюсь вас выгородить.
Волшебник смотрел на него, ожидая продолжения. Лекарь перевел дыхание.
– Что его кровь понадобилась вам, чтобы вылечить старого господина. Что вы… умывались ею и пили ее, чтобы колдовство действовало вернее.
Анека говорил все медленнее, видно было, что слова даются ему тяжело.
– С кровью всегда связана какая-нибудь ложь, – задумчиво ответил Владен. – Но наш господин Треллен жив, это сейчас главное. Можешь ты помочь мне еще кое в чем?
И он рассказал про "халлинобу". Глаза лекаря расширились.
– Мне нужны несколько человек, которые бы согласились обойти со мной весь дом. Добровольно, без принуждения. Можешь найти кого-нибудь?
Анека подумал с минуту.
– Побудьте здесь, господин. Я поговорю с людьми. Вас многие побаиваются, но никто не сомневается в вашем могуществе – после случая с воротами и после сегодняшней ночи. Я постараюсь объяснить им, зачем вы их зовете. Кто-нибудь да согласится.
– И пришли ко мне Маргоника. Мне нужно переговорить с ним наедине.
– Хорошо, господин Владен.
Маргоник принял весть о разливе Андага так, словно давно ждал чего-то подобного.
– Это не обычная война, – сказал он, и было видно, что у него тяжесть на душе. – В ней слишком много такого, против чего трудно сражаться обычным оружием…
Владен горько усмехнулся про себя. Маргоник, как и Треллен, даже не подумал прибегнуть к помощи мага, хотя прекрасно сознавал, что против Дийнавира воюет ночное колдовство.
Желающих помочь магу избавить дом от "халлинобы" в конце концов нашлось четырнадцать, поначалу они держались угрюмо и настороженно, но постепенно воодушевились. Завершив необходимые приготовления, Владен вызвал их во двор и обвел взглядом знакомые с детства строения Дийнавира. Над перевалом в этот час стояла зыбкая, неестественная для военной поры тишина. Высоко в небе застыло облако, похожее на одинокого всадника, нетвердо держащегося в седле, как будто раненого. В крепости и вокруг нее было относительно спокойно: воины Аарета не торопились идти на приступ. Видно, слуга Ночи ждал более подходящего часа.
– Ради очищения этих стен и кровли, – начал волшебник и зажег факел. Сладкий, насыщенный аромат трав, подмешанных в горючее масло, мгновенно окутал маленький отряд смельчаков.
– Ради очищения, – нестройно подхватили другие участники обряда.
И весь остаток этого пасмурного дня они ходили из зала в зал, из комнаты в комнату живой цепью, каждый – держась за плечо впереди идущего, спускались в подвалы и поднимались на верхушки башен, заглядывали в конюшни и амбары, призывая на помощь богов и солнечный свет, изгоняя тьму.
***
Вечером Владен приказал перенести свои вещи из башни в одну из комнат усадьбы. Он хотел находиться ближе к Треллену, опасаясь новых подвохов со стороны Ночи. Подозревая, что враг не станет повторяться, нанося удар в ту же цель, волшебник пытался просчитать, как будет дальше разворачиваться их магическое противоборство. Владыка Аара оценил знания и способности соперника и теперь делал все возможное, чтобы подорвать его силы. Вряд ли им руководила забота о собственном войске, которое могло серьезно пострадать от столкновения с сумеречным магом. Скорее, это был извечный соблазн одержать победу, подавить сопротивление, доказать свое превосходство. Аарет ясно показал, что не собирается ограничивать себя понятиями чести или колебаться в выборе средств. В своем абсолютном цинизме он видел всемогущество и был не так уж безоснователен, потому что, насколько знал Владен, все прежние его противники ломались именно тогда, когда понимали, что имеют дело с врагом, для которого нет никаких законов.
Волшебник еще раз прошелся по комнатам в том крыле, где помещались господские спальни, выполнил короткий, но мощный затворяющий обряд, а потом лег и забылся глубоким сном, в котором не предполагалось сновидений.
…И все же они пришли, просочились сквозь какую-то лазейку в плотном магическом коконе, обступили Владена, не давая ни провалиться в спасительный покой, ни проснуться. Они сменялись быстро, и по большей части волшебник ничего не запомнил, кроме безысходного отчаяния. Ему казалось, что кто-то одну за другой срывает с него оболочки, как шелуху с луковицы, шутя находит и разбивает затворяющие слова, но не магические, почти безличные, а самые главные – те, что делали его магом, наследником своего дома, человеком почитаемого в стране рода, просто человеком… Это была непривычная, неожиданная, страшная игра мгновенных соблазнов и искушений. Он еще не успевал осознать, что выбирает, а оказывалось, что уже выбрал и выбор этот гибелен и необратим. Молодой маг чувствовал, как все глубже погружается в темный, непрерывно меняющийся водоворот, сопротивлялся, но что-то связывало его по рукам и ногам, и в какой-то миг он понял, что это – необходимость противиться зову павшей на него прошлой ночью крови. Если бы не это, ему, скорее всего, не составило бы настоящего труда вырваться из-под власти чужих заклинаний. Но очистительный обряд не снял, да и не мог снять с него испытания, и, хотя весь прочий дом был теперь безопасен, душа Владена по-прежнему оставалась тем покоем, куда ужас проникал без особых трудов, несмотря на магические заслоны.
