Александр Волков - Владигор. Князь-призрак

— Истина!.. Truth!.. die Wirklichkeit!.. Veritas!.. — повторяли они на разные лады.

— Видишь, князь? — усмехнулась Цилла, глядя на Владигора темными, широко раскрытыми глазами. — И стоит мне только прошептать: «Это я! Я! Не ищите там, где не прятали!..» И они все кинутся ко мне!

Цилла слегка повела плечами, и ее меховая мантия поползла вниз, обнажая тугие смуглые груди, увенчанные малиновыми бутонами сосков.

— Она!.. Она!.. Вижу!.. — вдруг закричал один из старцев, бросая под ноги мелко исписанный берестяной свиток и устремляясь к трону.

— Где?.. Где?.. — загалдели остальные, бросая свои трубки, лотки, книги, свитки и устремляя взоры на крикнувшего, который, впрочем, уже не кричал, а изо всех сил продирался к трону сквозь плотную беспокойную толпу. Владигор поднялся на три ступеньки, негромко хлопнул в ладони, а когда несколько лиц обернулись на звук, увидел, что вместо глаз из-под век на него смотрят выпуклые, оплетенные кровавыми сеточками бельма. Старик, выкрикнувший свое слово, тоже обернулся вслед за остальными, и князь узнал в нем синегорского мудреца, приходившего беседовать с ним о власти, истине и бессмертии. Глаза старика полыхали черным безумием, ноздри были широко раздуты, а волосы развевались так, словно вокруг трона свирепствовал ураганный ветер.

— Десняк, остановись! — крикнул князь. — Она съест твой мозг!

Старый чернокнижник замер, и в глубине его безумных зрачков засветились две теплые желтые точки.

— Князь, а ты здесь откуда? — прошептал он, приближаясь к Владигору сквозь раздавшуюся в стороны толпу.

— Князь!.. Сам князь!.. Князь Света!.. Князь Тьмы!.. — наперебой зашелестели приглушенные голоса слепцов.

— Слышишь, как они тебя называют? — сказал Десняк, останавливаясь на краю площадки. — Кто ты, откликнись? Князь Света или Князь Тьмы? Кто?

— Они бредят! Их высокие умы помрачены вечной тьмой, заполонившей очи! — усмехнулся Владигор.

— Зрение чаще вводит в заблуждение, нежели дает истинное знание! — возразил Десняк. — Под прекрасной наружностью может скрываться ядовитая гадина, а под птичьими перьями может биться живое человеческое сердце! И зовут его, если я не ошибаюсь, Филимон.

— Не ошибаешься, — пробормотал пораженный князь. — Но откуда ты знаешь?

— Нет на свете ничего тайного, что рано или поздно не сделалось бы явным! — прошептал Десняк, глядя ему в глаза и улыбаясь загадочной улыбкой.

— Князь Света!.. Князь Тьмы!.. — продолжали вопить слепцы, стоящие по обе стороны от старого чернокнижника и протягивающие к Владигору дрожащие руки.

— Что им надо?! Я просто князь! Князь Синегорья Владигор Светозорович! — крикнул князь, невольно отступая на шаг.

— Лжешь! «Просто князья» сидят по своим уделам и кур щупают! — воскликнула Цилла, вскакивая на трон обеими ногами и обвивая вокруг талии свою пышную мантию.

— Исцели нас!.. Погрузи нас в вечное блаженство небытия!.. — наперебой ныли слепцы, осторожно ощупывая босыми ступнями края мраморной площадки.

— Что же мне делать? — чуть слышно прошептал Владигор, поднимая глаза к вершине купола.

— Назовись, сын мой! — загремел под арочными сводами голос Светозора.

— Но если я ошибусь? Если я назовусь именем, которого недостоин?

— Что я слышу? Ты боишься? — раздался гневный ответ.

— Нет, не боюсь! Я — Князь Света! — твердо ответил Владигор, поднимаясь по ступеням и протягивая руки навстречу слепцам.

