Тогда как за исчезновением старых названий фирм и появлением новых на фасаде, на фронтонах Дома масонов он следил со спортивным интересом. Вот и сейчас он заинтересованно приметил:
"Ага! на первом этаже левого крыла, сбоку, где совсем недавно был кусок глухой стены, городу и миру явилась импозантная дубовая дверь."
Вывеску покуда не успели приделать, но символикой уже кто-то озаботился. На двери некто крестообразно разместил сверху бронзовую адамову голову, слева — львиную морду, справа — безрогого быка в анфас, снизу — гордый профиль орла.
Чрезвычайно заинтересовавшись евангелическими аллюзиями, Филипп подошел поближе, чтобы вверху прочитать рекламный слоган новой фирмы: "Ad majorem Dei gloriam".
"Вон оно как! Во имя вящей славы Божьей. Девиз отцов иезуитов. И никому до городского филиала Общества Иисуса нет никакого дела."
Действительно, деловой люд туда сюда сновал мимо необычной двери с полным безразличием.
Новая фирма открылась? Дверь в стене прорубили? Значит, так оно и надо.
У нас, товарищи и господа хорошие, ничего не делается ни с того ни с сего, без необходимой чиновной формы, визы, дозволения, санкции, лицензии.
ГЛАВА II
НА РАБОТЕ В ГОСТЯХ КАК ДОМА
— 1 —
Формально, но не содержательно чинный домашний обед мало чем отличался от чопорного ресторанного бизнес-ланча. В привычной деловой обстановке супруга босса, а также один из коммерческих директоров фирмы заучено любезно обрабатывали трех потенциальных американских инвесторов и тайваньского китайца.
После деловитого обеда естественным образом Филипп с Ваней, не выходя из языковой среды, продолжили урочные занятия по-английски.
В иноязычную обстановку оба вошли органично. Филипп в случае малейших затруднений поддерживал за обедом деловой разговор и светские любезности двусторонним переводом. Тем временем его ученик молча ел и хмурился, внимая тому, что мог понять и разобрать.
Сей же час 9-летний Ваня, по обыкновению сидя за монитором, делит свое внимание между расхаживающим по детской учителем и языковыми упражнениями на экране. Они уже отработали речевую дрессировку, когда полтора часа Филлит беспощадно и многократно гонял подопечного по жесткому порядку слов в английских вопросах, парадигме с флексиями глагола "быть" и прочему запланированному материалу, добиваясь автоматических ответов и мгновенной реакции.
Филипп на собственном учебном опыте знал: хороших речевых упражнений должно быть много. Так как они подобны отработке начальных приемов в боевых искусствах.
Везде идут в ход автоматизм и условные рефлексы, а лингвистически речевые центры головного мозга следует упражнять, дрессировать как и тело физическими нагрузками. Вопрос, ответ, удар, блок, обманное движение и переход в атакующую серию…
Зато в языковых упражнениях следует напрягать память и мышление, к примеру, занимаясь подстановкой английских предлогов, послелогов или артиклей. Спасибо тут Ирнееву-старшему, сочинившему целый Эверест упражнений для интенсивного обучения языку.
Их-то и поставлял Филипп в промышленном количестве своему ученику. Без отгулов и праздничных дней. Почти ежедневно и неустанно. Без вакаций и каникул. Технологически непрерывно.
Не зря по-английски "упражняться" звучит одинаково со словом "сверлить". Так языки и надо изучать.
А также долбить, строгать или резать по дереву. Ибо самый умный обучаемый вовек глуп и ленив как бревно для самого тупого из преподавателей. Каждого необходимо заставлять и наставлять на путь истинного знания.
Если же у наставника подобно Филиппу Ирнееву коэффициент интеллекта превышает 120 американских пунктов, то результат непрерывного обучения иностранному языку достаточно впечатляющ. В этом также убедились родители Вани, выразив признательность домашнему учителю путем значительного повышения его жалования спустя три месяца интенсивных трудов учителя и ученика.
Ученик тоже помогал учителю, вовсе не пребывая в деревянном статусе пассивного реципиента остро отточенных режущих инструментов дидактики. Как мог, он вникал в характерные черты лексики и грамматики, бесперебойно вдалбливаемых ему всякий день недели, пока самостоятельно не научился сравнивать и обобщать языковые явления.
В один прекрасный день Ваня заявил домашнему учителю, что по существу не видит больших различий между родным русским языком и английским с испанским, которому Филипп по собственному почину начал его понемногу обучать.
Молодой учитель не преминул согласиться с умным учеником. Он тоже не испытывал параноидальной привязанности к какому-либо одному единственному наречию. Ведь главное — правильно выразить свою мысль и внятно донести ее до людей, а уж на каком-таком языке ее оформлять есть дело второстепенное.
К тому же в лингвистическом плане индоевропейские языки мало чем существенным отличаются друг от друга. То, что есть в одном, — любое лексическое и грамматическое явление, — непременно сыщется и в другом. Разве что оно сказано, выражено и оформлено несколько иначе.
По правде сказать, до этой филологической идеи Филипп дошел отнюдь не своим умственным путем. В отличие от Вани Рульникова, ему тому подобные мудрые языковедческие мысли с детства вдалбливал Олег Ирнеев-старший.
Потому-то и решил проверить вдумчивый учитель по отцовской методе, каков-таков коэффициент интеллекта у ученика. Протестировал и убедился: Ванькин "ай кью" зашкаливает аж за 160 свободно конвертированных и адаптированных американских умственных единиц.
Филипп Ирнеев обрадовался отличным мозгам будущего подопечного. Он отнюдь не переполнился злобой и завистью, обычными в таком раскладе для недалеких наставников казенных и частных учебных заведений.
Наоборот, свои "челы — чуваки и чувихи", он считал, должны намного превосходить окружающее стадо, состоящее не понять из кого. С виду люди-человеки, а присмотришься — скоты из скотов.
Ваню он изначально счел своим человеком, с первых же минут знакомства и взаимного распознавания умов. В нем он немедленно разглядел родственную душу, потому что его воспитанник неприязненно относился к любому, самому вроде бы невинному вранью и обману. В то время как выражения типа "святая ложь" они оба полагали гнусностью из разряда дурно пахнущих катахрез и оксиморонов.
Названия тропов для Вани не являлись древнегреческой абракадаброй. С основами стилистики и образным средствами Филипп тоже стал его знакомить, потому как намечал в ближайшем будущем заняться с ним аналитическим разбором текстов на английском и испанском.