— Лжешь! Гордыня обуяла! — завизжала Цилла. — Не прикасайся к ним! Они все умрут!

Но Владигор уже взошел на последнюю ступень и положил ладонь на бельма ближайшего слепца. Тот замер, опустил руки, а когда князь убрал свою ладонь с его лица, взглянул на него пронзительными голубыми глазами. Он хотел что-то крикнуть или прошептать, но Владигор быстро приложил палец к его губам и молча указал на одну из боковых галерей. Прозревший благодарно поклонился и отошел, уступая место следующему слепцу. Они подходили, прозревали от легкого прикосновения ладони, кланялись и, положив перед князем книгу, берестяной свиток или мелко исписанный клочок пергамента с обгорелыми краями, молча удалялись в боковые галереи. Вскоре на площадке остался один Десняк и Цилла, по-прежнему восседавшая на троне в своей пушистой серебристой мантии.

— А с этим что делать? — спросил князь, указывая на книги и рукописи, грудой наваленные на мраморных плитах.

— Заберу, князь, с твоего позволения! — пробормотал Десняк, извлекая из-за пазухи грубый холщовый мешок. — Почитаю, разберусь на досуге, что тут к чему, а потом мы с тобой об этих делах потолкуем… Вино, горящая лучина, в окно глядит таинственная ночь…

— И истина к своим склоняется перстам, словно в руке своей разглядывая что-то, из-за ее плеча невидимое нам, — подхватил Владигор.

— Прекрасно сказано, князь! Изумительно, и главное, как точно! — продолжал бормотать старый чернокнижник, заталкивая в мешок книги и рукописи.

— Браво, князь! — звонко захлопала в ладоши Цилла, — Ты еще и поэт вдобавок ко всему!

— Это не я, — усмехнулся Владигор. — Легкий смерч прошумел в моей голове, оставив эти слова, подобные праху, выпадающему из песчаного вихря пустыни…

— Откуда ты, князь льдов, знаешь про песчаные вихри? — насторожилась Цилла.

— Узнать можно все, — сказал Владигор, кивнув на туго набитый мешок в руках Десняка.

— Вот-вот, нет ничего тайного, что рано или поздно не сделалось бы явным! — подтвердил старик, тряся жидкой пепельной бородкой.

— Ну что ж, поднимайся сюда! — сказала Цилла, сходя с трона и зябко кутая плечи в меховую мантию. — Надеюсь, ты не откажешься отужинать со мной?

Она хлопнула в ладоши, и двое слуг поспешно вынесли из-за трона столик, накрытый белой льняной скатертью с темно-малиновым орнаментом по краю. Князь скользнул по рисунку беглым взглядом и увидел, что он представляет собой ритмичное чередование волчьих и человеческих черепов со скрещенными под нижней челюстью костями. Слуги, вынесшие столик, торопливо одернули углы скатерти, вновь убежали за трон и вернулись с двумя изящными стульями с высокими резными спинками.

— Почему только два? — удивилась Цилла, обращаясь к слугам и указывая им на стоящего в сторонке Десняка. — Вы что, считать не умеете?

Те виновато закивали головами и тут же принесли третий стул. Пока все трое устраивались вокруг стола, слуги приносили и расставляли на скатерти тарелки, бокалы, блюда с невиданными фруктами, подносы с неведомой Владигору дичью, тонкогорлые кувшины, запечатанные заплесневелыми печатями; по мраморным ступеням поднимались и рассаживались по краям площадки музыканты с трубами, флейтами, барабанчиками и круто изогнутыми рожками. Как только они заняли свои места, Цилла ударила серебряной ложечкой по висящей над столом золотой тарелочке, и, как только ее мелодичный звон затих, музыканты приложили к губам свои инструменты, барабанщики взмахнули палочками, и тишина под куполом взорвалась целым смерчем диких, несогласных между собой звуков.